АМЕДИЙЦЫ

Наши любимые сериалы \"АМЕДИА\" и не только
Текущее время: 25-04, 09:26

Часовой пояс: UTC + 4 часа




Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 14 ] 
Автор Сообщение
 Заголовок сообщения: История Любви
СообщениеДобавлено: 21-06, 20:55 
Не в сети

Зарегистрирован: 20-06, 18:35
Сообщения: 29
Откуда: Рига, Латвия
Название: История Любви
Автор: Катрин
Саммари: события происходят во времена правления Николая I
Пейринг: чуть позже вы всё узнаете
Статус: не закончен
Количество глав: ?
Дисклаймер: отказ от коммерческих прав. Все права на героев принадлежат компании Амедиа.

Посвящается семье Урусовых.


Прочитав мои воспоминания, возможно, кто-то из вас удивится, узнав, что их автору совсем не так много лет, чтобы предаваться написанию мемуаров. События, описываемые мною, произошли неполных 3 года назад. Но иногда мне кажется, что всё случилось очень и очень давно. Это было время, когда русские солдаты отдавали свои жизни ради Отечества и императора на Кавказе. Именно тогда, когда их боевой дух был надломлен, количество дизертиров росло и многие потеряли веру в победу, и появился некий человек, по имени Петр Каульбах, который разъезжая по России, смог внушить людям, что нынешний император не способен завершить войну победой, что трон занят им незаконно, что он, Петр Каульбах, есть тот человек, который должен править Российской Империей. Вы спросите, какое отношение ко всему этому имею я, молодая девушка, полжизни прожившая в имении вдали от столичной суеты? Всё очень просто....

Моё имя – княжна Екатерина Федоровна Урусова. Мне 23 года. Почти три года назад, я уехала из России, чтобы больше никогда туда не возвращаться. С того момента, как маменька заставила меня покинуть наше имение и вернуться в свет, я успела влюбиться и возненавидеть, убедиться в лживости людей и их поступков, разувериться в родных и близких, увидеть искренность в чужих. Мой брат, князь Илья Федорович Урусов, и моя мать, княгиня Дарья Матвеевна Урусова, оказались верными соратниками Петра Каульбаха. Я была последней, кто узнал об их причастности к заговору против царя. Более того, я предала своего родного брата, подтвердив его соучастие перед самим императором.

Всё началось в тот злополучный день, когда маменька решила, что мы возвращаемся в Петербург. Видит Бог, я не хотела этого. В имении я чувствовала себя защищенной, в безопасности. Я боялась, что вернувшись в Петербург, может повториться тот ужас, случившийся со мной несколько лет назад, который я всеми силами старалась забыть. Именно поэтому я хотела остаться в поместье. Но маменька была непреклонна. По дороге мне удалось сбежать от Аграфены, дальней родственницы нашей семьи, сопровождавшей меня в поездке. Я вернулась в имение и была счастлива, пока не появился он.

Петр Каульбах, странный господин, утверждавший, что он ближайший друг моего брата, заявился к нам в дом. Этот человек вызывал во мне невероятный страх. Чего стоил только один его взгляд! Казалось, что он видит насквозь и читает мысли. Властный, величественный, он чувствовал себя хозяином в доме, в котором оказался впервые. Он расхаживал по поместью, отдавал распоряжения...Я увидела как он разговаривал с каким-то цыганом. Мне показалось это очень странным, потому что маменька всегда приказывала управляющему строго следить, чтобы их не было на территории имения. Однажды, прогуливаясь, я услышала шум, доносившийся из старого амбара. Зайдя внутрь, я увидела Петра Каульбаха. Он был взволнован и почему-то не давал мне пройти вглубь строения. А потом...он меня поцеловал. Этот поцелуй был страстным и в то же время грубым. Когда он прижал меня к себе, мой сердце было готово остановиться от страха. В тот момент я тысячу раз пожалела, что сбежала от Аграфены. Когда я приехала в Петербург, маменька долго бранила меня за мой безрассудный поступок, но потом успокоилась. В тот вечер мы были приглашены на бал по случаю Дня Ангела самого императора.

Этот вечер стал роковым в моей судьбе и изменил всю мою жизнь. На балу у императора я встретила человека, которого полюбила больше жизни, ради которого была готова на всё, ради которого поступилась преданностью и любовью к своему родному брату. Этим человеком был князь Михаил Павлович Воронцов. В обществе о нем слыла дурная слава. Его считали покорителем женских сердец, которые он, едва завоевав, не задумываясь разбивал. Этого не удалось избежать даже родственнице самого императора. Именно поэтому князь Воронцов так долго отсутствовал в России и вернулся лишь незадолго до моего приезда в Петербург. Я полюбила его с первого взгяда. Когда об этом узнали маменька и Илья, они беспрестанно твердили мне, что чувства, о которых он говорит мне, лишь игра, что я для него возможность узнавать сведения об Илье. Я им не верила и не понимала, зачем ему это. Сейчас я пишу об этом спокойно, но тогда я не хотела слышать, не хотела видеть то, в чем меня пытались уверить. Сейчас я понимаю, что те чувства, которые князь испытывал ко мне, навсегда остались бы лишь дружескими, они бы никогда не переросли в любовь, которую я так ждала от него.

В тот день я узнала, что у меня есть соперница – Александра Илларионовна Забелина. Так же как и я, она всю жизнь прожила в имении и недавно приехала в Петербург. Хотя князь и пытался разуверить меня в том, что испытывает к ней симпатию, я чувствовала, что между ними существует некая нить. И это не давало мне покоя. Я отправилась к нему, чтобы заставить его сделать выбор между мной и Александрой Забелиной. Всю дорогу я молила Бога лишь о том, чтобы князь не отверг меня. Господь услышал мои мольбы и Михаил Павлович выразил мне чувство глубокой симпатии и привязанности. Если бы случилось иначе, я бы не пережила этого.

Маменька и Ильюша пытались убедить меня в неискренности князя, приводили различные доводы, но я настолько верила Михаилу, что их слова оставались для меня пустым звуком. Да, не скрою, несколько раз они почти добились своего и я начинала сомневаться в словах князя. Но каждый раз, он убеждал меня в обратном, вновь и вновь даря мне надежду.

Я была счастлива. В глубине души меня терзали мысли и сомнения, но как я могла устоять перед его теплой, ласковой улыбкой, перед его нежным открытым взглядом?! Маменька делала всё, чтобы не дать нам видеться. Она даже пожаловалась императору на князя Воронцова, будто он вновь принялся за старое и избрал меня своей новой жертвой. Она увезла меня на воды, решив, что так я смогу быстрее забыть его. Как же она ошибалась! Потом, когда всё закончится, я буду с благоговением вспоминать свою мать и всё, что она сделала для нас, своих детей. Но тогда, ее поступок казался мне предательством по отношению ко мне. Пока мы были в отъезде, князь Воронцов обвенчался с Александрой Илларионовной Забелиной. Узнав об этом, жизнь для меня остановилась. Я хотела исчезнуть. Боль обиды и предательства душила меня изнутри. Ко всему, я узнала, что моя собственная мать приказала сжигать все письма, написанные мне князем. Я узнала об этом случайно и боль разочарования заполнила меня всю. Преступив гордость, я отправилась к его дому, чтобы посмотреть, как он счастлив с другой. Я больше никому не могла верить. Всё казалось ложью. Я уехала в имение. Но и тут маменька не давала мне вздохнуть спокойно. Для безопасности ко мне был приставлен человек императора – Муреев Аркадий Нилович. Его постоянное присутствие раздражало меня, но я ничего не могла с этим поделать. К тому же, Илья и господин Каульбах вновь приехали в наш дом.

Я уже была готова смириться и принять всё как есть...но однажды утром в нашем имении появился тот, о ком я думала даже когда спала, тот, кого я продолжала любить несмотря на то, что он растоптал мои чувства и посмеялся надо мной. Князь Воронцов появился на пороге нашего дома. Увидев его, я потеряла дар речи. Я поняла, что буду любить его всегда, где бы и с кем бы он не находился. Это убивало меня, но я знала, что моя любовь к нему исчезет лишь с моим последним вздохом. Он приехал ко мне, вновь окрылив меня призрачной надеждой, подарив мне счастье видеть его и слышать его голос. Я была готова простить ему всё. Лишь обручальное кольцо на его пальце каленым железом жгло мне сердце. Мне никогда не суждено было узнать, почему он покинул свою жену на второй день после свадьбы. Я так и не смогла решиться и спросить его об этом. Он говорил, что совершил самую большую ошибку в своей жизни, женившись на Александре Забелиной, что та, которая действительно ему нужна сейчас стоит перед ним. Волна несказанного счастья накрыла меня с головой. Я верила ему и ничто в целом мире не изменило бы моего желания быть рядом с ним.

Вечером того же дня, князь впервые поцеловал меня. Я никогда не забуду этот поцелуй. Даже теперь, вспоминая тот вечер, я помню каждое его слово, каждое прикосновение. Я так давно ждала этого, хотя и понимала, что он женат и этот поцелуй, возможно, ничего для него не значит. Я убежала к себе в комнату и всю ночь не могла сомкнуть глаз. Несколько раз я хотела пойти к нему. Не знаю зачем. Наверное, чтобы просто его увидеть. Я была готова открыть ему свое сердце, сказать, что жизнь вдали от него не имеет для меня смысла, хотя я прекрасно понимала, что он и так это знает. Сейчас, я понимаю, что видела мир лишь так, как то позволяло мне моё сердце, а не разум.

Следующий день будет многие месяцы возвращаться ко мне в ночных кошмарах. Он станет точкой отсчета дней, оставшихся моей семье. Я снова попалась в сети Михаила, поверив, что цель его визита – желание видеть меня. Он приехал совсем по другой причине. Он знал, что в имении находится мой брат и Петр Каульбах. Они были настоящей целью его визита, но об этом я узнаю много позже. Мое сердце бешенно застучало, когда лакей доложил о прибытии графа Дмитрия Игнатьева и княгини Александры Воронцовой. Я чувствовала, что их появление разрушит ту мечту, которую я воскресила в своем сознании. Александра Илларионовна хотела о чем-то немедленно переговорить с князем, но к всеобщему удивлению он исчез. Тогда Александра отправилась на его поиски сама. Я очень переживала и боялась, что после их разговора князь уедет. Уедет навсегда. В ожидании, я мерила шагами комнату, как вдруг с улицы донеслись крики о помощи и страшный грохот. Не одеваясь, я выбежала на улицу. Вокруг царила суета, раздавались крики и пахло гарью. Полыхал амбар. Предчувствуя беду, я побежала туда. То, что я увидела, я не забуду никогда. Александра Илларионовна, сдерживаемая графом Игнатьевым, рыдала и кричала, что в горящем амбаре находится ее муж. Услышав эти слова, слезы градом хлынули из моих глаз, судорожные рыдания не давали сделать вдох. Вокруг всё закружилось. Затем, раздалось несколько взрывов. В этот момент я замерла, всё вокруг, как будто бы больше не существовало. Меня силой увели в дом и уложили на постель. Я лежала и не могла поверить в то, чему стала свидетельницей, в то, что его больше нет. Я уже не рыдала. Одинокие слезы, одна за другой стекали по моим щекам.

Была глубокая ночь. Я лежала на постели, мой взгляд растворился в пространстве. Я уже и сама не знала, жива ли я. Мысли поглотила пустота. Движимая странным предчувствием, я встала и тихо вышла из комнаты. Незаметно покинув дом, я отправилась в лес. Было темно и лишь одинокие звезды светились на ночном небе. Мне не было страшно. Мне не было холодно. Я брела сквозь кустарники, цепляясь за них платьем. Я раздвигала колючие ветви деревьев, которые царапали мне руки. Но я не чувствовала боли. Та боль и тоска, сжимавшие мое сердце, притупили все остальные чувства. Я шла вперед не разбирая дороги, не имея конечной точки пути. Я не заметила как начала заниматься заря. Снег скрипел под ногами, а в воздухе витал запах гари. Казалось, он преследовал меня, не давая ни на секунду забыть о том, что произошло несколько часов назад. Свернув с тропы я остановилась. Я не знала, сон это или явь. Неужели мой рассудок сыграл со мной злую, жестокую шутку?

Под деревом я увидела князя. Подойдя ближе, я убедилась, что всё происходит на самом деле. Он открыл глаза и прошептал моё имя. Слезы, катившиеся по щекам, обжигали мое лицо. Князь очень пострадал. Его руки, лицо были обожжены. Он едва мог говорить. Мой разум мгновенно прояснился, неведомо откуда появилась сила и одно единственное желание – спасти его. К счастью, неподалеку находилась изба нашего лесника. Позвав его на помощь, мы с трудом перенесли князя в дом и уложили на кровать. Каждое его движение сопровождалось стоном, лицо искажала гримаса боли. Раздев князя, я не могла поверить своим глазам. Казалось, на нем не осталось живого места. Убедив лесника держать происшедшее в тайне, мы перевязали князя. Он бредил. В бреду он называл какие-то имена, твердил об оружейном складе, и беспрестанно звал Сашеньку. Я не отходила от Михаила весь день. Я не хотела думать о том, что сейчас творится в имении. Я не хотела видеть никого, лишь быть рядом с ним.

Мне всё же пришлось оставить князя и вернуться в имение. Подходя к дому, я боялась встретить Александру Илларионовну. Я боялась посмотреть ей в глаза, боялась увидеть то, что в них отражалось. Князь умолял меня не говорить никому о том, что он жив. Никому, даже жене. Он был уверен, что его пытались убить. Узнав обратное, эти люди могли попытаться сделать это вновь. Войдя в дом, я поняла, что из Петербурга прибыла маменька. Она громко кричала на кого-то, но я не стала вслушиваться, а скорее побежала в свою комнату. Проходя мимо комнаты для гостей, в приоткрытую дверь я увидела Александру. Она собирала вещи мужа и горько плакала. Бог свидетель, я хотела войти и рассказать ей правду. Но боязнь за жизнь князя взяла верх над сочувствием к ее горю. Я бы не смогла еще раз пережить гибель дорогого мне человека. Едва сдерживая слезы от увиденного, я прошла к себе.

День за днем я приходила в дом лесника и выхаживала князя. Ему стало заметно лучше. Я почувствовала, что он переменился ко мне. Он называл меня своим ангелом-хранителем, говорил, что теперь я его единственный верный друг. Друг. Конечно же, я хотела услышать от него нечто большее, но в сложившихся обстоятельствах, мне казалось, что в это слово он вкладывал гораздо более глубокий смысл. Если бы мой разум победил над сердцем, я бы различила искреннюю благодарность и теплое дружеское отношение от любви, которой мне так хотелось. Я почти перестала бывать дома. Никто не знал, где я и что делаю целыми днями. Как же тяжело было лгать маменьке, брату. Как же было тяжело скрывать от них правду. Мне приходилось быть вдвойне осторожной, так как господин Каульбах почему-то стал проявлять интерес к моим исчезновениям. Я знала, что он следит за мной и понимала - если ему удастся выяснить, что князь Воронцов не погиб, всё пойдет прахом. Михаил рассказал мне, что Петр Каульбах очень опасен, что он может навредить моей семье. И первым под ударом мог оказаться мой единственный брат Илья. Михаил уверял, что он втянул Ильюшу в какое-то опасное и грязное дело, в результате которого он может пострадать. У меня не было причин не верить ему. В подтверждении его слов, я стала чаще и чаще замечать странные разговоры между маменькой, Ильей и Каульбахом, которые мгновенно прекращались как только я входила в комнату. Было странным видеть господина Каульбаха, рассыпающегося в комплиментах, проявляющего столь чуткое внимание к моей персоне. Илью, который почему-то стал настолько скрытным, что порой я сомневалась, тот ли это Илья, с которым мы вместе выросли, делились самым сокровенным. А главное маменьку, которая объявила князя Воронцова виновным в происшедшем пожаре, виновным в хранении оружия в сгоревшем амбаре. Я пыталась объяснить ей, что Михаил честный и порядочный человек, но она лишь усмехалась и говорила, что я слишком плохо разбираюсь в людях и слишком хорошо поддаюсь уговорам.
Как я не старалась, мне не удалось скрыть причину своего постоянного отсутствия. Маменька проследила за лесником и обнаружила князя. Тогда мне показалось, что нам удалось убедить ее в невиновности Михаила и добиться ее содействия в разоблачении настоящих виновников происшедшего. Кто мог знать, что моя мать будет действовать на несколько ходов вперед и выстраивать обстоятельства таким образом, как это будет выгодно Петру Каульбаху! Я полностью положилась на нее тогда и отдала наши судьбы в ее руки, которые плели хитроумную сеть для князя Воронцова. Да, она не только не старалась помочь восстановить его честное имя, она делала всё, чтобы настроить императора против князя и возбудить в нем подозрение в его причастности к организации заговора. Более того, она всеми силами пыталась помешать вдове князя Воронцова дознаться правды, не дать втоптать в грязь честное и благородное имя погибшего супруга.

Когда князь восстановил свои силы и здоровье, мы вернулись в Петербург. Перед отъездом из имения я поцеловала князя. Я никогда не думала, что смогу решиться на такое, но я так боялась нашего возвращения в столицу, так боялась, что теперь, когда он здоров и более не нуждается во мне, как раньше, он встретится с Александрой Илларионовной и навсегда исчезнет из моей жизни. По дороге я призналась князю в своих страхах, так как не могла более находиться в неведении. С каким облегчением я вздохнула, когда Михаил сказал, что по-прежнему намерен расторгнуть брак с Александрой. В моем сердце вновь зажегся огонек надежды. Я снова начала мечтать о том, что когда всё закончится мы будем вместе. Я представляла, как маменька, узнав, что Михаил не в чем не виновен, даст нам свое благословение. Кто бы мог тогда сказать, что мне придется пережить, чтобы помочь доказать непричастность князя к заговору против царя и что в результате я узнаю о своей семье, о людях, роднее которых у меня никогда не было и не будет!

Одна мысль о том, что мы с Михаилом живем под одной крышей приводила меня в трепет. Я знаю, что он никогда бы не позволил себе совершить ничего низкого по отношению ко мне, в отличии от господина Каульбаха. Я верила в его благородство, и в то, что в один прекрасный день он признается мне в любви. По приезду, князь некоторое время не покидал особняк, но потом, он стал тайком от маменьки выходить из дома. Каждый раз, когда за ним закрывалась дверь, я думала, что это навсегда. Чувство страха потерять его не покидало меня ни на минуту, пока он не возвращался вновь. Однажды, он сказал, что пришло время встретиться с Сашей и открыться ей. Этому способствовали некие неожиданные обстоятельства. Александра Илларионовна до сих пор вела свое тайное расследование о гибели мужа. Придя к нам в дом, она обвинила маменьку в несчастном случае в имении, а также в смерти ее матери – Елизаветы Петровны Забелиной. Я не могла поверить в ее слова. Она назвала мою мать убийцей! Когда она наконец покинула особняк, маменька разыграла для меня потрясающий спектакль несчастной, оскорбленной женщины. А я...я поверила ее словам, потому что не имела оснований сомневаться в маменьке, и в том, что она говорит. Но слова Александры глубоко засели в моей памяти и моем сердце. Она говорила так убедительно, казалось такой самоотверженной. Князь убедил меня в том, что для нашего благополучия ему необходимо увидеться с женой. Когда он произнес это слово, мое сердце сковал ледяной холод. Михаил считал, что убедившись в том, что он жив, Саша бросит это дело. Также, он хотел поскорее положить конец их браку. Последние его слова заставили меня улыбнуться. С тяжелым сердцем я отпустила его на встречу с Александрой.

Этой встрече не суждено было состояться. Михаил не нашел Александру, она исчезла и никто не знал, где ее искать. Зато, стало известно, что мой брат и Петр Каульбах отправились в город Екатеринбург, а не в Крым, как уверяла меня маменька. Я очень переживала за Илью, боялась, что господин Каульбах причинит ему вред, а я ничем не смогу ему помочь, находясь здесь. Михаил не скрывал своего беспокойства относительно исчезновения жены и пытался ее розыскать. Но все его попытки были безрезультатны. Однажды я не выдержала и открыто спросила князя, почему он так хочет найти Сашу. Князь посмотрел на меня, как не смотрел еще никогда. Он взял мои руки в свои и сказал, что ограждая Сашу от опасности, которая нависла над ней, он ограждает от опасности и нас с ним. В его глазах я прочла искренность и заботу, и в очередной раз мне пришлось согласиться. Приложив немало усилий, было найдено место, где Забелины нашли свое прибежище. Это было одно из беднейших мест Петербурга – Гороховая улица, где проживали самые нищие слои населения. И тогда, Михаил принял решения поручить заботу о жене совему верному, ближайшему другу графу Дмитрию Антоновичу Игнатьеву. Он знал, как тот относится к Александре и был уверен, что граф сможет защитить ее от любой опасности. Поступили новые сведения из Екатеринбурга и князь безотлагательно должен был отправиться туда. Времени ждать уже не было. Я чувствовала, что эта поездка изменит всё. Я была обязана принять в ней участие. Но я знала, что добровольно князь никогда не согласится взять меня с собой в Екатеринбург. Я была в отчаянии и решила шантажом добиться его согласия. Если бы я могла предположить, чем обернется для меня это путешествие! Отправляясь в Екатеринбург, я была полна решимости, была готова пойти на что угодно, лишь бы спасти своего брата, вызволить его из цепких лап Каульбаха. Но для этого я должна была отправиться туда вместе с Михаилом и господином Муреевым. Мой шантах заключался в следующем. Я дала свое согласие на встречу с графом Игнатьевым, во время которой я должна была сообщить ему о местонахождении Саши. Я не оставила князю выбора. Ему больше не к кому было обратиться. И он сказал, что возьмет меня с собой в Екатеринбург.

Мы бежали тайно. Но я оставила записку маменьке, в которой сообщала, что направляюсь в Екатеринбург, чтобы любой ценой спасти брата, выручить его из беды, в которую он попал, доверившись Петру Каульбаху.

Дорога в Екатеринбург оказалась очень долгой и утомительной, но я не на секунду не пожалела о своем выборе. Я могла лишь догадываться, что будет с маменькой, когда она прочитает мою записку. Я думала, что узнав цель моего побега с князем, она простит меня и будет благодарна за то, что я спасла нашего Ильюшу. Да, я верила в это, так же как и в то, что мой брат жертва, попавшаяся в сети господина Каульбаха. Я надеялась, что князь поможет мне убедить брата в том, что его друг – опасный человек, который не остановится не перед чем, лишь бы достичь своей цели.

Приехав в Екатеринбург, мы заняли комнаты на постоялом дворе. Мы считали, что о нашем приезде не знает никто, а тем более Петр Каульбах. Как же мы ошибались! Ему доложили о нашем приезде, как только мы въехали в город. Потом я буду долго ломать себе голову, пытаясь понять, как ему удалось узнать об этом, пока Илья не обмолвится, что в письме маменька сообщила ему о том, что я вместе с князем Воронцовым направляюсь в Екатеринбург. Но даже тогда, я не посмею предположить, что моя мать была в курсе всего, что происходило, и помогала им. А пока, мы считали, что находимся в полной безопасности. Господину Мурееву удалось выяснить какие-то новые обстоятельства дела и даже то, где находились Петр Каульбах и мой брат.

На третий день нашего пребывания в Екатеринбурге, в наши комнаты ворвались люди, вооруженные пистолетами, и заставили нас проследовать за ними. Нас привели ... к господину Каульбаху. Илья тоже был там. Я заметила, что в отличии от Каульбаха, в глазах которого читалась уверенность и величие, взгляд Ильи отражал панический страх. Тот вечер навсегда останется в моей памяти. Я не верила в происходящее. Я не верила своим глазам, не верила своим ушам. Петр Каульбах возомнил себя наследником Российского престола. А князь...он присягнул ему в верности и перешел на его сторону. Я задыхалась в этой комнате, люди, находившиеся в ней, плыли перед моими глазами. Затем, в доказательство своей верности Михаил должен был убить господина Муреева. Когда я услышала этот приказ и увидела пистолет, переданный в руки князю, я не выдержала и, закричав, выбежала из комнаты. Что происходило дальше до сих пор кажется мне чем-то нереальным. Я сидела в комнате и молилась. Слезы текли по моим щекам, слова молитвы бессвязно слетали с губ. Я боялась услышать выстрел. Боялась, что будет после того, когда он прозвучит. Он прогремел коротко, как праздничная хлопушка. Мысль, что князь сделал это, была последней ясной мыслью, пронесшейся в моем сознании в тот вечер. Обессилив от рыданий, я упала на кровать.

Наверное, я впала в беспамятство и очнулась лишь когда услышала стук. Я подумала, что это Мишель и подошла к двери. Ужас застыл на моем лице, когда на пороге я увидела Петра Каульбаха. В его глазах был какой-то странный блеск, он гипнотизировал меня своим взглядом. Решительно зайдя в комнату, он захлопнул за собой дверь. Я была в ловушке. Мне было некуда бежать, некого звать на помощь. Он подошел ко мне так близко, что я чувствовала его горячее дыхание, слышала, как стучит его сердце. Он притянул меня к себе и попытался поцеловать. Я отбивалась как могла, но мой страх, казалось, придавал ему еще больше силы и уверенности. Он вновь начал говорить о том, что любая девушка на моем месте была бы счастлива и почла за честь оказаться рядом с будущим императором. От волнения и ужаса я не понимала и половины его слов. Он смотрел на меня так, как мужчина смотрит на женщину, которую он страсно желает, желает сделать своей. В его взгяде был тот огонь страсти, о котором можно только мечтать... но, мечтать с любимым мужчиной. У меня больше не было сил сопротивляться. Он поправил мне локон, выбившийся из прически. Я крепко закрыла глаза. Неожиданно, я почувствовала, что его железная хватка ослабла. Теперь она больше походила на объятие, слишком нежное для такого как он, и поэтому неумелое. Я медленно открыла глаза. То, что я увидела поразило меня. На меня смотрел словно другой человек. Не то чудовище, недавно отдавшее приказ об убийстве и грубо схватившее меня в амбаре. На меня смотрел человек, в глазах которого читалась печаль. Его взгяд был полон нежности. Он осторожно провел рукой по моей щеке, утирая слезы. В тот момент я почувствовала, что не боюсь его. Мне больше не хотелось кричать и звать на помощь. Я просто смотрела в его глаза. Он молчал. А я не могла произнести ни слова. Тогда он осторожно взял меня на руки, положил на кровать и накрыл покрывалом. Когда он держал меня на руках, я почувствовала огромную силу и мужественность, исходившую от него. Находясь у него на руках, я чувствовала себя защищенной. Вам покажется это смешным, глупым, наивным, но это было именно так, именно эти чувства переполняли меня в тот момент. Мои глаза начали медленно закрываться. Он сидел подле кровати и держал меня за руку. Последнее, что я помню, был его нежный, осторожный поцелуй, после которого я окончательно провалилась в сон.

Я очень устала и, видимо, спала очень крепко. Когда я открыла глаза, уже давно стоял день. То, что произошло прошлой ночью, казалось сном, кошмарным и прекрасным одновременно. Я боялась выйти из комнаты, боялась увидеть князя и услышать то, что он собирался мне сказать. На полу у кровати я увидела платок. В уголке были вышиты инициалы – П. К. Р. В дверь постучали. В комнату вошел князь Воронцов. Его правая рука была перевязана. То, что я услышала в следующую минуту, повергло меня в ужас. Петр Каульбах и мой брат были арестованы. Также я узнала, что господин Муреев жив. Стреляя в него, князь целился в медальон, висевший у него на шее. Благодаря ему, он остался жив.

Михаил рассказал, что после того, как он выстрелил в господина Муреева, Каульбах сразу покинул комнату, предоставив князю возможность самому разобраться с телом. После его ухода, неожиданно появились два агента, присланные графом Игнатьевым из Петербурга. Увидев лежащего на полу господина Муреева, они арестовали князя. Но так как он оказался жив, Михаила отпустили. Он объяснил, что расследует заговор и рассказал кого следует задержать. Илью нашли быстро. А Петр Каульбах словно сквозь землю провалился. Я знала, где в это время находился господин Каульбах. Я не могла решить, говорить ли князю об этом или нет, но он опередил меня. Он сказал, что обыскав весь дом, пропустили лишь одно место – мою комнату. Поднявшись на второй этаж, Михаил увидел его, выходящего из моей комнаты. Он бросился к нему, между ними произошла драка. Каульбах твердил, что со мной всё в полном порядке и сейчас я сплю, но Михаил, как будто не слышал его слов. На шум прибежали люди из полиции и арестовали его. Пребывая в шоке от услышанного, я опустилась на кровать. Михаил спросил меня, действительно ли Каульбах не причинил мне никакого вреда. Я сказала ему правду - он на самом деле не сделал мне ничего дурного. По глазам князя я видела, что он очень взволнован. Михаил признался, что после того, как Илью и Петра Каульбаха увезли в полицейский участок, он зашел в мою комнату, чтобы удостовериться, что со мной всё в порядке. Я спала сном младенца.

Я не знала, что мне делать дальше. Я решительно не хотела верить в то, что мой брат – заговорщик. Но всё указывало именно на это. Я не знала, как сообщить об этом маменьке. Я представляла, что с ней будет, когда она узнает, что ее родной сын, в котором она души не чаяла, замышлял заговор против царской семьи. О наказании, которое его ожидает, я не хотела даже думать. Меня охватила ярая ненависть к Петру Каульбаху! Его образ, в котором он предстал передо мной прошлой ночью, исчез как утренний туман. Я решила, что это был его очередной ход, чтобы притупить мою бдительность, не дать мне помешать его планам. Илья, бедный мой братик, попался в его ловушку, поверил его лживым обещаниям! Я решила, что больше этот человек меня не проведет, ему больше не удастся обмануть меня. Я потребовала от Михаила устроить мне встречу с братом.

Князь был против. Он твердил, что из этого не выйдет ничего хорошего, что Илья сам, добровольно подтвердил свое соучастие в заговоре. Я сказала князю, что хочу услышать это от него лично, сказала, что не верю в то, что мой брат совершил бы такое по собственной воле. Михаил был вынужден согласиться, иначе я отказалась покинуть Екатеринбург. Когда я вошла в камеру, в которой держали Илью, слезы полились из моих глаз. Я уговаривала, я умоляла Илью сказать, что это всё неправда, что он не имеет никакого отношения к грязным замыслам Каульбаха. Меня начало трясти от ужаса, когда брат сказал мне, что он верит ему и пойдет на всё ради этого человека, пойдет до конца. В изнеможении я опустилась на скамью. Этот кошмар не кончался, а становился лишь ужаснее! Я кричала, спрашивала, почему он верит ему, почему ввязался в эту игру, которая неизбежно закончится каторгой?! Илья спокойно смотрел на меня и повторял, что он верит в справедливость, которая восторжествует как только Петр Каульбах займет место, принадлежащее ему по праву. Я поняла, что все мои попытки вразумить брата ударяются о глухую стену. Он не дрогнул даже тогда, когда я просила его подумать о маменьке, о том, что будет с ней и со мной, после того, как их разоблачат. Илья молча отвернулся к стене, дав мне понять, что наш разговор закончен.

Вернувшись из полицейского участка, я заперлась в своей комнате. Мир вокруг меня рушился. Я легла на кровать и закрыла глаза. Мгновенно в памяти всплыли картинки из нашего детства. Илья, играющий со мной в прятки, рассказывающий о том, что он станет генералом, когда вырастет и будет всегда защищать нас с маменькой. Затем, голос уже взрослого Ильи повторял, что за Петра Каульбаха он готов отдать жизнь. Потом картинка сменилась, и я вновь увидела перед собой господина Каульбаха, смотрящего на меня с нежностью. Я заснула, сжимая в руке платок с инициалами П. К. Р.

Меня разбудил стук в дверь. Это был князь. Он пришел сообщить, что в самое ближайшее время мы покидаем Екатеринбург и возвращаемся в столицу. Князь собирался увидеться с цесаревичем и воскреснуть. Теперь, когда заговор был раскрыт, а виновные арестованы, больше не было необходимости скрываться. Я знала, что рано или поздно это произойдет. Но эта новость просто обрушилась на меня. Я предчувствовала, что вернувшись в Петербург, я потеряю его навсегда. Я догадывалась, что после визита в Зимний Дворец, Михаил отправится к жене. На этом будет всё кончено. Под влиянием пережитого, я не выдержала и спросила, что будет после того, как он объявит себя живым. Князь пристально посмотрел на меня. Он всё понял, все мои страхи и опасения отражались в моих глазах. Подойдя ко мне совсем близко, он взял мои руки в свои и поцеловал их. Я почти лишилась чувств, от прикосновения его губ. Он казался мне таким близким, мне так хотелось коснуться его. Князь сказал, что благодарен мне за всё, что я сделала для него и ради него, что я стала ему самым близким и дорогим человеком. Еще он сказал, что вновь будет просить цесаревича способствовать разрешению расторгнуть его брак с Александрой. Эти слова пролились целебным бальзамом на мою истерзанную страданиями душу. Я почти уверилась в том, что получив развод, Михаил предложит мне руку и сердце. Покидая Екатеринбург, никто даже не догадывался, какие события ждут нас по возвращению в столицу, какие новые испытания приготовила нам судьба.

За время нашего пути я почти не спала. Стоило лишь закрыть глаза, как мне снились кошмары и вскрикивая, я просыпалась. И вот, мы въехали в Петербург. Меня ожидало объяснение с маменькой, пожалуй, самое важное и трудное в моей жизни. Разумеется, она накинулась на князя с угрозами и обвинениями, едва мы успели переступить порог. Он пытался ей всё объяснить, но маменька не давала ему вставить и слово. Наш разговор должен был состояться наедине и князь удалился. Моя мать обвиняла меня в том, что я сбежала с заговорщиком, не думая ни о ней, ни о своей репутации. Набравшись духу, я закрыла глаза и произнесла те ужасные слова, каждое из которых давалось мне с великим трудом. Я рассказала маменьке, что Михаил Павлович не в чем не виновен, что настоящие заговорщики находятся под арестом в Екатеринбурге, и их имена – Петр Каульбах и Илья Урусов. На минуту маменька потеряла дар речи. Она смотрела на меня невидящим взглядом, потом схватилась за сердце и присев на кресло сказала, что мои слова – клевета и я говорю всё это, чтобы выгородить князя Воронцова. Моя мать оказалась прекрасной актрисой. Ей без труда удалось розыграть удивление, страх и слезы и убедить меня в том, что она даже не догадывалась о коварном замысле господина Каульбаха. Она твердила, что ее сын не способен на подобные действия, что господин Каульбах – честный и порядочный человек, который также не заслуживает моих обвинений. Тем вечером мы долго плакали с маменькой. Я рассказала ей обо всем, что произошло в Екатеринбурге, о том, что Илья по какой-то непонятной мне причине предан Петру Каульбаху и готов положить свою жизнь ради цели, которую он преследует. Маменька плакала вместе со мной, гладила меня по голове...а в это время искала возможность вызволить Илью и господина Каульбаха из тюрьмы.

Её помощь не понадобилась. После того, как князь Воронцов побывал во дворце и встретился с цесаревичем, мы узнали, что ни ему, ни императору не докладывали об аресте заговорщиков. Мы поняли, что каким-то необъяснимым образом им удалось бежать. От цесаревича Михаил также узнал, что Александра Илларионовна не живет в особняке Воронцовых, несмотря на новое завещание, которое должны были передать ей через графа Игнатьева. В доме по-прежнему проживал кузен Михаила с супругой. Без промедления князь отправился в особняк Игнатьевых. Но слуга сообщил, что господ нет дома, что все перебрались в поместье на неопределенный срок. Когда я узнала, что он уезжает в имение Игнатьевых, мое сердце от волнения готово было выпрыгнуть из груди. Умом я понимала, что эта встреча необходима и рано или поздно она должна произойти. Но моё сердце, оно не давало разуму взять верх, оно заставляло сомневаться, что после их разговора он вернется ко мне. Князь просил меня успокоиться, но я уже давно забыла, что такое покой.

Неожиданное появление посланника из Зимнего Дворца нарушило планы князя, его хотел видеть сам император. Я намеревалась отправиться к императору вместе с ним. Я боялась, что ему не поверят и арестуют. Мне помешала маменька. Она появилась неожиданно и приказала мне оставаться дома. После ухода князя, она стала говорить о моем долге перед семьей, перед Ильей, о том, что я должна молчать, что сейчас, как никогда мы должны сплотиться, чтобы спасти его. Я смотрела на маменьку и не узнавала ее. Она, которая всю жизнь учила меня быть честной, говорить только правду, предлагала оклеветать князя ради спасения Ильи. Мне казалось, что в какой-то мере я понимаю ее мотивы - всеми силами она пыталась помочь Илье выбраться из этого болота, в которое его втянул Петр Каульбах. И я готова была сделать то же самое, но только не ценой свободы и жизни любимого человека. Маменька пошла на крайнюю меру и сказала, что неужели я готова предать родного брата ради князя Воронцова, который так подло поступил со мной, использовал моё к нему отношение для достижения своей цели?! Услышав эти слова, я почувствовала как сотни маленьких кинжалов вонзились мне в сердце. Я любила Илью, любила всем сердцем! Но, он сам выбрал свой путь, сам вступил в преступный заговор против императора! Маменька сказала, что, если с Ильей произойдет что-нибудь ужасное, она не переживет этого! Я понимала, что наказание Ильи и Каульбаха – неизбежно и это терзало мою душу, моё сердце. Я не хотела верить, что князь использовал меня, что я ничего для него не значу. Ожидание и мысли обо всём этом, убивали меня. Я не узнавала себя. Я всегда была и буду готова на всё, ради этого человека, потому что любила его больше жизни. Он жив, ему больше ничто не угрожает, а главное, он скоро станет свободным и...мы будем счастливы. Я жила этой иллюзией и не позволяла никому, даже себе самой, разрушить ее.

Мне все же пришлось отправиться в Зимний дворец, и на этот раз маменька не могла помешать мне, так как сам император послал за мною. Еще несколько часов назад я была готова отправиться туда вместе с князем. Теперь, когда меня ждали во дворце, панический страх заполнил всё моё существо. Я знала, что рассказав правду, потеряю своего брата, а солгав, потеряю человека, любовь к которому была сильнее всего остального, сильнее меня самой. Я осталась верной князю до конца, а также самой себе, признав Илью Урусова и Петра Каульбаха заговорщиками. Я предполагала, что после моего ухода, маменька будет всеми силами пытаться убедить Его Величество в невиновности Ильи, будет убеждать в его в том, что я прикрываю князя Воронцова, потому как испытываю к нему нежные чувства и глубокую привязанность. Также я знала, что ей не поверят, что сомнения, относительно благородства, честности и преданности Ильи императору, крепки и нерушимы.

Покидая дворец, я плакала. Это был еще один страшный день в моей жизни, который мне пришлось пережить. Я представляла, как Илью будут судить и отправят на каторгу. Представляла, что будет с маменькой, когда это произойдет. Я бежала по длинному коридору, слёзы застилали мне глаза. Выбежав на улицу, я увидела князя. Он ждал меня. Мы сели в карету и отправились домой. Мы ехали молча. Мне не хотелось говорить, а он, понимая это, тоже молчал. Оказавшись дома, я опустилась в кресло и закрыла глаза. Я думала о том, что маменька никогда не простит мне сегодняшнего дня. Меня успокаивало лишь одно, я знала, что была честна перед императором, перед князем и перед собой. Но, мысль о наказании, грозившем Илье, не давала мне покоя, не отпускала моё сердце и разум. Утирая слёзы платком, я случайно заметила на нем уже знакомые инициалы П. К. Р. Переполненная ненавистью и отвращением к этому человеку, я скомкала платок и бросила его на пол.

В комнату вошел Михаил. Он подошел и опустился передо мной на колени. Взяв мои дрожащие руки в свои он посмотрел на меня с нежностью и сказал, что никогда не забудет сегодняшний день, день, когда благодаря мне его доброе имя возвращено ему. Теперь он может больше не скрываться и не опасаться за свою жизнь. Пока он говорил мне всё это, его взгляд пробирался в глубины моего сердца, слова теплом разливались по всему телу. Я сказала, что счастлива подарить ему эту свободу и возвращение к жизни. Как я не старалась, я не смогла сдержать слез. Он крепко прижал меня к себе, а потом сказал, что никогда не встречал человека, более искреннего, чем я. На какое-то мгновение, мне показалось, что его слова звучат как прощальные, но я тут же прогнала прочь эти мысли. Сердце мне подсказывало, что он не уйдет. А потом произошло то, о чем я мечтала с нашей первой встречи, то, что я столько раз представляла себе и видела во сне. Михаил попросил моей руки. То, что происходило, казалось мне прекрасным сладким сном. Я боялась проснуться. Я хотела, чтобы этот сон, воплотивший все мои мечты и желания, длился вечно. Я сказала да. Я начала верить в чудеса. От переизбытка чувств, мир закружился у меня перед глазами. Мишель подхватил меня на руки и нежно поцеловал. Это был самый желанный и долгожданный поцелуй в моей жизни, поцелуй, от которого мое сердце замирало. Мужчина, который, как я думала, уже никогда не станет моим, сейчас находился подле меня, держал меня в своих объятиях, признавался мне в любви. О чем я могла еще мечтать?! Я была счастлива, была готова прокричать об этом на весь мир!

Радость происходящего омрачало лишь одно. Теперь, когда обстоятельства, задержавшие князя, были выяснены, он по-прежнему собирался отправиться в имение графа Игнатьева, чтобы встретиться с Александрой Илларионовной. Я отпустила его с легким сердцем, потому что верила, что он вернется ко мне, вернется свободным. Маменька быстро опустила меня с небес на землю, заронила в мою душу сомнения и страх того, с чем мне так хотелось распрощаться навсегда. Она сказала, что отпустив князя, я сама помогла ему преодолеть ту пропасть, которая была между ним и его женой. Она сказала, что встретившись, они, более, уже не расстануться никогда. Её голос звучал так спокойно и уверенно, что я невольно поддалась, начала думать, что, сказанное ею – правда.

Я сидела и ждала, гипнотизируя взглядом дверь, подбегала к окну, заслышав шум на улице. Но его всё не было. Маменька собралась в поместье. Как она сказала, её там ждали неотложные дела. Если бы я знала, зачем она направляется туда! Если бы я знала, что мой брат в это время находился в имении!!! Если бы я знала, что больше никогда не увижу свою мать! Она прощалась со мной так нежно, как будто уезжала на долгое время, хотя уверяла, что очень скоро вернется в Петербург. Когда маменька обняла меня, я почувствовала всю её огромную любовь ко мне, её заботу и беспокойство за меня и мою судьбу. Потом я пойму, что всё, совершенное ею, было сделано ради нас, её детей. Уезжая, маменька сказала мне слова, смысл которых я пойму много позже. Она сказала, что мой жизненный путь будет таким же, как и у нее. Впоследствии, узнав правду о прошлом своей матери, я не буду оправдывать ее поступки, как и упрекать. А тогда, прощаясь с ней, я понимала, что благодарна ей за всё, потому что она – моя мать.

Я осталась одна. День клонился к вечеру, когда я смогла с облегчением вздохнуть – Михаи Павлович вернулся из имения Игнатьевых. Едва увидев его, я почувствовала, что что-то произошло, что-то изменилось, но никак не могла понять, что именно. Князь не стал ничего утаивать от меня и рассказал, что ему так и не удалось поговорить с Александрой. Я смотрела на него, не понимая, и ждала хоть каких-то объяснений. Всё оказалось просто – Александра Илларионовна вышла замуж за графа Дмитрия Антоновича Игнатьева. Я не знала, плакать мне или смеяться. Слова возмущения сорвались с моих губ, о которых я потом буду сожалеть. Но в тот момент, я негодовала и говорила князю ужасные вещи о его жене, пока тот, прикрикнув, не остановил меня. А затем, Михаил сказал мне нечто такое, отчего земля стала уходить у меня из-под ног. Все мои надежды разбились в один момент, когда он сказал, что покидает Россию навсегда. Покидает один. Мне не хватало воздуха, а сердце стучало так медленно, что казалось оно вот-вот остановится навсегда. Я стала просить, умолять его взять меня с собой. Я заверяла князя, что без него моя жизнь не имеет смысла. А он твердил лишь одно, что взяв меня с собой, обречет меня на страдания, жизнь в нищите, вдали от семьи. Мои попытки объяснить ему, что мне безразлично богатство, роскошь и одобрение маменьки, что мне нужен лишь он один. Но мои слова разносились по комнате пустым звуком. Князь принял решение, которое не собирался менять. Он искренне благодарил меня за всё, что я для него сделала, но ничего более, кроме теплых дружеских чувств, он мне предложить не мог, а безнадежных обещаний он давать не хотел. Я не понимала. Я не хотела понимать. Еще утром он просил моей руки, а сейчас собирался уехать из России навсегда. Его слова сотнями маленьких молоточков стучали у меня в висках. Князь покинул комнату, а я, рыдая, в изнеможении упала на пол.

Не знаю, сколько времени я так пролежала. Открыв глаза, я увидела, что в комнате совсем темно, уже давно наступила ночь. Я немного успокоилась. Происшедшее несколько часов назад, осенним густым туманом осело в моем сознании. Я поднялась с пола и отправилась к себе. Там я умыла лицо, распустила волосы и одела ночную сорочку. Взяв горящую свечу, я вышла из комнаты. То, что я собиралась сделать, было моей последней надеждой, быть с Михаилом, быть с мужчиной, лучше которого на земле не существовало никого. Сейчас, когда все эти события стали прошлым, я понимаю, что отвергнув меня, Михаил поступил поистине благородно, не дал мне упасть в пропасть, из которой я бы никогда не смогла выбраться. Я понимаю, что та жертва, которую я собиралась принести во имя моей любви к нему, была бы напрасной, я всё равно не смогла бы удержать его, не смогла бы заставить полюбить меня, как бы сильно я того не желала. А самое главное, что я вынесу из этой долгой, наполненной надеждами и болью истории, это то, что ни один мужчина не стоит наших слёз и унижений, как бы сильно мы их не любили. Но тогда, я была юнна, больна любовью к князю и не понимала очевидного, не хотела видеть реальность, обещающую лишь боль.

Тихо пройдя по коридору, я открыла дверь его комнаты. Он мирно спал. Некоторое время я просто стояла и смотрела на него. Смотрела на любимое лицо, губы, поцелуи которых я так ждала, глаза, полные обещаний, смотревшие на меня с нежностью. Я хотела навсегда сохранить этот образ в своей памяти. Поставив свечу на стол, я опустилась на колени и поцеловала его. Он проснулся не сразу. Перед тем, как открыть глаза он улыбнулся. Увидев меня, он не сказал ни слова. Я не давала ему сделать этого, покрывая его губы поцелуями. Как же сильно забилось моё сердце, когда он стал целовать меня в ответ, целовать страстно, заставляя трепетать всё моё существо. Я легла рядом с ним и почувствовала тепло, исходившее от него. Он обнимал меня, его поцелуи обжигали моё тело. Я не верила своему счастью, не верила, что это происходит на самом деле. Всё закончилось внезапно. Михаил отстранился от меня, начал говорить, что не должен этого делать, что это нечестно по отношению ко мне, потому что он не испытывает ко мне любви и никогда не женится на мне. Еле сдерживая рыдания, я выбежала из комнаты.

Черную полосу в моей жизни сменяла следующая. Утром я получила послание из имения. В нем говорилось, что моей маменьки нет в живых. Произошел несчастный случай. Содрогаемая рыданиями, я упала на ковер. Я не могла поверить в то, что было написано в письме. Маменьки больше нет! Моё сердце разрывалось от боли и отчаяния. С трудом я поднялась и побежала в комнату для гостей. Она была пуста. Лакей рассказал мне, что барин рано утром уехали. Я опустилась на кровать. Еще вчера, лежа на этой кровати в объятиях любимого, я чувствовала себя счастливой. Теперь, я испытывала боль невосполнимой утраты. Он уехал. Я не знала, увижу ли я его вновь. Взяв лист бумаги и перо, я начала писать. Это было письмо князю Воронцову. В нем я прощалась с ним, с моей любовью к нему. Я решила немедленно ехать в имение. Строки, в которых я просила князя больше никогда не искать со мной встреч, дались мне с невероятным трудом. Я благодарила его за всё, что он сделал для меня, за то, что хоть на мгновение я испытала то, о чем местала долгие месяцы.

Когда я уже почти собиралась покинуть дом, неожиданно появился граф Игнатьев. Император поручил ему лично доставить некую шкатулку моей маменьке. Я сообщила князю о том, что произошло, о том, что дом Урусовых находится в трауре и глубочайшей скорби. Я не могла не заметить в глазах Дмитрия Антоновича неподдельного, искреннего сочувствия. На мгновение мне показалось, что и он в тот момент переживал горечь утраты любимого человека, в его глазах промелькнула тоска и печаль. После ухода графа, я позволила себе открыть шкатулку. То, что я увидела в ней, повергло меня в шок. В юнности, моя мать была люьовницей императора! В шкателке лежало множество писем, написанных маменькой Николаю Романову. В них она признавалась и клялась ему в вечной любви. Также были письма, в которых маменька угрожала императору и его будущей жене. Письма дрожали в моих руках. Я поняла, как маменька страдала все эти годы, как тяжело ей было наблюдать счастье любимого с другой! Я вспомнила ее прощальные слова. Закрыв глаза, я сидела в полной тишине. Теперь я знала, почему она так защищала Илью, почему искала ему оправдание! Она сама была участницей заговора против императора! Жажда мести, мучавшая ее все эти долгие годы, нашла выход. Она мстила императору за разбитые надежды и разбитые мечты! Она мстила за свое разбитое сердце...
Поездка в имение не внесла никакой ясности. Следователь, приходивший в дом, сказал лишь то, что ведется расследование и виновные будут наказаны. Виновные? Я не могла понять, кому нужно было убивать мою мать? За что? И о каком расследовании может идти речь, если маменька погибла в результате несчастного случая? Я надеялась, что Ильюша сможет мне хоть что-нибудь объяснить. Но, мне так и не удалось с ним повидаться, хотя он и был в имении. Находясь в доме, одна, меня начали мучать воспоминания нашей спокойной, беззаботной жизни, которой мы наслаждались до того момента, пока маменька не заставила меня вернуться в Петербург. Сжав всю свою волю в кулак, я отдала приказания закладывать карету – я возвращалась в столицу.

Мне было страшно. Хорошо, что там меня ждала тётушка Аграфена, единственная душа, оставшаяся верной семье Урусовых до конца. Я бы никогда не подумала, что через некоторое время, тетушка окажет мне неоценимую услугу, спасет меня от свершения еще одной ошибки, которая была бы, увы, непоправима. Я ехала в карете. Закрыв глаза, я видела маменьку в тот день, когда она прощалась со мною, слышала ее голос, помнила каждон ее слово, сказанное в тот вечер. Слезы медленно катились по щекам. Я достала платок, чтобы вытереть лицо. На платке я увидела три буквы – П. К. Р. Этот человек будто преследовал меня! Я вновь закрыла глаза. В моей памяти мгновенно всплыл тот странный вечер в Екатеринбурге, вечер, когда господин Каульбах предстал предо мной совершенно другим человеком, в лицо которого я смотрела без капли страха и отвращения, чей взгляд пленял своей нежностью, столь несвойственной ему. Невольно я коснулась своих губ, вспомнив поцелуй, после которого я провалилась в сон. Затем, образ господина Каульбаха медленно преобразился в образ Мишеля, смотревшего на меня с лаской и любовью. Он направлялся в мою сторону, протягивая ко мне руки. Но оказалось, что князь шел не ко мне, а к Александре Илларионовне, стоявшей позади меня. Закричав от ужаса, я очнулась. Мы подъезжали к особняку.

В доме было тихо. Траур чувствовался в каждой комнате, в каждом коридоре. Я безмолвно, словно призрак, бродила из комнаты в комнату. Я не знала, как мне жить дальше, что делать со своей разбитой вдребезги жизнью. Когда мне доложили о прибытии князя Воронцова, я поверила не сразу, ведь он собирался покинуть Россию и уехать в Европу. Но, выйдя в гостиную, я увидела Мишеля. Моё воспаленное сознание уже рисовало призрачную картину его возвращения ко мне. Суровая реальность вернула меня на землю. Князь сказал, что он вернулся к жене. Эта новость прозвучала как гром среди ясного неба. До сих пор не понимаю, что дало мне силы устоять и выдержать этот жестокий удар судьбы. Но я выдержала. Пока князь выражал мне свои соболезнования по поводу кончины маменьки, каждое слово вонзалось мне в сердце, словно маленький заточенный кинжал. Его присутствие было равносильно соли, посыпаемой на открытую рану жестоким палачом. Сжимая в руках платок, я попросила князя уйти, покинуть этот дом и больше никогда в нем не появляться. Мне показалось, что на мгновение его взгляд остановился на моем лице, как будто он пытался запомнить мои черты, мой голос, меня, кого он так безжалостно растоптал. Уходя, князь Воронцов задал мне вопрос о местонахождении маменьки в тот день, когда у Александры Илларионовны родился ребенок. Как оказалось, на свет появились мальчик и девочка, которую похитили сразу после рождения. Получив ответ на свой вопрос, Мишель ушел, еще раз попросив прощения за все страдания, что причинил мне. Отдав приказание слугам никого не впускать в дом, я опустилась на диван. Усталость, накопившаяся за эти дни, дала о себе знать - я мгновенно уснула.

Меня разбудила тетушка. Она говорила, что по поручению императора прибыл граф Игнатьев. Пожалуй, это был единственный человек, которого я тогда хотела видеть, с кем могла говорить. Император передавал свои искренние соболезнования и то, что он не забудет моего участия и помощи в раскрытии заговора. Я надеялась, что немного отдохнув, мне станет легче, но чувства боли и утраты новой волной накатили и стали увлекать за собой. Дмитрий Антонович оказался очень понимающим и чутким к моему горю, пытался успокоить меня. Нарушив допустимые приличия, он сел рядом и обнял меня. Странное чувство посетило меня в тот момент. Как и тогда, в Екатеринбурге, когда господин Каульбах взял меня на руки, я вновь почувствовала себя защищенной. Мне очень помогло это объятие, помогло понять, что в этом мире еще есть люди, которым небезразлична моя судьба. В ту минуту, моя боль была еще слишком сильна, чтобы предположить, что участие графа Игнатьева на этом не закончится. Я попросила Дмитрия Антоновича почаще бывать у меня, сказала, что его дружба для меня очень много значит.

Дальнейшие события происходили так быстро, что напоминали яркую карусель, кружащуюся без остановки. Илью арестовали и присудили десять лет ссылки. Я благодарила Бога за то, что государь миловал его и оставил в живых. Господин Каульбах будто сквозь землю провалился. После того, как заявившись во дворец и предъявив некие документы, доказывающие его принадлежность к роду Романовых, он исчез. Об этом лишь однажды обмолвился граф Игнатьев. И, если бы не его платок, который почему-то я так и не смогла выбросить, я бы даже и не думала о нем. Нет, не буду обманывать себя и вас – да, я думала о нем, думала чаще, чем мне бы того хотелось. Прошло несколько месяцев, прежде чем происшедшие события стали понемногу блекнуть. Я осознала, что Мишель никогда не вернется ко мне, что он счастлив с женой, что они созданы друг для друга и должны быть вместе. Граф Игнатьев стал частым гостем в моем доме и я всегда была ему рада. Своим присутствием он дарил мне то тепло и успокоение, в котором я так нуждалась. Но, оставаясь одна, я доставала платок с инициалами П. К. Р. и подолгу теребила его в руках.

Однажды, горничная убиравшая комнаты для гостей, принесла мне книгу. Она сказала, что случайно нашла ее в ящике стола в комнате, которую занимал барин, друг Ильи Федоровича, гостивший в доме. Я сразу поняла, кому она принадлежит. Взяв книгу, я хотела прочитать название, но оно было написано на немецом языке. Я стала просто перелистывать страницы. К моему удивлению, из книги выпал сложенный вдвое лист бумаги. Развернув его, я начала читать. Это было письмо, обращенное ... мне. Оно было написано на прекрасном русском языке.

Екатерина Федоровна!

Я пишу Вам это письмо, даже не надеясь, что Вы когда-либо его прочтете. Я принес Вам много зла и страданий. Я вел себя с Вами недостойно, мое поведение не раз было оскорбительным для Вас. Но, я готов встать перед Вами на колени и молить у Вас прощения, возможность искупить Вашу боль и слезы. С первой нашей встречи я полюбил Вас. Ваш взгляд, полный детской нежности, растопил лед моего сердца. Ваша улыбка согревала мне душу сильнее, чем самое яркое пламя. Ваш голос пролился звонким пением птиц. Когда Вы находились рядом или проходили мимо, всё моё существо призывало меня немедленно открыться Вам. Я никогда прежде не испытывал подобных чувтсв. Я всегда считал, что настоящее, искреннее чувство любви и нежной привязанности мне чуждо и я никогда его не познаю. Пока не встретил Вас. Я благодарен судьбе за тот вечер, когда впервые увидел Вас в Вашем имении. Вы явились предо мною светлым ангелом, спустившимся с небес. Теперь, Вы, наверное, знаете, кто я на самом деле и каковы мои намерения. Моя цель заставляла меня быть жестоким и непоколебимым, иначе я бы не смог достичь ее. Я кляну себя за все свершенное мною, что заставило Вас страдать. Я знаю, что не имею права даже надеяться, допускать мысль о том, что Вы могли бы испытывать ко мне иные чувства, кроме ненависти и презрения. У Вас есть на это право. Но, я никогда не перестану молить Бога, чтобы иметь возможность заслужить Ваше прощение и снисхождение, возможность надеяться, что когда-нибудь Вы сможете простить меня и ... быть со мной. Я понял, что иного счастия мне не надо, лишь быть с любимой, быть с тобой....


Письмо заканчивалось многоточием. Подписи не было. Но, в ней не было необходимости, я прекрасно знала, кем оно написано. Сначала я хотела смять его и бросить в пылающий камин. Какое-то непонятное чувство или предчувствие остановило меня. Сложив письмо, я спрятала его в шкатулку. С того дня мысли о господине Каульбахе и его судьбе не покидали меня. Решив, что Дмитрий Антонович может пролить какой-то свет, я спросила, известно ли ему что-либо. К сожалению, граф не знал ничего более, о чем уже говорил мне ранее. Лишь добавил, что тема заговора и Петра Каульбаха считается во дворце запретной, и мне лучше постараться поскорее забыть об этом. Конечно, он понимал, что забыть об этом я не смогу никогда, но он должен был это сказать. Ради меня.

Приближался день моего рождения. Я не выходила в свет и надеялась, что об этом никто не вспомнит. Но, о нем помнили ...государь. Дмитрий Антонович, прийдя навестить меня, сообщил, что Его Величество хотели бы видеть меня завтра во дворце. Сначала я испугалась, подумав, что император решил изменить наказание Ильи на более суровое. Граф, увидев мое волнение, успокоил меня, сказав, что сей визит не имеет никакого отношения к моему брату, что Его Величество хочет поговорить со мной...а также и с Дмитрием Антоновичем.

Всю ночь я не могла сомкнуть глаз. Я терялась в догадках, не могла понять, зачем государь хочет видеть меня и графа Игнатьева. И вот наконец, наступило утро. В наш дом стали доставлять корзины с цветами и поздравлениями. Их присылали знакомые нашей семьи, которые чтили светлую память моей матушки. Одним из первых, с графом Дмитрием Антоновичем, свои поздравления прислал император. В письме, приложенном к цветам, Его Величество повторял своё пожелание – видеть меня сегодня во дворце. Мне ничего не оставалось делать как подчиниться. Пока мы ехали в карете Дмитрий Антонович был немногословен. Я чувствовала, что он не меньше меня озадачен пожеланием государя.

В коридорах дворца было тихо, также как и тогда, когда я бежала по ним после того, как назвала императору имена настоящих заговорщиков, тем самым оправдав князя Воронцова и отправив на каторгу своего брата. Я собрала всю свою волю в кулак, чтобы не позволить этим воспоминаниям вновь завладеть моим разумом. Император ждал нас. Он был в хорошем расположении духа и еще раз поздравил меня с днем рождения. Упомянув при этом маменьку, он осенил себя крестным знамением и пожелал ей царствия небесного. Затем он подошел к нам с Дмитрием Антоновичем и произнес слова, которые повергли нас в шок. Император выразил желание видеть нас мужем и женой. Я стояла и не могла вымолвить и слова. Я понимала, что это пожелание, на которое есть лишь один ответ – согласие. Я понимала, что нахожусь в безвыходном положении, что не имею права отказать. Дмитрий Антонович также был очень удивлен и казалось, не мог подобрать слов и что-либо сказать в ответ. Государь ответил сам, сказав, что понимает, как мы смущены от неожиданности. Я нашла в себе силы улыбнуться в ответ. С тех пор как я осталась одна, граф Игнатьев стал мне очень дорогим и близким человеком, но чувства, которые я испытывала к нему не были похожи на любовь. В моем сердце еще догорали угольки любви, которую я испытывала к Михаилу Павловичу и воспоминания об этом чувстве еще были свежи, хотя время делало свое дело и помогало мне забыть его. Казалось, император читал мои мысли. Он сказал, что нам обоим выпали немалые испытания и что наградой нам может стать наш счастливый союз, в котором мы обретем любовь и успокоение. Граф Игнатьев ответил, что был бы счастлив стать моим мужем. В его глазах я читала удивление и волнение, потому что как ни ему было знать, что любовь может так и не прийти, несмотря на самое теплое отношение и надежду.

Мы вновь молча шли по коридору. Государь дал нам месяц на подготовку к венчанию, на котром он собирался присутствовать лично. Мы чувствовали себя словно звери, пойманные в капкан. Когда мы шли через зимний сад, Дмитрий Антонович взял меня за руку. Он сказал мне, что не в силах что-либо изменить. Посмотрев в его глаза, я увидела доброту, спокойствие, заботу и огромную нежность, которая таилась в этом человеке. Я понимала, что в моем положении следует быть благодарной судьбе за подобный подарок. Я ответила Дмитрию Антоновичу, что почту за счастье стать его женой. В этот момент я почувствовала, как где-то в глубине моего сердца порвалась последняя ниточка, связывающая меня с князем Воронцовым. И пусть я не любила графа Ингатьева той любовью, которую испытывала к князю, которая сжигала меня изнутри от чувства напрасной надежды, я поняла, что теперь я свободна, свободна от горести предательства и обиды, сжимавшей моё сердце всё это время. Граф улыбнулся своей доброй, теплой улыбкой и сказал, что сделает всё, чтобы я была счастлива, всё, чтобы в моей душе воцарилось спокойствие.

Аграфена, узнав, что я выхожу замуж за графа Игнатьева, отправилась в церковь, чтобы возблагодарить Бога за то, что он сниспослал мне такое счастие в лице Дмитрия Антоновича. Я отправилась к себе в комнату. Я не чувствовала никаких эмоций, мне не было ни радостно, ни грустно. Сев за стол и открыв ящик, я вновь увидела платок с инициалами П. К. Р. Не знаю зачем, я поднесла его к лицу. Несмотря на прошествие времени, он по-прежнему хранил запах...запах человека, который исчез из моей жизни, оставив в ней неизгладимый след. Под платком в ящике лежало письмо, найденное в книге. Сколько раз я перечитывала его! Читая, я пыталась понять этого человека, и как не странно, пыталась найти ему хоть малейшее оправдание. Тот вечер в Екатеринбурге я по-прежнему видела в своих снах. Я боялась себе признаться, но в те моменты, мне хотелось, чтобы этот сон длился вечно.

Шли дни. Подготовка к венчанию была почти завершена. Софья Александровна, матушка Дмитрия Антоновича, приняла меня очень тепло. Я знала, что вместе с маменькой она давно мечтала о нашем союзе. Наши отношения с Дмитрием, как он сам попросил называть его, были очень добрые, теплые, но мы оба понимали, что та любовь, которая уже раз жила в наших сердцах, не повторится никогда. Мы знали, что, идя против воли сердца, мы, возможно, не обретем желанного счастья, но и пойти наперекор воле государя мы не могли. Моё подвенечное платье было уже готово. Увидев его, тетушка Аграфена растрогалась и сказала, что сейчас маменька смотрит на меня с небес и ее сердце радуется. Весь этот месяц во мне жило какое-то странное чувство ожидания, я как будто бы ждала, что вот-вот что-то произойдет. Но ничего не происходило. Я по-прежнему всё время проводила дома. Лишь однажды я отправилась в поместье, чтобы навестить могилу маменьки. Уже было совсем тепло и молодая зеленая трава пробилась сквозь согретую весенним солнцем землю, а распустившиеся пролески были похожи на прекрасный цветочный ковер. Когда я стояла у могилы и разговоривала с маменькой, на мгновение мне показалось, что за мной кто-то наблюдает. Обернувшись, я, конечно же, никого не увидела, но ощущение, преследовавшее меня всё это время, вновь лишило меня покоя. Я сказала маменьке, что ее мечта осуществилась – я выхожу замуж за графа Игнатьева. Но, мои сердце и душа не принадлежат ему. Они принадлежат другому человеку, которого я ненавижу...должна ненавидеть, но мысли о нем преследуют меня, не оставляют ни на минуту, не дают дышать. Я говорила, что сама не понимаю, как я вообще могу испытывать какие-либо чувства, кроме лютой ненависти к человеку, лишившиму меня всего, погубившего моего брата.


Последний раз редактировалось Катрин 24-06, 13:18, всего редактировалось 6 раз(а).

Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 21-06, 21:46 
Не в сети

Зарегистрирован: 20-06, 18:35
Сообщения: 29
Откуда: Рига, Латвия
Вернувшись в Петербург, я поняла, что отступать некуда, что я должна попытаться стать счастливой и сделать счастливым Дмитрия. Для себя я решила, что выхожу замуж за этого человека не из благодарности за его поддержку и доброе ко мне отношение, а потому, что он, что мы оба заслуживаем быть счастливыми и любимыми. И пусть это произойдет не сразу, но я полюблю его, полюблю за него самого. Мои наивные мечты разбились в пух и прах на слудующее утро. Всю ночь мне снились кошмары. Во сне я видела князя Воронцова, который просил моей руки и тут же обнимал Александру Илларионовну, маменьку, которая говорила, что никогда не даст согласия на мой брак с князем, Дмитрия, который обещал сделать меня счастливой, и Петра Каульбаха, который умолял меня не выходить замуж за графа Игнатьева. Он говорил, что выйдя за него, я буду обречена на жизнь, в которой не будет любви и счастья, что только он сможет излечить мои душевные раны им же причиненные, что он сделает всё, чтобы вымолить моё прощение...И маменька, стоявшая рядом, смотрела одобрительно и улыбалась, советуя мне слушать своё сердце, что только оно в силах подсказать мне правильное решение. Когда я проснулась, на моем лице выступил холодный пот, я дрожала от озноба, несмотря на то, что в комнате было очень тепло. Я еще раз перечитала письмо Петра Константиновича, сжала в руке принадлежавший ему платок. То, что я собиралась сделать, могло окончательно разрушить мою жизнь. Но, я понимала, что не могу поступить иначе. Всю жизнь меня учили быть честной перед людьми и перед самой собой. Обвенчавшись с графом Игнатьевым, я обману не только себя, его, Софью Александровну. Я обману Господа, перед лицом которого я дам обещание любить Дмитрия, обещание, которое не смогу выполнить. Обвенчавшись со мной, Дмитрий навсегда потеряет возможность встретить свою настоящую любовь, уготованную ему судьбой. Я не могла так поступить с ним, потому что он, как никто другой, заслуживал счастья.

Никому ничего не сказав, я отправилась во дворец. Я надеялась, что государь не откажет мне в аудиенции и выслушает меня. Проходя в кабинет Его Величества, я не знала наверняка, что скажу ему в следующие минуты. Мне не было страшно. Я была готова принять любой удар судьбы. Император был удивлен увидев меня. Едва переступив порог, я упала перед ним на колени. Слезы покатились по моим щекам. Я не понимала, что говорю и не слышала своих слов. Я просила у государя позволения...уйти в монастырь. Мои слова лились сплошным потоком, не давая опомниться ни мне, ни Его Величеству. Я говорила, что после всего, что мне пришлось пережить, после всех испытаний, выпавших на мою долю, единственное место, где я могу найти успокоение и смирение это стены монастыря. Закрыв глаза, я твердила, что готова отказаться от всех мирских благ и навсегда уединиться, дабы в тишине молиться за маменьку и брата, ступившего на неверный путь, приведший его к каторге. Я говорила, что Дмитрий Антонович заслуживает большего, заслуживает настоящей, взаимной любви, которой между нами нет и никогда не будет. Вероятно, моя просьба застала императора врасплох. В его глазах я прочитала сострадание, а может быть жалость...Когда государь дал свой ответ, я поняла, что теперь уже обратной дороги нет. Он сказал, что раз таково моё единственное желание – обрести покой в монастырских стенах – он не станет мне препятствовать. В память моего содействия в раскрытии заговора против Российского престола, Его императорское величество позволили мне расторгнуть помолвку с графом Игнатьевым и как только я буду готова, исполнить обет.

Сев в карету, я тяжело вздохнула. Я не знала, что скажу Аграфене, а главное, что я скажу Дмитрию. Платок господина Каульбаха вновь был в моих руках, он будто бы стал моим талисманом, который я всегда держала при себе. Я не знала, где теперь находится его хозяин и жив ли он. Я знала лишь одно, что я больше никогда его не увижу. Я собиралась принять постриг, чтобы навсегда отгородить себя от мирской жизни и страданий, которые я испытала сполна.

С Дмитрием мне объясняться не пришлось. Когда граф появился в нашей гостинной, он уже знал о том, что с одобрения императора наша с ним помолвка расторгнута, и что в самое ближайшее время я удалюсь в монастырь. Как я и ожидала, он просил меня не делать этого ради меня самой, говорил, что я молода и время лечит, что он смог бы убедить государя дать разрешение на отмену помолвки без моей жертвы, которую я собираюсь принести ценою своей мирской жизни. Но, я твердо стояла на своем. Я почти ничего не говорила. Я боялась увидеть его глаза, полные искренней теплоты и тревоги за мою судьбу. Я очень хотела, чтобы он поскорее ушел, чтобы не видеть его переживаний, чтобы он не увидел моих страданий. Когда он ушел, я неслышно опустилась на пол. Аграфена, вошедшая в комнату, подумала, что мне плохо и уже хотела звать доктора, но я попросила ее сесть рядом и выслушать меня. Бедная тетушка! Когда она узнала о том, что я намереваюсь сделать, она чуть не лишилась чувств. Я сказала ей, что приняв постриг, я навсегда отрешусь от мирской жизни и посвящу себя служению Господу. Свою часть состояния семьи Урусовых я отпишу монастырю. Но, она сможет как и прежде жить в Петербуржском особняке или имении и не волноваться о содержании. Тетушка поняла, что ей никоим образом не удастся меня переубедить и тихо всхлипывая вышла из комнаты.

Я чувствовала, что поступила правильно. Пусть такой ценой, но я разрубила узел, насильно связывавший нас с Дмитрием. Я знала, что в глубине души он благодарен мне. Я не могла поступить иначе, хотя бы ради того, чтобы дать ему возможность обрести настоящее чувство, в ответ на его доброту ко мне. Я уже знала какой монастырь избрать для своего затворничества. Воскресенский Новодевичий монастырь я любила с детства. Именно там я надеялась обрести покой. Дела связанные с передачей имущества монастырю разрешились гораздо бысрее, чем я предполагала. И это было к лучшему. Я не боялась передумать о своем решении, я не имела на это права. Мне хотелось поскорее начать новую жизнь, в которой не будет места обидам, тревогам, потерям...и любви, кроме той, которая предназначена Господу.

Мне вновь пришлось отправиться в имение, чтобы отдать последние распоряжения управляющему. Я решила не сообщать Илье о своем намерении уйти в монастырь. Царила жаркая сухая погода. Давно не было дождей и в доме было ужасно душно. Я решила открыть окно, чтобы прохладный ночной воздух остудил стены комнаты. Я лежала в постеле и вслушивалась в тихий шелест молодой листвы, ловила каждое дуновение ветра. Уже было далеко заполночь, но я никак не могла уснуть. В последнее время меня начала мучать бессоница, вызванная последними событиями. Я встала, чтобы выпить воды. Случайно посмотрев в сторону окна, я увидела, или мне показалось, что за занавесками промелькнула чья-то тень. Я подбежала к окну и стала всматриваться в темноту. Как не старалась, я не смогла ничего разглядеть. Лишь колышащиеся ветви деревьев и затихающие в далеке чьи-то шаги подтверждали моё предположение о том, что минуту назад тут действительно кто-то был. И только тут я заметила белую розу, лежащую на подоконнике. Взяв в руки, я поднесла ее к лицу. Прекрасный нежный бутон источал пьянящий аромат. Я глубоко вдохнула этот запах и закрыла окно. Вернувшись в постель я положила розу рядом на подушку. Ее бархатные лепестки щекотали мне лицо. Кто мог положить ее туда? Кто тот таинственный человек, который поспешил скрыться в глубине сада, как только я подошла к окну? И зачем он принес этот прекрасный цветок? Я уснула лишь под утро. Бессоница настолько овладела мной, что от невозможности заснуть мой разум стал играть со мной. События последних недель стали выстраиваться в странную цепочку обстоятельств, которые уже не казались мне странными, а приобретали то или иное значение. Я вспомнила свой прошлый приезд в имение. Может быть мне не померещилось, что за мной кто-то наблюдал? Может так оно и было на самом деле? Но, кто? Кому могло понадобиться следить за мной? Мой уставший разум рождал всё новые и новые вопросы, на которые я не могла найти ответов.

Проснувшись, первым делом я позвала управляющего, чтобы выяснить, не появлялся ли кто чужой в имении. Я не надеялась, что управляющий даст ответы на мои вопросы, но услышав, что никто из слуг ничего и никого не видел, я была разочарована. Мне предстоял день полный хлопот. Было необходимо разобраться с корреспонденцией, которая огромной стопкой лежала на столе в кабинете. Времени было мало и я решила заняться этим по пути в столицу. В саду начинали цвести яблони и мне захотелось прогуляться. Воспоминания из детства живо воскресли в моей памяти. Я бродила между цветущих деревьев, вдыхая их божественный аромат. В детстве мы братом очень любили играть здесь. Илья как обезумевший носился среди деревьев, доводя до отчаяния сначала нянюшек, а потом и гувернеров. Я дошла до дерева, под которым частенько играла в куклы вместе с Наденькой Орловой, когда она с братом Никитой приезжала погостить к нам в имение. Как же мы все тогда были счастливы! Какой беззаботной была наша жизнь! Незаметно я дошла до зимнего сада, в котором садовники выращивали цветы. Пройдя через сад, можно было попасть в дом. Розы так чудесно пахли, что я невольно задержала на них свой взгляд. Внезапно я словно остолбенела, стук моего сердца стал с силой отдаваться в висках – среди красивых белых благоухающих роз не хватало одной. Именно такая лежала на подоконнике! Цветок был аккуратно срезан и я была уверена, что роза, стоящая в вазе в моей комнате еще совсем недавно росла именно здесь! Садовник божился, что понятия не имеет, кто мог срезать цветок, а я понимала, что мне вряд ли удастся раскрыть тайну этой прекрасной чайной розы и человека, оставившего ее на окне моей спальни.

Вещи были уложены и карета ждала меня у парадного входа. Выйдя из дома, я обернулась и в последний раз оглядела его. Я навсегда прощалась с самым родным и дорогим местом, существовавшим для меня на земле. Взглядом я коснулась каждого окошка, каждого балкона. Слуги, как и всегда, вышли на улицу, чтобы попрощаться со мной. Наконец, карета тронулась. Я намеренно не хотела смотреть в окно, чтобы грусть расстования с родным домом не захватила меня полностью. Я просто сидела в карете, закрыв глаза, и не догадывалась, что вместе с прислугой меня провожает еще один человек, взгляд которого не отрывался ни на секунду от всё дальше и дальше удаляющегося экипажа, пока тот окончательно не скрылся из виду. Потом я узнаю, что проводив взглядом карету, в которой я направлялась в столицу, человек, скрывавшийся за ветвистой туей, необорачиваясь, быстрым шагом направится в лес, где в избе лесника, в которой я когда-то выхаживала князя Воронцова, он с силой ударит кулаком по столу и в негодовании будет крушить всё, что окажется у него под рукой. Этот человек будет сожалеть о том, что ночью, услышав шорох, убежал от окна моей спальни, боясь, что, испугавшись я закричу и он будет разоблачен.

Отъехав на порядочное расстояние от усадьбы, я наконец-таки решила просмотреть письма, скопившиеся за время моего отсутствия в имении. Их было много, а содержание неинтересным. Точнее теперь, меня уже не интересовало, что в них написано, всё казалось неважным, второстепенным. Едва осилив половину, я положила письма рядом на сидение, и закрыла глаза. Я чувствовала себя уставшей, хотя день только начался. Если бы я взяла себя в руки и досмотрела письма, то я бы обнаружила один странный конверт, на котором не было написано имя отправителя, и лишь красивым подчерком выведенное обращение Княжне Екатерине Федоровне Урусовой, говорило о том, что это письмо было адресовано мне. Но, едва закрыв глаза, я провалилась в глубокий сон и очнулась, когда карета въезжала в Петербург.

Отъехав на порядочное расстояние от усадьбы, я наконец-таки решила просмотреть письма, скопившиеся за время моего отсутствия в имении. Их было много, а содержание неинтересным. Точнее теперь, меня уже не интересовало, что в них написано, всё казалось неважным, второстепенным. Едва осилив половину, я положила письма рядом на сидение, и закрыла глаза. Я чувствовала себя уставшей, хотя день только начался. Если бы я взяла себя в руки и досмотрела письма, то я бы обнаружила один странный конверт, на котором не было написано имя отправителя, и лишь красивым подчерком выведенное обращение Княжне Екатерине Федоровне Урусовой, говорило о том, что это письмо было адресовано мне. Но, едва закрыв глаза, я провалилась в глубокий сон и очнулась, когда карета въезжала в Петербург.


Непрочитанные бумаги я отнесла в дом и оставила их на столе в своей комнате. Тетушка Аграфена передала мне письмо от настоятельницы Воскресенского Новодевичьего монастыря, который в скором времени должен был стать моим пристанищем. В нем говорилось, что меня уже ждут. Я долго сидела в пустой гостинной, держа в руках письмо настоятельницы. Вот и всё, подумала я. Все мои дела были завершены, и я решила, что завтра, собрав все необходимые вещи, отправлюсь в монастырь. Внезапно, от сильного порыва ветра распахнулось приоткрытое окно, и письма лежавшие на столе, упали на пол. Я подняла их и позвала горничную, чтобы та помогла мне уложить вещи. Я решила взять с собой старую Библию, уже много поколений принадлежавшую нашей семье. Я взяла первое попавшееся письмо и заложила им страницу. Тогда я даже не догадывалась, что этот вдвое сложенный лист бумаги поможет мне открыть дверь в новую жизнь, обрести опору в жизни и, наконец, познать истинную любовь, которая придет ко мне тогда, когда я меньше всего буду ее ждать.

Казалось, что лишь одна тетушка никогда не смирится с моим выбором. Она ходила по дому тихая и незаметная, словно призрак, постоянно крестилась и шептала молитвы. Я знала, о чем она просила Господа – чтобы он образумил меня, послал просветление. Она твердила, что убежать от самого себя неподвластно ни одному человеку, где бы он не находился. Я знала, что она готова была встать в дверях, только бы не выпустить меня. С тех пор, как не стало маменьки, а Илью отправили на каторгу, тетушка осталась единственной родной душой в моей жизни. Я понимала, как ей трудно принять мой выбор, ведь и я была для нее единственным близким человеком. Но моё намерение было твердым и никто и ничто не могло заставить меня передумать.

В ночь перед отъездом мне вновь приснился удивительный сон, как будто бы я снова нахожусь в имении и стою у открытого настежь окна. Обернувшись, я вижу человека, одетого в темную одежду, на лице которого маска. Я не боюсь его, несмотря на то, что не вижу его лица. От него будто веет доверием и спокойствием. В руках он держит белую розу, такую же как в прошлый раз он оставил на подоконнике. Ничего не зная о нем, я чувствую, что это был он. Я подхожу к нему и хочу снять черную маску, скрывающую его лицо. Резким движением он останавливает мою руку и задерживает её в своей. Он говорит, что пусть он так и останется тайной, что так будет лучше для меня самой. Затем он подносит мою руку к губам и нежно прикасается к ней. Проснувшись, я увидела, что на дворе стоит глубокая ночь. Взяв в руки ночник, я вновь достала из ящика стола платок господина Каульбаха и его письмо. Мне не было необходимости читать его, содержание я знала наизусть. Закрыв глаза, я подумала, почему, ну почему он не оставляет меня в покое даже тогда, когда его нет рядом, а может быть его больше вообще нет! Почему я не могу избавиться от этого платка и письма?! Почему всё время думаю о нем, думаю с нежностью, вспоминаю его черты, звучание его голоса, чувствую на губах его поцелуй, когда я должна ненавидеть его, ненавидеть за то, что он разрушил жизнь моей семьи?!

Терзаемая этими мыслями, я заснула. Наступивший день должен был разделить мою жизнь на две половины, первая из которых, со временем, останется лишь воспоминанием. Когда я вышла в гостинную, тетушка сидела на диване и смотрела в одну точку. Казалось, она боится пошевельнуться. Увидев меня она не сказала ни слова, лишь молча утерла бежавшую по морщинистой щеке слезу. Пока лакеи выносили мои вещи, мне захотелось пройтись по дому, я хотела запечатлеть в памяти каждый его уголок. Библиотека, кабинет, покои маменьки, комната для гостей, ставшая укрытием для господина Каульбаха, а потом и для князя Воронцова. Дом казался огромным и пустым, мои шаги глухо разносились по коридорам. Попращавшись с родным домом и тетеушкой, я не оглядываясь села в карету. Дорога до монастыря не должна была занять много времени. Сейчас, я даже не могу вспомнить, о чем я думала попути в обитель, какими были мои мысли и о ком.

Матушка-настоятельница встретила меня со всем радушием, показала мне мою комнату, территорию монастыря и рассказала о правилах, которым должны следовать все монахини и послушницы. Мне нравилась тишина, царившая в стенах этого святого места, нравилось едва слышное нашептывание молитв, проходящих мимо монахинь, даже воздух казался здесь каким-то особенным. Я чувствовала, что здесь, начав новую жизнь, я смогу изгнать из своего сердца болезненные, неподвластные моей воле воспоминания, перестать думать и мечтать о том, чему никогда не суждено сбыться. Я с интересом смотрела на проходящих мимо монахинь. Многие из них были совсем молоды. У каждой из них была своя судьба, которая привела их в эти стены. Наблюдая за ними я думала, что совсем скоро стану одной из них, облачусь в такие же одежды и долгими часами буду молиться в храме, вдыхая аромат ладана. Вечером, ложась в постель, я достала спрятанный под подушкой лист бумаги. Я знала, что не должна была брать с собой письмо и платок этого человека. Также я понимала, что не в силах расстаться с ними. Сжимая в руке платок, я заснула. Во сне я видела себя маленькой девочкой, гуляющей по роще нашего имения. Я держала в руке ромашку и отрывая один лепесток за другим загадывала желания. Одним из моих желаний было поскорее вырасти и встретить на своем пути человека, который полюбит меня больше жизни, будет заботиться обо мне и оберегать от напастей, с которым я буду счастлива, с которым переживу одно из приключений, описанных в любовных романах. Впервые за последние месяцы я спала спокойно, безмятежно, не подозревая о том, что испытания, предопределенные мне судьбой еще далеко не закончились, что даже монастырские стены не смогут противостоять им.

Началась моя жизнь в монастыре. До того как совершится обряд пострига, мне, как и всем, решившим отстраниться от мирской жизни, дали время еще раз всё обдумать и окончательно увериться в своем намерении. Настоятельница сказала, что человек должен прийти к такому решению сам, следуя зову своего сердца, а не бежать от прошлой жизни в надежде изменить ее. Дни стали однообразными и очень длинными. Я нисколько не пожалела о своем решении и не собиралась менять его, вероятно, такая жизнь казалась мне необычной, и требовалось время, чтобы привыкнуть к ней.

Лето полностью вступило в свои права. Деревья покрылись густой зеленой листвой, цвели фруктовые деревья, пчелы беспрерывно жужжали, собирая сладкий цветочный нектар. Мне нравилось прохаживаться среди деревьев, слушать шелест листьев. Но больше всего мне нравился колокольный звон, раздававшийся по округе. Иногда, звучание колоколов казалось мне спокойным и умиротворяющим, а иногда, волнительным и тревожным. В такие моменты я думала о нем. Я не должна была этого делать, но мои мысли были сильнее меня. Временами, я задавала себе вопрос – жив ли он, и если да, где он сейчас? Но никто в целом мире не мог мне дать на него ответ. Этот человек исчез, как будто его никогда и не было. Я пообещала самой себе, что выкину его из своих мыслей, запрещу себе думать о нем, сожгу его письмо дотла, чтобы раз и навсегда покончить с этим.

Минуло три недели, как за мной со скрипом захлопнулись монастырские ворота и вся моя прошлая жизнь осталась позади. После утренней службы, матушка – настоятельница сообщила мне, что через несколько дней состоится обряд и моя жизнь обретет новый смысл, новое призвание. Услышав это, я вздохнула с облегчением. Наконец произойдет то, чего я так долго ждала.

Но в моей душе поселилось странное волнение. Мне вдруг показалось, что вокруг меня что-то происходит. Как только отслужили обедню, все монахини и послушницы отправились выполнять свои обычные дела. Мне надлежало полить цветочные клумбы в глубине сада. Поливая цветы я полностью погрузилась в свои мысли. Фиалки были одними из любимых цветов маменьки. Это навеяло на меня некую грусть о ней, о нашем доме, о нашей жизни. Обернувшись, я увидела монахиню, которая сидела на скамейке и тихо молилась. Я удивилась, что совершенно не слышала, как она подошла. Хотя она и была одета в обычное монашеское одеяние, меня что-то насторожило в ней. Заметив мой пристальный взгляд, монахиня поднялась и поспешила уйти. Я подумала, что своим вниманием нарушила ее уединение и решила при первой возможности извиниться. Но этим вечером мне так и не удалось увидеть ее.

На следующий день странная встреча повторилась. После утренней службы я осталась в храме, чтобы еще немного помолиться. В самом углу, у иконы Св. Николая Чудотворца, я увидела ее. Прежде, чем я закончила читать молитву, она тихо вышла из церкви. Я уже была готова подумать, что монахиня мне привидилась, как вдруг на полу, на том месте, где она стояла, я заметила что-то белое. Это был маленький обрывок бумаги, с единственной уцелевшей буквой «В». Вернувшись к себе, я выбросила найденый клочок бумаги в корзину и решила перестать пытаться выяснить то, чего на самом деле нет. Мне это почти удалось, если бы не наша следуюшая встреча, после которой я уверилась в том, что эта монахиня за мной следит.

Поднимаясь к себе, я думала о завтрашнем дне. Лестница была узкая и по ней мог подняться или спуститься лишь один человек. Мне оставалось преодолеть всего несколько ступенек, как на моем пути возникла она. Было видно, что она очень торопится, монашеское платье развивалось от быстроты ее шагов. Она почти пронеслась мимо меня, повернув голову к стене, чтобы не встретиться со мной взглядом. Посмотрев ей вслед, я заметила край подола красивого шелкового платья, которое вовсе не походило ни на одно, предназначенное для монахинь. Пребывая в некотором удивлении, я дошла до своей комнаты. Дверь была приоткрыта, хотя я точно помнила, что, уходя, закрывала ее. Толкнув дверь, я вошла в комнату. Не знаю, что я ожидала увидеть - она выглядела такой, какой я оставила ее утром. Но всё равно меня не покидала мысль, что здесь кто-то был....что здесь была она. Открыв ящик комода, я засунула руку под свои сорочки, именно там я хранила платок и письмо Петра Каульбаха.


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 21-06, 21:47 
Не в сети

Зарегистрирован: 20-06, 18:35
Сообщения: 29
Откуда: Рига, Латвия
Моё сердце судорожно билось, пока рука не коснулась листа бумаги. Только тогда я вздохнула с облегчением, письмо и платок были на месте, как и всё остальное. Что же этой женщине понадобилось в моей комнате? Зачем она тайно проникла в нее? Что она искала? Воросы каруселью вертелись в моей голове. Впервые за долгое время мне стало страшно. Я решила, что впредь буду запирать дверь на ключ, хотя в стенах монастыря это было не принято. С того самого дня я озираясь ходила по коридорам, с опаской оглядывалась на улице и старалась не оставаться одна. Для этого я даже сдружилась с одной из послушниц, которая должна была принять постриг вместе со мной. За целый день я больше ни разу не встретила эту странную монахиню, более того, я начинала думать, что она вообще ею не являлась, особенно, вспоминая шелковое платье, скрываемое под черной накидкой. Сначала я собиралась поговорить с матушкой-настоятельницей, но потом передумала, ведь моё заявление о том, что некая монахиня без разрешения пробралась в мою комнату показалось бы по меньшей мере странным, ведь моральные устои жизни в монастыре отличались от мирских. И я решила просто быть очень осторожной и бдительной.

Однажды, матушка пригласила меня к себе. Я думала, что она захочет рассказать мне о предстоящем обряде, но всё оказалось совсем не так. К моему удивлению, она стала стала задавать вопросы о моей прошлой жизни, о моей семье. Они были ненавязчивыми, но так как я никогда не заговаривала о маменьке и брате, мне сразу стало ясно, что она хочет что-то выяснить. В общем-то судьба моей семьи не была тайной и многие знали, что мой брат Илья Урусов был одним из главных организаторов заговора против императора. И возможно, матушка Ефросиния каким-то образом это узнала. Почему-то, матушка спросила, не является ли мое решение отстраниться от яркой, красочной мирской жизни поспешным. Сделав глубокий вдох, я ответила, что давно мечтала об этом. Жизнь, которой я жила прежде, не принесла мне ничего кроме разочарования, боли, напрасных несбыточных надежд. Слово любовь теперь запретно для меня. Люди, которым я отдала свое сердце и душу, растоптали мои чувства., причинив боль. Но всё это в прошлом, я простила их всех и отпустила, потому что теперь моя жизнь и любовь будут принадлежать только Господу. Матушка Ефросиния смотрела на меня, как будто бы хотела задать еще какой-то вопрос, но так и не решилась. Я, в свою очередь, едва удержалась, чтобы не спросить ее о странной монахине, которая как будто сквозь землю провалилась.

Прошло два дня. Чем ближе становился день совершения обряда, тем большее волнение заполняло мою душу. Я не понимала, чем это вызвано – ту монахиню я больше не встречала, моя жизнь снова потекла размеренно и спокойно. За исключением коротких мгновений, когда мои мысли вновь и вновь возвращались к человеку, который лишил меня покоя, преследовал во сне, заставлял моё сердце биться сильнее, душу трепетать при воспоминании его поцелуя, его прикосновения, его письма. Еще я думала о том таинственном человеке, чью высушенную розу я хранила в шкатулке наравне с самыми дорогими мне вещами, аромат которой я ощущаю до сих пор. Так как от господина Каульбаха у меня остался лишь его платок и трогательное письмо, в котором он признавалася мне в любви, а время шло, выполняя свою работу и стирая плохие воспоминания, я перестала испытывать к нему ту черную ненависть, неприязнь, которыми была наполнена моя душа ранее. Возможно, в этом мне помогли святые стены, в которых я находилась, а может быть, я просто изменила свое отношение к этому человеку. Потом я пойму, что переменилась к нему гораздо раньше, еще в Екатеринбурге, увидев его другого, его настоящего, просто боль за свою семью и разбитую жизнь не давали мне понять этого раньше.

Прогуливаясь по саду, я встретила ту девушку, с которой за последнее время мы очень сблизились. Её звали Софья Михайловна Гончарова. Она была из небогатой дворянской семьи, в которой церковь и служение Богу были на первом месте. Именно поэтому она решила посвятить свою жизнь этому призванию. Они никогда не бывала при дворе и много расспрашивала меня об этом. На секунду мне показалось, что для девушки, в мыслях которой с самого рождения не было и намека на праздность и светские развлечения, она слишком интересуется жизнью при дворе, но потом сочла это простым любопытством. Она расспрашивала о фрейлинах, императорской семье, интересовалась знакома ли я с ними всеми лично. Ее добродушность вызывала во мне улыбку, и я рассказывала ей о балах, на которых мне удалось побывать, о людях, известных в свете. Слушая мои рассказы, я замечала как на короткий миг загорались ее глаза, как будто она представляла себя на балу или приеме среди светских дам, танцующей задорную кадриль. Но в следующий момент передо мной сидела всё та же Софья, для которой уже совсем скоро перестанет существовать всё, что было прежде, а ее мечты так и останутся мечтами. Впрочем, также как и мои.

Одна из монахинь передала мне записку от тетушки Аграфены. Как я и предполагала, она просила меня одуматься и пока не поздно вернуться домой. В своем письме она несколько раз повторяла, что я молода и счастье ждет меня, главное не пройти мимо него, вовремя остановиться и оглянуться по сторонам. Я была немного удивлена. Тетушка всегда была сентиментальной, но в этом письме она как будто взывала меня к здравому смыслу, как будто хотела мне что-то рассказать, но не могла подобрать слов. В ответном письме я написала лишь одно – моё решение останется неизменным. Мне было жаль тетушку, но, даже реши я передумать, мое обещание государю должно было быть исполнено. Мне вдруг захотелось, чтобы оставшиеся два дня пролетели словно две минуты, но, к сожалению, время неподвластно людям. Едва я вспомнила о своем обещании императору, как он сам напомнил о себе. Из дворца прибыл посыльный с письмом от Его Величества, в котором он желал мне обрести в новой жизни всё то, чего я желаю. В конце он писал, что мое стремление стать монахиней и молиться за членов моей семьи похвально, ибо такой серьезный шаг могут совершить поистине преданные и любящие люди. Сидя на постели я в недоумении еще раз перечитала послание. К чему бы такое пристальное внимание? Значит император ждет, когда я сдержу свое слово и отрекусь от мирской жизни? Зачем ему это? Впервые за всё время моего пребывания в монастыре мне захотелось знать, что происходит в свете, что происходит во дворце. Я понимала, что в память тех теплых отношений между императором и маменькой, он участвовал в моей судьбе оправдав меня в истории с заговором, потом, решив выдать замуж за достойнейшего человека графа Игнатьева, и в конце концов согласиться расторгнуть эту помолвку и позволить мне постричься в монахини. Но столь пристального внимания к моей персоне я не ожидала.

Когда после вечерни я направлялась в трапезную, меня догнала Софья. Она была взволнована, но всеми силами старалась это скрыть. Вопрос Софьи объяснил ее поведение. Покраснев, она спросила, случалась ли в моей жизни любовь, такая, про которую слагают стихи и воспевают в песнях. Признаться, я не ожидала, что когда-нибудь вновь заговорю на эту тему, тем более с этой девушкой. Хотя мы и проводили много времени вместе, мы были почти чужими. Тем не менее, мне захотелось ответить ей на этот вопрос. Возможно, я хотела проверить саму себя, узнать, какие чувства испытаю вспоминая былые дни. Мы решили не идти ужинать, а посидеть в саду. Услышав мою историю, Софья утерла платком сбежавшую по щеке слезу. Она так расчувствовалась, что я почти пожалела о своем решении поделиться с ней своими воспоминаниями. Я рассказала ей о Мишеле, о тех коротких мгновениях счастья, которые судьба позволила мне испытать, находясь рядом с ним. О Петре Каульбахе я не обмолвилась и словом. Лишь вскользь упомянула еще одного человека, который всколыхнул мои чувства, который признался мне в любви, который исчез...Затаив дыхание, Софья внимала каждому моему слову. Я поняла, что ей в своей жизни не удалось испытать этого чувства, что всё, что она знает о нем – это то, что описано в любовных романах, которыми так увлекаются юные девушки. Но потом я сказала, что теперь у меня в мыслях лишь одна любовь, любовь к Господу, и нет такой причины, ради которой я могла бы изменить свое намерение остаться в монастыре навсегда. И тут, к моему удивлению, Софья сказала слова, от которых моё дыхание замерло, а сердце, казалось, на миг перестало биться. Она сказала, что ради любви, пылкой, всепоглощающей, она смогла бы отказаться от своего призвания несмотря ни на что, была бы готова бежать не оглядываясь, если бы рядом оказался человек, который любил бы ее больше жизни и был бы готов ради нее на всё.

Я не нашла, что сказать ей в ответ. Может быть я повела себя странно и не очень почтительно, но я попросила Софью оставить меня одну. Улыбнувшись, она встала и побрела в сторону трапезной. Я сидела не шелохнувшись. Слова этой девушки прочно засели в моем сознании. Я потратила столько времени и сил, чтобы заставить себя не думать о любви, навсегда искоренить это чувство из своего сердца, мыслей, перестать мечтать о неосуществимом. И вот, одной фразой, она перечеркнула все мои старания, заставила меня усомниться, вспомнить слова тетушки, выражение лица маменьки, советующей мне во сне слушать зов своего сердца.

Под впечатлением слов Софьи я встала и медленно пошла по дорожке. Вдруг я почувствовала, как земля стала уходить у меня из-под ног, в висках застучало, мне не хватало воздуха. Я стала судорожно расстегивать воротничок платья, не дававший мне сделать глубокий вдох, но руки не слушались меня, пальцы стали словно ватные. Я попыталась ухватиться за ствол ближайшего дерева, но, так и не дотянувшись до него, провалилась в темноту.

Я не знаю, сколько времени я была без сознания, но очнувшись, я увидела свою комнату. Возле меня сидела одна из монахинь. В ожидании моего пробуждения она задремала. Когда я попыталась приподняться на постели, она проснулась. Я спросила, как очутилась здесь, в комнате. Матушка Досифея рассказала мне, что в трапезную прибежала Марья, дочка монастырского сторожа, которая впопыхах сообщила, что у них в доме лежит одна из послушниц. Девочка сказала, что к ним постучался монах, держащий на руках девушку. Он сказал, что нашел ее лежащую на дороге в глубине сада. Положив девушку на лежанку, он поспешил скрыться, даже не назвав своего имени. Моему удивлению не было предела. Я спросила, не сказал ли монах еще чего-нибудь. Тут в комнату зашел доктор, живущий при монастыре, чтобы узнать о моем самочувствии, и матушке Досифее пришлось покинуть нас. Я сказала доктору, что не понимаю причину обморока. Доктор же быстро нашел объяснение сказав, что потеря сознания, вероятнее всего, была вызвана душевным истощением, в котором я пребывала. Он прописал мне покой и отдых. Оставшись одна, я решила во что бы то ни стало всё выяснить, узнать имя монаха, принесшего меня в дом сторожа. Я вновь разволновалась, потому как знала, что монахи в этом монастыре очень редкие гости. Я решила поговорить с Марьей.

Я лежала на кровати и ждала пока в коридоре стихнут шаги и голоса монахинь, расходившихся по своим комнатам. Я не хотела привлекать их внимание, я не хотела лишних вопросов. Дождавшись полной тишины, я тихонько встала и вышла из комнаты. Спустившись вниз, я постаралась как можно тише открыть скрипучую дверь, ведущую на улицу. Наконец, оказавшись на свежем воздухе, я вдохнула вечернюю прохладу. Было темно, но у меня не было даже огарка свечи, я хотела остаться незамеченной. Пробираясь на ощупь, я добралась до дома сторожа. Светила полная луна. Я подошла к единственному освещенному окошку и заглянула в него. Удача мне улыбнулась – за небольшим столом, сколоченном из досок, сидела девочка, перелистывая какую-то книгу. Тихо, как могла, я постучала по стеклу, но девочка оставалась без движения. Тогда я постучала чуть сильнее. Видимо, Марья была очень смелой и услышав шум, сразу подошла к окну со свечой в руке и распахнула его. Увидев, она сразу узнала меня. Я помогла ей выбраться на улицу через окно. От нетерпения узнать правду о человеке, нашедшем меня в саду, у меня дрожал голос и руки. Марья была в том возрасте, когда жажда приключений переполняет детскую душу. На мгновение мне показалось, что по эмоциональности и живости поступков она чем-то напоминает Александру Илларионовну Забелину. Я спросила у Марьи, как выглядел монах, который нашел меня и принес к ним в дом. Мне повезло, потому что Марья была рада поговорить на эту тему, ей это казалось каким-то невероятным приключением, ведь жизнь двенадцатилетней девочки на территории монастыря была однообразна и скушна.

Заговорческим голосом Марья сказала, что этот человек на вид был обыкновенным монахом, черные одежды, небольшая бородка. Хоть и очень редко, но монахи бывали в Воскресенском Новодевичьем монастыре и Марья без труда описала его. Но, по словам девочки, что-то было в нем отличное от тех старцев, которые наведывались сюда ранее. Его голос был громким, а все монахи и церковные служители говорили тихо. Его рост был необычен, Марье пришлось поднять голову вверх, разговаривая с ним. Его походка была слишком торопливой, а шаги широкими. Своего имени он, конечно же, не назвал. Чтобы не вызывать излишних вопросов Марьи, я сказала, что хотела бы его найти и поблагодарить за помощь, оказанную мне днем. Девочка хитро посмотрела на меня, оглянулась по сторонам и сказала, что мне вряд ли удастся его отыскать, потому что оставив меня в их доме, монах направился к воротам и покинул монастырь. Марья тут же добавила, что по дороге в трапезную, тайком, она проследила за этим человеком. Затаив дыхание я слушала, что же она скажет дальше. Выйдя за ворота и пройдя чуть в сторону, монах сел в ожидавшую его карету и уехал. Я покачнулась и облакотилась на каменную стену дома. Я спросила, не говорил ли еще чего-либо этот человек? Марья сделала вид, что напряженно пытается что-то вспомнить, а потом улыбнувшись сказала, что выходя из дома, он обернулся и посмотрел на меня как-то странно, пристально, а потом резко покинул дом, произнеся лишь одну фразу: «Как бы я хотел забрать тебя с собой!» Мурашки побежали по моему телу. Поблагодарив девочку за помощь, я дала ей леденец и попросила сохранить наш разговор в тайне. Когда Марья вновь была по ту сторону окна она добавила, что самым странным в этом человеке ей показался перстень с огромным сверкающим камнем. Как и все девочки, Марье нравились украшения, поэтому она и запомнила эту деталь. Я медленно пошла обратно. Я была полностью погружена в свои мысли, поэтому не слышала, как от кустов сирени, растущей около дома сторожа, отделилась тень и тихо направилась в сторону монастыря.

Оказавшись в своей комнате, я подошла к открытому окну. Небо было почти черным, ясным, звезды сверкали, рассыпавшись маленькими осколками бриллиантов. Уже было далеко за полночь. Я смотрела в никуда, я боялась расслышать свое сердце, не могла заставить себя не думать о таинсвенном монахе. Закрыв окно, я опустилась на постель. Я знала, что мне никогда не удастся найти этого человека, слова которого не выходили у меня из головы. У меня было предчувствие, что я знаю его, а может быть, мне просто хотелось, чтобы это было так. Я оглядела свою комнату. Неожиданно, я почувствовала какую-то неприязнь к этому месту. Мне показалось, что комната на глазах превращается в клетку, в которую меня вот-вот заточат навсегда и запрут на замок, от которого нет ключа. Тут же, перекрестившись, я стала гнать от себя подобные мысли. Это был мой выбор, моя судьба. Я обещала, я дала слово. Если я его нарушу, то на этот раз император не простит. Да и ради чего? И кого? Мои несбыточные мечты ничего не значат. Но, кто-то же оставил розу на моем окне...И письмо, которое написал мне Петр...Впервые за все время, я назвала его просто по имени. Петр...В любом случае уже поздно, ничего не изменить, его нет в живых. Несмотря на позднее время, я решила почитать Библию, которую привезла с собой из дома, чтобы успокоиться, чтобы отвлечься от мыслей, которые сводили меня с ума.

Я достала Библию. Вспомнила, как в детстве любила рассматривать красивую позолоченную обложку. Это была единственная вещь, напоминающая мне о семье князей Урусовых, которые волею судьбы понесли каждый свое наказание. Увидев закладку, я открыла ее. Закладкой оказалось одно из писем, привезенных мною из имения. Невольно я улыбнулась. Еще одно напоминание о моей прошлой жизни неожиданно попало мне в руки. Пальцы стали быстро распечатывать конверт. Я рассчитывала увидеть очередное письмо вежливости от знакомых нашей семьи, очередное соболезнование или приглашение. Каково же было мое удивление, когда, начав читать его, я поняла, что это...письмо господина Каульбаха, обращенное ко мне. Мои руки дрожали от волнения, губы едва слышно произносили каждое слово. После того, как я прочитаю это письмо, моя вера в правильность намерения стать монахиней перестанет существовать, как и сама я, желающая уйти от мирской жизни навсегда.

«Екатерина Федоровна!
Прежде, чем Вы начнете читать это письмо, хочу, чтобы Вы знали, что я жив. В том поединке, между мною и князем Воронцовым, я был тяжело ранен, и был уверен, что дни мои сочтены. Но, благодаря одному из лучших лекарей, состоящему на службе у императора, который по счастливой случайности помнил мою мать, Юлиану Сакскобургскую, я выжил. Долгое время я скрывался в его доме, а потом...он помог мне тайно перебраться в Ваше имение, где я восстанавливал свои силы, живя в доме лесника и скрываясь от посторонних глаз.

Я видел Вас, когда Вы приезжали в имение. Но, я не мог подойти к Вам. После всего, что произошло между нами, Вам покажется смешной причина, по которой я не осмеливался открыться Вам. Я боялся. Да, даже такому человеку, как я, жаждущему власти и отмщения, бывает страшно. Я боялся, что Вы закричите, позовете людей и тайна моего выживания станет известна императору. Но, еще больший страх я испытывал, когда думал, что Вы отвергнете меня, что Вы не поверите в искренность моих чувств и намерений. В такие моменты, всё теряло для меня смысл, даже моё счастливое избавление от смерти померкло. Жизнь, в которой не будет Вас, Вашей улыбки, Ваших прекрасных глаз, Вашего звонкого смеха, Вашего нежного прикосновения...Я так и не решился подойти к Вам открыто. Когда я подошел к окну Вашей спальни, всё моё существо порывалось признаться Вам, признаться в своем чувстве, о красоте и силе которого я даже не мог догадываться, будучи ослепленным жаждой мести и расплаты. Я оставил розу, красивейший из цветков, бархатные лепестки которой напоминали мне Ваше прикосновение. Я скрылся, подавив в себе желание пробраться в Вашу комнату через окно. Я сгорал от ревности и своего бездействия, как и тогда, когда Вы собирались выйти замуж за графа Игнатьева, как и тогда, когда я читал в Ваших бездонных глазах любовь к Михаилу Воронцову. Той ночью, я решился вернуться в Петербург.
Я люблю Вас...Одному Богу известно, на что я согласен пойти ради того, чтобы быть с Вами. Вы - ангел, оказавшийся на моём пути, показавший мне светлую сторону жизни. Вы заставили меня посмотреть на жизнь иначе, чем я это делал все эти годы. Вы впустили в мое сердце свет, радость жизни, далеко отодвинув чувство мести и злость. Я люблю Вас...»

На этом, письмо странным образом обрывалось. То, что творилось в моей душе, какие чувства бушевали во мне после прочтения этого письма, известно одному Богу. Я резко вскочила с кровати, начала метаться по комнате. Мир закружился у меня перед глазами, теперь я знала, знала, кто оставил розу, кто наблюдал за мною, когда я стояла у могилы маменьки. Это был он...Петр. Я опустилась на колени перед кроватью. Слезы хлынули ручьем, рыдания сотрясали меня. На секунду ко мне пришло озарение. Сквозь туман воспоминаний, я четко увидела лицо монаха, который несет меня на руках, несет осторожно, будто дорогую хрустальную вазу. Его глаза...лицо, снившееся мне столько ночей...губы, подарившие мне самый прекрасный поцелуй...Ничего больше нет....ничего больше не будет, твердила я раскачиваясь из стороны в сторону. Всё потеряно...всё кончено...Я в ловушке....в которую сама себя загнала...Ах, маменька....Вы предупреждали меня...столько раз вы приходили ко мне...просили меня слушать свое сердце, следовать его велению...Я будто прозрела после долгих лет слепоты. Я увидела, словно со стороны, всё, что произошло со мной за это время. Аграфена...тетушка Аграфена, она как будто чувствовала, как будто знала, что он рядом, ищет меня, ждет меня....Я не слушала ее...я не хотела слышать того, что она говорила мне....Я только хотела забыться, отстраниться, перестать мучаться воспоминаниями...Поэтому я здесь, поэтому послезавтра я приму постриг...мое желание осуществится. Я прижала к губам платок с инициалами П. К. Р., я как будто прощалась с ним, с этим человеком...Обратного пути нет...Находясь в таком состоянии, произнося в слух его имя, я не заметила, как за едва приоткрытой дверью моей комнаты стоял человек...хрупкая женская фигурка, в ночной сорочке и крохотным огарком свечи в руке, наблюдала за мной, слышала каждое мое слово...а затем, так же незаметно исчезла за дверью соседней комнаты. Придя к себе, она достанет из ящика стола лист бумаги и чернила. Те слова, что лягут на этот лист, станут роковыми в моей судьбе. Обращение, которое она аккуратным подчерком выведет на бумаге, всё скажет само за себя – «Ваше Императорское Величество....»


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 21-06, 21:49 
Не в сети

Зарегистрирован: 20-06, 18:35
Сообщения: 29
Откуда: Рига, Латвия
Но об этом я узнаю лишь тогда, когда времени на раздумья уже не останется. От меня потребуется сиюсекундное решение, мгновенное действие, чтобы спасти себя и человека, ставшего моей судьбой.

Итак, на дворе стояла глубокая ночь, а я так и не ложилась. Я словно обезумела. Я потерялась во времени и собственных мыслях. Я уже не разбирала, что было в прошлом, что в настоящем...И лишь будущее, моё будущее становление монахиней было ясным и неизменным. Я сидела на полу, от усталости положив голову на край кровати. Закрыв глаза, я сама не заметила, как провалилась в сон. Очнулась я от резкого стука, доносившегося со стороны окна. Повернувшись, заплаканными глазами я стала всматриваться в темный квадрат. Увидев человека, забирающегося через окно в мою комнату, я испугалась так, что не смогла даже закричать. Мои глаза были полны ужаса, когда он с ловкостью пантеры перепрыгнул через подоконник и оказался в комнате. Он стоял неподвижно, вслушиваясь в шорохи сада. Его задумка оправдала себя – никто не заметил как он взбирался по стене. Человек был высокого роста, закутанный в накидку, на голове был капюшон. Когда неизвестный начал медленно поднимать руки вверх, чтобы скинуть с головы капюшон, я инстинктивно вжалась в угол между кроватью и стеной.

Когда капюшон неслышно опустился на его плечи и я увидела его лицо, собрав свои последние силы, я не выдержала и закричала. Передо мной стоял господин Каульбах. В один момент он оказался рядом со мной и был вынужден прикрыть мне рот ладонью, чтобы я перестала кричать, иначе я бы перебудила весь монастырь. Он умолял меня успокоитсься, перестать кричать, говорил, что не сделает мне ничего плохого, что он здесь для того, чтобы спасти меня. Эти слова подействовали на меня и теперь я смотрела на него безумными глазами. Я вся дрожала. Не знаю, было ли это от того, что я испугалась, или причиной послужило крепкое, но нежное объятие господина Каульбаха и прикосновение его рук. Увидев, что больше не собираюсь кричать, он убрал руку. Вновь обретя дар речи я смогла спросить лишь о том, как он нашел меня и зачем ему это понадобилось. Его ответ сначала вогнал меня в краску, затем меня охватил ужас от услышанного. Господин Каульбах узнал о моем местонахождении...от Аграфены. После его тайного приезда в столицу, он направился в наш особняк. Тетушка Аграфена почти не была в курсе событий, в последнее время происходивших во дворце, поэтому смело впустила человека, который уже столько раз бывал в нашем доме вместе с моим братом, к которому была так добра маменька. Узнав от тетушки последние новости о нашей семье, о том, что я нахожусь в монастыре с намерением принять постриг, он будто обезумел. В него как будто вселился дьявол, так он метался по гостинной в полнейшем негодовании. Тетушка расплакалась, рассказывая обо мне. И тогда господин Каульбах пообещал ей сделать всё от него зависящее, чтобы убедить меня передумать, чтобы вернуть меня домой.

Узнав от тетушки моё местонахождение, он решил на следующий же день отправиться туда. И он это сделал...переодевшись в монаха. Как оказалось, это был самый надежный способ. Скрываясь все эти месяцы в нашем имении, господин Каульбах по-прежнему был в курсе всего, что происходило в свете, у него как и прежде имелись сторонники, даже во дворце. Именно таким образом ему удалось узнать о моем венчании с графом Игнатьевым. К решительным действиям его подтолкнула новость, которую он получил почти сразу после моего отъезда из имения. Ему сообщили, что агентам 3-его отделения каким-то образом удалось выследить его людей и теперь, Бенкендорф имел серьезные подозрения о том, что господину Каульбаху, каким-то необыкновенным способом удалось уцелеть. А это означало лишь одно – императору и Российской империи по-прежнему угрожала опасность. Так как сторонник господина Каульбаха, Илья Урусов, не был казнен, а находился в десятилетней ссылке, имея возможность получать корреспонденцию, это наводило Бенкендорфа на мысль о том, что Петр Каульбах попытается каким-либо образом связаться с князем Урусовым, и возможно, организовать его побег, с целью продолжения заговорческой деятельности против Российского престола. Разумеется, никто не собирался этого допускать. Связующим звеном во всем этом, по мнению Бенкендорфа, могла стать я, княжна Екатерина Урусова, до сих пор пребывающая в трауре по погибшей маменьке и почти не выходящая в свет. Такое мое поведение, как считал бенкендорф, могло оказаться положительным и удобным обстоятельством для господина Каульбаха. Чтобы получить надо мной контроль, император вознамерился выдать меня замуж за графа Дмитрия Антоновича Игнатьева, и тем самым лишить Петра Каульбаха возможности встретиться со мной. Но, император не ожидал, что сначала приняв предложение графа, впоследствии я передумаю и сама того не ведая, предложу альтернативу его плану – постриг в монахини. Возможно, императору это было еще более выгодно, ибо находясь в стенах монастыря я буду полностью изолирована от мирской жизни. Пока господин Каульбах всё это рассказывал, я не верила тому, что слышу. Ни о чем не подозревая, я невольно стала пешкой в новой игре, которую по приказу государя затеяло 3-е отделение.

Мой мир рухнул вновь. Всё, что происходило со мной в последнее время, снова оказалось тонко спланированным сценарием, иллюзией покоя, к которому я так стремилась. Даже наша помолвка с графом Игнатьевым была результатом хитроумного плана императора. Я была уверена, что сам Дмитрий Антонович и не догадывался, почему Его Величество так радел за этот брак. И его беспокойство и участие в наших судьбах в этот раз не играло совершенно никакой роли. Неожиданно, меня посетила мысль о том, что всё услышанное мною – ложь, провокация со стороны господина Каульбаха, ведь и он мог преследовать определенную цель, оклеветав самого императора. И хотя его слова звучали весьма убедительно, я сказала, что не верю, не верю не единому слову, потому что такому как он я не поверю никогда. Произнося эти слова, мое сердце сжималось, а голос дрожал. Предо мною стоял человек, который столько раз приходил ко мне в моих снах, в чувствах к которому я боялась признаться даже самой себе. И теперь, когда он стоял на расстоянии вытянутой руки, живой и невредимый, и каждое слово, написанное им в письмах, звучало у меня в голове, я отказывалась верить ему. Произнося эти слова, я видела как он дрогнул, я словно почувствовала боль, которая пронзила его сердце. И тогда, Петр сказал, что я должна знать еще кое-что, и может быть тогда я смогу поверить ему. Он сказал, что для большей уверенности, государь приставил человека, который должен был присматривать за мной здесь, в монастыре, не вызывая к себе ни малейшего подозрения. Я не хотела в это верить, но еще до того, как господин Каульбах дал описание этого человека, я уже знала, кто это. Его слова лишь подтвердили мои подозрения. Это была та странная монахиня, ставшая моей тенью, неожиданно появлявшаяся и исчезавшая в никуда. Теперь я была уверена, что в тот раз, когда мы столкнулись с ней на лестнице, мне не показалось и она действительно была в моей комнате и пыталась там что-то отыскать. Я даже догадывалась, что именно ее интересовало. И роскошное платье, в которое она была одета теперь полностью выдавало ее принадлежность к дворцовой жизни.

Я словно ушла в себя, не могла вымолвить и слова. Всё оказалось настолько фальшивым, лицемерным, даже здесь, в этих святых стенах. Тяжело вздохнув, я решилась рассказать господину Каульбаху о том, что мне известно, о том, что после встречи на лестнице таинственная монахиня больше не появлялась. К моему удивлению, Петр сказал, что в ее присутствии более не было необходимости, ибо появился новый человек, который имел возможность наблюдать за мной, к которому я отнеслась с доверием. Я замерла. В моей памяти ярко вспыхнул мой разговор с матушкой Ефросинией. Её странные наводящие вопросы о моей семье...неужели и она одна из марионеток императора?! Её вопросы о моем стремлении стать монахиней...неужели таким образом она хотела выяснить, не подумываю ли я в последний момент отказаться? Сама того не замечая, я вновь погрузилась в свои мысли и сидела на постели раскачиваясь из стороны в сторону. Бессонная ночь и события последних часов сказались на моем душевном состоянии. К реальности меня вернул голос господина Каульбаха. Он назвал имя женщины, следившей за мной тогда и сейчас. Светлана Михайловна Гончарова. Новая фрейлина императрицы, получившая эту должность благодаря услуге, оказанной ею императору. Гончарова...Гончарова...Эта фамилия казалась мне очень знакомой. И тогда Петр сказал, где я могла ее слышать. Именно такую фамилию носит одна из послушниц, проживающая в этом монастыре и готовящаяся к постригу так же, как и я. Софья??? Едва слышно я прошептала это имя. Но, какое отношение ко всему этому имеет она? Объяснения Петра были ясны и просты. Послушница Софья и фрейлина Светлана Гончарова – родные сестры. Когда Николай решил, что до того момента, пока я не приму постриг, он должен быть уверен, что я не изменю данному ему слову. Ему понадобился человек, который будет держать его в ведении всего, касательно меня. Императору доложили, что я сблизилась с одной из послушниц. Таким образом, через несколько часов император знал всё о семье Гончаровых. У Михаила Гончарова росли пять дочерей, одна из которых вот-вот должна была стать монахиней. У государя моментально родился план – за помощь, оказанную Светланой Гончаровой и ее сестрой Софьей, старшая Светлана будет удостоина чести стать фрейлиной самой императрицы. Разумеется, счастью Светланы не было придела. Оставалось лишь убедить Софью оказать содействие, ведь всего-то требовалось присматривать за некой девушкой и в письмах обо всем докладывать императору. Семья Гончаровых и мечтать не могла о таком счастии. Тем более, государь обещал должность фрейлин и трем остальным девочкам, когда они подрастут. Чтобы не вызывать подозрений, Светлана облачилась в монашеское платье и проникла в монастырь. Хотя Софья очень любила свою старшую сестру, она не сразу согласилась ей помочь и шпионить за мною. Но, когда она узнала, что в ее руках ключ к счастливой судьбе маленьких Настеньки, Наденьки и Вареньки, она сдалась. Такого шанса их семья уже не получит никогда, а находясь при дворе, они смогут счастливо устроить свою жизнь.

Теперь многое в поведении Софьи стало мне понятным. Её волнение, которое она пыталась скрыть от меня, странные вопросы, тема любви, которую она затронула так неожиданно для меня. Тогда я ничего не сказала ей о Петре Каульбахе, а она хотела услышать именно о нем, потому что именно об этих отношениях император хотел знать больше всего. И если в тот раз сестра Софьи всё же обнаружила его письмо ко мне, она никак не могла догадаться, что автором является именно он, ведь письмо не было подписано. Но люди, служившие в третьем отделении были очень умны, и сопоставив факты им было не сложно догадаться, кем оно было написано. На дворе светало. Где-то далеко пропел петух. Скоро проснутся монахини и отправятся в храм на раннюю утреннюю службу. Петр подошел и присел на край кровати. Он сказал, что его нахождение здесь становится опасным для нас обоих. Петр сказал, что может помочь мне бежать из монастыря, если я согласна сделать это. Он говорил очень быстро, времени оставалось всё меньше и меньше. Он пообещал прийти сюда еще раз, сегодня ночью, говорил, что жизнь без меня не имеет для него смысла, слова признаний в любви слетали с его губ и стрелами вонзались мне в сердце. Я понимала, что хотела, хотела бежать с ним сейчас же, позабыв о своем обещании императору, который использовал мое горе для достижения своей цели. Я была готова бежать с ним куда угодно, одетая в ночную сорочку, с распущенными волосами. Я верила ему, теперь я верила каждому его слову, верила в то, что он изменился. Его жажду мщения поглотила любовь, она изменила его, сделала мягким, любящим, заботливым. Разве не об этом я мечтала? И я сказала да...сказала, что согласна, что готова отправиться с ним, лишь бы всё это кончилось...лишь бы больше не было лжи, предательства, лицемерия...Перед тем как покинуть это место, я хотела лишь одного – увидеть Софью, посмотреть ей в глаза, крикнуть ей в лицо, что я всё знаю, знаю, что она предала меня, что она, как и все остальные, использовала меня. Конечно, я не сказала об этом Петру, ведь он бы стал отговаривать меня. Мы договорились, что он придет за мной ночью, когда монастырь погрузится в сон. Я буду ждать его. Когда Петр вновь запрыгнул на подоконник, я не выдержала и подбежала к нему. А он, будто почувствовав порыв моего сердца, бросился навстречу мне. Наши губы соединились в поцелуе, прекраснее которого нет и не было ничего на свете. От его нежных объятий и прикосновений я едва могла сделать вдох. Он вселил в меня уверенность, часть его силы духа передалась мне. Еще никогда в своей жизни я не была так уверена в себе, в своих желаниях, в своих намерениях. Находясь в его объятиях, я поняла, что все мои попытки убежать от себя самой – лишь пустая трата времени, и как хорошо, что я вовремя смогла это осознать. Я знала, что этот человек, рискует своей свободой, своей жизнью, помогая мне вернуться к самой себе, услышать свое сердце, разглядеть чувства, хранимые в нем. Теперь он был другой, а тот господин Каульбах, живший только ради мести и зла, умер во время дуэли, пронзенный шпагой князя Воронцова.

Когда Петр исчез за окном, я обессиленная упала на кровать. Я закрыла глаза и тут же заснула. Когда я проснулась, поняла, что пропустила заутреню, а это было серьезным нарушением монастырского уклада жизни, особенно для послушницы. Я оделась так быстро, как только смогла и выбежала из комнаты. Сначала я хотела запереть дверь на ключ, как делала это в последнее время, но потом раздумала и просто захлопнула ее. На этот раз в моей голове родился план, который я собиралась привести в исполнение, как только улажу с матушкой Ефросинией вопрос моего отсутствия на утренней службе. Как ни странно, матушка Ефросиния была в хорошем настроении и ничуть не бранила меня. Она помнила, что местный доктор прописал мне отдых, хотя бы на ближайшие пару дней. Вздохнув спокойно, я отправилась к себе в комнату. Мне удалось заметить, что матушка была сама не своя, старалась не смотреть мне в глаза, и вообще, как будто бы хотела, чтобы я поскорее отправилась заниматься своими обычными делами. И я догадывалась, почему. Дом, где были располоджены комнаты послушниц и монахинь был пуст – в это время дня каждый занимался своим делом. Стараясь не скрипеть половицами, я тихо поднялась по лестнице. Как я и подозревала, дверь в мою комнату была вновь приоткрыта, там кто-то был. Вернее, я знала, что там была Софья. Осторожно подойдя к своей двери, я достала ключ и неслышно вставила его в замочную скважину, а затем, плотно притворив ее, я повернула ключ. Софья оказалась в ловушке. Я прислушалась, но из комнаты донесся лишь тихий шорох.
Как я и предполагала, человек, который оказался под замком, не стал кричать и звать на помощь, иначе о его тайном проникновении в мою комнату стало бы известно всем, а это было совершенно ни к чему. И тут, я совершила поступок, из-за которого до сих пор испытываю стыд. Я решила, что пока Софья заперта, я смогу осмотреть ее комнату, чтобы найти ответы на свои вопросы. Её комната находилась рядом с моей, их отделяла всего лишь тонкая бревенчатая стена. Меня сковал страх – я поняла, что Софья могла стать свидетельницей моего разговора с Петром Каульбахом, а следовательно, об этом уже могло быть известно и самому императору. Открывая дверь комнаты, я молилась лишь об одном – чтобы Софья не успела передать свое послание во дворец. Я вошла и закрыла за собой дверь. Убранство комнаты было еще более скромное, нежели мое. На маленьком столике стояла чернильница, лежало перо и бумаги. Я начала быстро просматривать их, надеясь найти письмо, адресованное государю. Оно лежало последним. Чернила были слегка размазаны, как будто писавший очень торопился и был вынужден остановиться на полуслове и спрятать письмо. Я вновь оказалась права. Софья очень подробно изложила в письме всё, о чем мы говорили, даже мои мысли, произнесенные вслух. Странно, но, дочитав до конца письмо, я не нашла никаких упоминаний о нашей договоренности с Петром бежать сегодняшней ночью, о том, что он придет за мной, как только все улягутся спать. Почему она не написала об этом? Просто не успела? Осматривая ящик комода, я обнаружила небольшой семейный портрет. Было нетрудно догадаться, кто был на нем изображен. Семья Гончаровых выглядела счастливой. Почему-то вдруг, я вспомнила нашу прогулку с Софьей, перед тем как я лишилась чувств. Она так искренне делилась со мной своими мечтами, так сопереживала мне, узнав историю моей жизни, была так порывиста, говоря, что смогла бы бросить всё и бежать с любимым хоть на край света...Софья, за что же ты со мной так поступила??? Это не укладывалось в моей голове, хотя, трезво поразмыслив, ее мотивы были понятны – она хотела помочь своей семье, хотела сделать так, чтобы ее сестры смогли испытать всю прелесть любви, все радости жизни, раз ей самой суждено посвятить свою жизнь служению Господу. Мне стало ее жаль. Она, так же как и я сама, оказалась лишь пешкой в новой шахматной партии Его Императорского Величества.

Время шло и я должна была решать, что мне делать дальше. Оставив письмо на месте, я вышла из комнаты. Подойдя к своей двери я еще раз прислушалась. На этот раз за дверью было совсем тихо. Для того, чтобы выиграть время, я решила сделать следующее. Я тихо открыла дверь и вошла в комнату. Софья сидела неподвижно, прислонив голову к стенке кровати. Я решила сделать вид будто бы случайно заперла дверь на ключ, проходя мимо, не заметив, что в комнате кто-то был. Услышав шаги, Софья обернулась. В ее глазах читался страх. Она знала, что я разоблачила ее. Но в тот момент, мне было на руку, чтобы она была уверена в обратном. Я сделала удивленное лицо и спросила, что она здесь делает. От неожиданности девушка едва могла говорить. Следуя своей задумке, сочувствующим голосом я сообщила ей о своей неловкости, сказала, что не имела и представления, что в мое отсутствие в комнате мог кто-то находиться. После этих слов Софья покраснела от стыда и пролепетала, что увидела открытую дверь и вошла, решив дождаться меня в комнате. Она уверяла меня, что ни к чему даже не притрагивалась, что все мои вещи в полной сохранности. Я, в свою очередь, стала убеждать Софью, что у меня и в мыслях не было в чем-либо ее подозревать. Почувствовав себя в безопасности, Софья успокоилась и стала вести себя как и обычно. Лишь ее голос по-прежнему дрожал, а взгляд, был устремлен в пол. Она как будто бы боялась смотреть мне в глаза. Глядя на ее неловкость, на секунду я почувствовала свое преимущество в этой опасной игре, попытки Софьи всеми силами скрыть правду даже немного веселили. В глубине души я понимала, что в действительности, повода для веселья не было. Несмотря на то, что письмо императору так и осталось лежать недописанным в комнате Софьи, я знала, что как только она покинет мою комнату, первым делом она завершит незаконченное дело. Завтра я должна была принять постриг, а нынче ночью, бежать из монастыря вместе с Петром Каульбахом. Я должна была оттянуть время, должна была найти способ задержать письмо в обители как можно дольше.
И я решилась на отчаянный шаг. До сих пор, я всегда была честна со всеми, само понятие лжи было мне противно. Но мне не оставалось ничего другого. Это была ложь во спасение. Я села на стул, стоящий напротив кровати. Я решила открыться Софье до конца. Я намеревалась рассказать ей нечто, что она захочет непременно сообщить государю. Я должна была применить всю силу своего воображения, чтобы моя история выглядела правдоподобно, захватывающе, чтобы Софья не на секунду не сомневалась в моих словах. Моя история заключалась в том, что я хочу отомстить, отомстить Петру Каульбаху за всё, что он причинил моей семье, заставил страдать меня, обманом вовлек моего брата в преступный заговор против императора. Я все описывала в красках, будоража воображение Софьи. Моя месть состояла в том, что ложными обещаниями бежать с ним, я собиралась завлечь Петра Каульбаха в свою комнату, а потом, громко крича звать на помощь. В действительности, я знала, что пока император не знает о побеге, единственным его человеком в монастыре оставалась Софья. Но как только ее письмо попадет в руки государя, я не сомневалась, что в монастырь будут отправлены агенты третьего отделения, чтобы неусыпно следить за всеми входами-выходами, имеющимися в монастыре. А пока, план Петра был известен только нам двоим. Софья, увлеченная моими откровениями, даже не удивилась, услышав имя Петра Каульбаха, чем подтвердила все мои догадки о том, что она слышала весь наш вчерашний разговор. Для большей уверенности, я даже попросила ее о помощи. Она должна будет первая вбежать в мою комнату, как только услышит крики. Девушка очень воодушевилась. Между слов, я намекнула, что мне и в голову никогда бы не пришло отказаться от своего слова, и завтра я стану монахиней. Она лишь кивнула в согласие. Софья была полностью уверена, что ее тайна осталась не раскрыта. А я всё тянула время. Чтобы посмотреть на реакцию Софьи, я спросила ее о родных, есть ли у нее сестры или братья. На мгновение она задумалась, как будто решала, говорить ли ей правду или нет, и в итоге сказала, что у нее есть еще четыре сестры. Ей нравилось говорить о своей семье, она была очень дружна со всеми, особенно со старшей сестрой Светланой. При упоминании этого имени, я невольно вздрогнула. По словам Софьи, ей выпало огромное счатье - она будет фрейлиной самой императрицы. Я, сыграв удивление, восхитилась везением Светланы, ведь такой чести удостаивается не каждая барышня. За беседой время летело быстро. К счастью. И чем дольше мы говорили, тем больше мне казалось, что Софью что-то гнетет, не дает ей покоя. Она по-прежнему прятала от меня взгяд, и лишь изредка, забываясь, смотрела мне в лицо. А меня угнетала эта нелепая игра, которую я же сама и начала, не имея другого выхода. Мне требовалось еще немного времени, я должна была еще совсем недолго продержать Софью у себя в комнате. Вскоре должен был зазвонить колокол, призывая всех к вечерне. На этой службе должны были быть все, и я в том числе. У Софьи уже не будет времени, чтобы дописать письмо и отправить его во дворец. Если всё пройдет так, как я задумала, сегодня ночью я беспрепятственно смогу покинуть монастырские стены.

Я рано радовалась. Зазвонил колокол и монахини в черных одеяниях заспешили в сторону церкви. Больше не было необходимости задерживать Софью. Представляю, какое облегчение она почувствовала, когда вышла в коридор и закрыла за собой дверь. Я же в тот момент, не находила себе места в ожидании, когда Софья пройдет по дорожке, ведущей к церкви. Я стояла у окна, а ее все не было. Ее отсутствие начало меня беспокоить, и, когда я уже была готова пойти к ней, увидела тонкую фигурку в мешковатом платье послушницы, торопливо идущую по дорожке, которая вела совсем не к монастырской церкви, а..к дальней садовой калитке. Не чувствуя под собой ног, я бежала по ступенькам вниз. Мои самые страшные предчувствия начинали сбываться. Я предусмотрела многое, но не все, удерживая Софью разговорами. Выбежав на улицу, мне пришлось перейти на шаг, чтобы не вызывать подозрения у окружающих. Я шла быстро как только могла, цепляясь платьем за колючий шиповник, растущий вдоль дорожки. Дойдя до калитки, я замерла. Она была открыта, тяжелый замок, покрытый ржавчиной, висел на старинной кованной ограде. Я не успела прийти в себя от увиденного, как в проеме калитки появилась Софья. Ее раскрасневшееся лицо было спокойным. С трудом закрыв калитку на замок, она положила ключ в карман платья и медленно, чтобы прийти в себя от пробежки, зашагала в сторону церкви, где уже началась вечерняя служба.

Я не могла терять ни минуты. Я понимала, что поступаю опрометчиво, необдуманно, но, промедли я тогда, план побега был бы полностью обречен на провал. Подождав, пока Софья пройдет мимо меня, я вышла из-за кустов жасмина и, пройдя несколько шагов следом за Софьей, окликнула ее. Она обернулась не сразу. Но, когда сделала это, по ее щекам двумя тонкими струйками бежали слезы. Она повернулась, и рыдая, упала передо мной на колени.

Признаться, это было для меня неожиданно. Моя душевная доброта к людям толкала меня подойти к ней, помочь подняться с земли. Но воспоминание о найденном письме на ее столе острым шипом вонзилось мне в сердце, и боль предательства нахлынула с новой силой. Я сделала пару шагов навстречу Софье и спросила: «Почему?» Девушка подняла на меня заплаканные глаза, рыдания сотрясали все ее тело, не давая произнести ни слова. «Прости меня», - едва слышно прошептала она. В моих глазах стояли слезы, но я держалась из последних сил, чтобы не заплакать самой, я хотела, чтобы она чувствовала себя виноватой передо мною. Всхлипывая, Софья сказала, что всё рассказанное мне господином Каульбахом – сущая правда. Она действительно следила за мной по приказу императора. И за это, ее сестра Светлана, а позднее и три другие сестры, получат должность фрейлин при дворе Его императорского Величества. Она уверяла меня, что ни за что бы не пошла на это, если бы не печальное будущее ее сестер, ведь их семья далеко не знатна и не богата. Находясь при дворе, у них будет прекрасная возможность устроить свою жизнь. «За счет моей» подумала я, а вслух спросила: «Что было письме?» Софья вздрогнула. Мне пришлось самой перечислять все, что я прочитала, она лишь молча кивала головой. И вот, настал момент истины. Я спросила Софью, узнает ли император, прочитав письмо, о том, что сегодняшней ночью я собиралась тайно покинуть монастырь. Ее положительный ответ перечеркнул все то, что я успела нарисовать в своих мечтах за сегодняшний день. Не говоря ни слова, быстрыми шагами я направилась к дому, я хотела поскорее очутиться в своей комнате. Софья так и осталась лежать на земле. Я знала, что самое страшное наказание для нее - это ее совесть, которая еще долго не даст ей покоя. Придя к себе, я упала ничком на кровать. Теперь, я могла плакать, быть слабой. Моя уверенность расстаяла словно утренний туман. Когда Петр ночью придет за мной, его схватят, и, возможно, убьют. А меня запрут в этой комнате, чтобы завтра не оставить мне выбора, заставить меня принять постриг.

Начало смеркаться. Огромное, раскаленное до красна солнце медленно уходило за горизонт. Щебет птиц становился все тише. И только лай сторожевого пса нарушал вечернюю тишину, словно с неба спускавшуюся на монастырь. Я вздрагивала от каждого скрипа половиц, от каждого звука хлопающей двери. Я беспрерывно смотрела в окно на темнеющий сад. Дружелюбные ветви фруктовых деревьев, днем спасающие от палящего солнца, теперь казались страшными чудовищами, протягивающими ко мне свои когтистые лапы. Одинокие тени монахинь, возвращающихся из трапезной с маленькими светильниками в руках, я принимала за агентов императора, поджидающих меня и Петра Каульбаха. Мое больное воображение разыгралось настолько, что даже светлячки, летающие в глубине сада, казались мне людьми в черных одеждах, спрятавшимися за деревьями. Я неподвижно сидела и ждала. Занавеси на окне всколыхнул порыв ветра, на ясное ночное небо набежали легкие облака. За несколько минут они заполонили все, не стало видно даже яркой полной луны, висевшей на небосклоне. Где-то вдалеке прогремел гром и тут же, как по взмаху волшебной палочки, огромные тяжелые капли ударились о подоконник. Стрелы косого дождя попадали в комнату, а я не закрывала окно, я ждала его. Наступила полночь, а Петр так и не появился. Сначала мне в голову пришла мысль, что он раздумал...или обманул меня, сыграв на моих чувствах. Потом, отогнав эти мысли прочь, я испугалась, что его арестовали, ведь император уже наверняка получил письмо Софьи.

Я упала на колени перед горящей лампадой и начала молиться. Шепотом я произнесла все святые слова, которые знала наизусть. Окно по-прежнему оставалось открытым, с подоконника струйками стекала дождевая вода. Я оборачивалась к окну, но видела лишь серо-черное небо, застланное дождевыми тучами. Совсем потеряв надежду, сквозь шум дождя я расслышала едва различимый шум, доносившийся с улицы. Не успела я подойти к окну, как господин Каульбах в мокрой насквозь накидке перебрался через подоконник. Не сдержав порыва, я бросилась к нему, а он поймал меня в свои объятия.

Я прижалась к его мокрому лицу щекой. Еще никогда я не чувствовала себя такой смелой...такой желанной. Его горячее дыхание обжигало мое лицо. Когда он смотрел на меня, в его взгляде было столько страсти, столько нежности, что мои ноги подкашивались от переизбытка чувств и эмоций. Но Петр так крепко прижал меня к себе, что я не боялась упасть. Когда наше дыхание стало спокойным, я быстро рассказала обо всем, что произошло за сегодняшний день. Петр ответил, что он ожидал нечто подобное и кое-что предпринял для большей осторожности и безопасности. Также как и я, он был уверен, что люди из третьего отделения незамедлительно объявятся в окрестностях монастыря и будут дежурить у всех калиток и ворот в ожидании беглецов. Петр обладал незаурядным умом и сообразительностью, и придумал, как обвести «охрану» вокруг пальца. О нанял сразу несколько экипажей, в которых сидели его люди, и велел извозчикам подъехать к разным входам одновременно, чтобы сбить с толка агентов Бенкендорфа. Сами же, они спустятся по веревочной лестнице и перебравшись через ограду в самой заброшенной, поросшей колючим кустарником части сада, сядут в поджидающую их пролетку. А дальше, мы сможем рассчитывать только на небеса и молиться, чтобы третье отделение потеряло наш след. К счастью, проливной дождь не прекращался, что было нам на руку – вода потоками бегущая по дорогам быстро скроет следы, оставленные нашим экипажем.

Итак, настало время проститься с этими стенами, которые так и не стали мне домом, укрытием от обмана и лицемерия, правящего по ту сторону монастырских стен. Оглядев свою комнату, я поняла, что не жалею ни о чем, мой порыв стать монахиней был ошибочным и я вовремя смогла разобраться в своих чувствах, с помощью Петра. В мыслях я называла его по имени, но боялась сделать это вслух. Он, видимо, тоже испытывал некую неловкость и называл меня исключительно Екатериной Федоровной.

Петр первым взобрался на подоконник. Спустившись вниз, он выждал пару мгновений, чтобы убедиться, что рядом никого нет. Затем, он подал мне знак, дернув за веревку три раза, и я аккуратно перекинув ноги, оказалась на мокром, скользком подоконнике. Я по-прежнему была одета в платье послушницы – времени на переодевание не было, впрочем, как и какой-либо другой одежды. Петр сказал, что выбравшись за пределы города, он раздобудет другие костюмы, в которые мы сможем переодеться. Спускаясь по веревочной лестнице, я мгновенно промокла. Мокрое платье из грубой ткани мешало двигаться и стало очень тяжелым. Мои мысли были настолько поглощены желанием поскорее оказаться в пролетке, ожидающей нас за стенами монастыря, что я даже не обратила внимания, было ли мне страшно спускаться вниз. Когда я оказалась на земле, Петр с силой дернул за веревочную лестницу и она, оборвавшись, упала к нему в руки.


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 21-06, 21:51 
Не в сети

Зарегистрирован: 20-06, 18:35
Сообщения: 29
Откуда: Рига, Латвия
Я накинула на голову капюшон накидки, и мы стали осторожно пробираться по саду. Мокрые листья деревьев, словно маленькие ладони, касались моего лица. Пока окна моей комнаты окончательно не скрылись из вида, я обернулась и увидела Софью, смотрящую нам вслед. Я на секунду задержала свой взгляд на ее лице. Неожиданно, она обернулась, будто бы услышала стук в дверь. Мы сразу поняли, кто были люди, потревожившие ее в столь поздний час. Она отошла от окна, а через секунду в нем возник силуэт мужчины, держащий в руке канделябр с множеством свечей. Он по пояс выглянул из окна, и отдав какие-то распоряжения своим людям, словно из-под земли появившимся под окнами, исчез в глубине комнаты. Теперь, когда наш побег был обнаружен, дорога была каждая секунда. Мы уже не шли, а бежали сквозь кусты, царапавшие нам руки, раздвигая ветки деревьев, хлеставшие нас по лицам, наступая в грязь размытых дождем дорожек. Петр ни на мгновение не выпускал мою руку из своей и это придавало мне силу и уверенность, несмотря на то, что императорские агенты шли по нашему следу и в любой момент могли настигнуть нас. Когда мы добрались до того места, где должны были перебраться через высокую каменную стену, мое сердце стучало так, что каждый его удар отдавался в висках с троекратной силой.

Петр быстро перекинул веревочную лестницу через стену, отделявшую нас от свободы. С ловкостью хищника он взобрался на верх стены и свесившись вниз подал мне руку. Мокрый подол платья словно сковал мои ноги и мне стоило немалых усилий, чтобы вскарабкаться по скользким веревкам. В тот момент, когда я уже была готова спрыгнуть вниз, в небе блеснула яркая молния, осветив все вокруг. Вслед за вспышкой последовал громкий раскат грома, прогремевший, казалось, прямо над нами. От неожиданности я не удержалась и сорвалась с высоты стены вниз. Я закричала и тут же почувствовала как сильные руки подхватили меня, не дав упасть. Поставив меня на землю, Петр достал из кармана платок и вытер им мое мокрое лицо. Его взгляд был настолько проникновенным, дыхание близким и горячим, что я смотрела на него, словно завороженная. Неожиданно для себя самой я прикоснулась рукой к его щеке. Он приблизился к моим губам, как вдруг мы услышали голоса и треск ломающихся веток по ту сторону стены. Петр вновь взял меня за руку и мы побежали за угол, где должна была находиться пролетка. Едва оказавшись в экипаже, Петр громко крикнул извозчику: «Трогай! Живее!» и мы понеслись по дороге, вымощенной булыжниками, так быстро насколько это было возможно, учитывая непогоду, обрушившуюся на город.

Какое-то время мы ехали постоянно оглядываясь назад, ожидая погоню. Но позади нас оставалась лишь стена проливного дождя. Внезапно, когда я уже была готова вздохнуть спокойно, из узенького переулка нам наперерез вылетела повозка, в которой сидело несколько человек, держа в руках яркие светильники. Они громко кричали, приказывая извозчику остановиться, но тот лишь подстегнул лошадей и мы стали быстро удаляться от преследователей. Теперь я поняла, что в безопасности мы окажемся только тогда, когда выедем за пределы города и сможем укрыться в лесу. Еще раз обернувшись назад, Петр достал из-за пояса револьвер. Мои глаза наполнились страхом. Перекрикивая шум дождя, он приказал извозчику не останавливаться, что бы не произошло и продолжать путь до намеченного места. Я боялась оглянуться, боялась увидеть людей, преследовавших нас. Пересилив свой страх я посмотрела назад. В далеке были ясно видны несколько пар ярких точек, которые неумолимо приближались. Непогода, поначалу оказавшая нам услугу, теперь стала препятствием. Чем дальше мы отдалялись от города, тем медленнее и медленнее ехал наш экипаж. Дорожную колею размыло настолько, что лошади едва могли передвигаться. И вот, мы остановились. Петр выскочил прямо в грязь, где извозчик уже пытался выяснить причину остановки. Колеса пролетки полностью завязли в земляной каше, что сделало дальнейшее передвижение на ней невозможным. Вернувшись в экипаж, Петр сообщил мне о том, что дальше нам придется идти пешком. Меня не страшило ничто, кроме агентов третьего отделения, следовавших за нами. Спустившись на землю, мои ноги тут же оказались в вязкой грязи. Я подобрала мокрые юбки, и мы направились в сторону леса, темнеющего чуть в стороне от нас. По словам Петра, нам не хватило совсем немного, чтобы добраться до места, где мы сможем передохнуть.

Идти становилось все труднее и труднее. Мы почти было дошли до леса, как в очередной раз обернувшись, увидели множество ярких точек, мерцающих на ветру. Я решила, что все кончено. Мы на ощупь пробирались в глубь леса, цепляясь за коряги и низкорослые пни. У наших же преследователей имелись фонари, благодаря которым они успешно сокращали расстояние между нами. Я не знала, куда мы шли и как долго будет продолжаться наш путь. Но Петр, казалось, был уверен в правильности направления. Я чувствовала себя настолько уставшей, что каждый новый шаг давался мне с трудом. Зацепившись за поваленное дерево, я не удержалась на ногах и упала. Моя мокрая рука в мгновение выскользнула из руки Петра. Он быстро помог мне встать, но при падении я, вероятно, повредила ногу и едва могла наступить на нее. Петр взял меня на руки и мы продожили путь. Я испытывала такую неловкость, невольно став помехой, что уткнулась в его промокшую насквозь накидку и тихо заплакала. Тупая боль в ноге была невыносима. Петр обещал, что как только мы доберемся до избушки лесника, которая по его расчетам должна была быть где-то совсем рядом, он осмотрит мою ногу. Дождь стал стихать и вскоре лишь одинокие капли падали с неба. Силы были на исходе и мы остановились под раскидистой елью, чтобы немного передохнуть. Чуть приподняв подол платья, Петр стал ощупывать мою ногу. От прикосновения к опухшей щиколотке я ахнула и тихо застонала. По словам Петра, скорее всего я подвернула ногу и это не опасно, но мне были необходимы примочки, чтобы опухоль спала и я могла продолжать путь самостоятельно. Потом он привалился спиной к дереву и закрыл глаза. Его дыхание было тяжелым и частым.

Внезапно, в нескольких метрах от нас раздался шорох и мы увидели приближающегося к нам человека. Страх полностью заполнил все мое существо. Неужели это конец? Человек подошел так близко, что в его руке можно было различить пистолет, нацеленный вперед. Превозмогая боль, я вжалась в дерево. Нам было некуда бежать, негде скрыться. Приподняв фонарь, он увидел нас и громко свистнул, что свидетельствовало об успешном окончании поисков.

От свиста, пронзившего тишину, в голове зазвенело. Через секунду Петр уже стоял на ногах, его рука медленно двигалась к поясу, где находился револьвер. Я уже не верила, что мы сможем выбраться из этой западни и была готова сдаться на милость преследователей. Петр был иного мнения, он был не из тех, кто отступает, даже в самом опасном и безвыходном положении. Загородив меня собой, он был готов в любой момент выхватить револьвер и направить его на противника. Неожиданно, сова, сидевшая на дереве, заухала и громко захлопала крыльями. Человек с фонарем оглянулся и в этот самый момент, Петр, схватив меня за руку, стал быстро пробираться между старыми ветвистыми елями. Страх притупил боль в ноге. Нам приказывали остановиться, но мы продолжали продвигаться в глубь леса. Не оборачиваясь мы знали, что люди Бенкендорфа вновь гонятся за нами. Их голоса звучали совсем близко: «Остановитесь! Иначе мы будем вынуждены применить оружие! Остановитесь!» Раздался выстрел. В первую минуту я даже не поняла, что произошло, лишь жгучая боль пронзила мое плечо, будто бы его проткнули раскаленным железным прутом. Выпустив руку Петра, я схватилась за плечо и почувствовала, как платье в этом месте становиться горячим и мокрым. Посмотрев на пальцы, я увидела алеющую кровь. Ели, сосны, вековые дубы каруселью закружились передо мной и, не удержавшись на ногах, я упала на мягкий мох, мокрый от недавнего дождя. Последнее, что я запомнила, было лицо Петра, склонившегося надо мной и повторяющего мое имя

Я лежала на мягкой зеленой траве. Моего лица касался теплый легкий ветерок, доносивший аромат полевых трав и цветов, какой можно почувствовать только в деревне, лежа в высокой луговой траве. Где-то совсем рядом жужжала труженница-пчела, собирая сладкий цветочный нектар, стрекотал кузнечик, а в высоте неба парили ласточки, издавая тонкий пронзительный щебет. Я открыла глаза. Небо было ярко-голубым, не было видно не единого облачка до самой кромки леса, темнеющего вдали. Я встала на ноги и огляделась по сторонам. Вокруг меня, покуда хватало глаз, простирался зеленый луг. «Это ведь луг рядом с нашим имением. А там, березовая роща, а за ней река». Пройдя немного вперед, я увидела красивую деревянную беседку, увитую виноградными лозами. «Странно. Откуда она тут взялась?». В беседке кто-то сидел. Подойдя ближе, я почувствовала знакомый терпкий аромат, именно такими духами пользовалась маменька. Это и в правду была она. Повернувшись ко мне лицом, маменька сказала:
- Катюша, девочка моя! Как же я соскучилась по тебе! Я не верила своим глазам. Должно быть я сплю, ведь этого не может происходить на самом деле.
- Маменька? Как вы тут оказались?
- Я? Хотелось бы знать, как ты сюда попала, - с этими словами она встала из-за стола, и выйдя из беседки, направилась в сторону дома, жестом пригласив меня следовать за ней. Дойдя до крыльца, маменька остановилась и пристально посмотрела на меня, а потом перевела взгляд на лужайку перед домом, посреди которой сидела девочка двенадцати лет. В руке она держала ромашку. Девочка отрывала лепесток за лепестком и что-то тихо бормотала себе под нос. «Боже, это ведь я!». Я отчетливо вспомнила тот день, когда сидя на траве загадала самое сокровенное желание – встретить свою любовь.
- Твое желание исполнилось, ты не находишь, Катиш? – матушка посмотрела на меня так странно и загадочно, что я не сразу поняла, что она имеет ввиду.
- Исполнилось? – переспросила я.
- Да-да, именно так. Рядом с тобой тот, кто сделает тебя счастливой, тот, кому ты можешь доверять несмотря на всё, что было. Я начинала понимать, о чем говорит мне маменька.
- Он спас меня.
- Да, - ответила она, - и сейчас продолжает делать то же самое. Но ты должна ему в этом помочь. Маменька подошла ко мне, провела рукой по лицу, поправила выбившийся локон. Она смотрела на меня так, будто бы хотела сказать мне то, чего мне не дано знать, но не имела на это права. – Но ты должна ему помочь, одному ему с этим не справиться.
- Помочь? Как, и в чем? – я снова перестала что-либо понимать.
- Ты сильная, девочка моя, ты смелая, ты сможешь... – с этими словами силуэт маменьки стал расплываться, пока не исчез вовсе. «Ты сможешь...ты сможешь...» эти слова эхом раздавались в моей голове. Внезапно вокруг потемнело и я, сделав глубокий вдох, открыла глаза и резко приподнялась на кровати.

Первое, что я увидела, была бревенчатая стена комнаты. Было тепло и сухо. Дотронувшись до плеча рукой, я обнаружила повязку. От прикосновения боль волной прокатилась по всему телу. Я лежала на печи, накрытая овчиной. Рядом с печью, на лавке, прислонившись головой к стене, спал Петр. Услышав шорох, он мгновенно проснулся и вскочил на ноги. Я попыталась сесть, но голова кружилась так, что тело отказывалось меня слушаться. В бессилии я упала на жесткую подушку. Казалось, что мне больно даже говорить. Несмотря на то, что мне было холодно, на лбу выступила испарина, как случается у простудившегося человека. Петр заботливо прикладывал к моему лбу намоченный в воде носовой платок. «Маменька, вы ведь тоже видели мою маменьку? – обращаясь к нему, я повторяла одну и ту же фразу». «Вам надо лежать, чтобы отдохнуть и набраться сил, - его голос доносился все тише и тише, - вы потеряли много крови, но всё будет хорошо, я позабочусь о вас». Я вновь попыталась дотронуться до своего плеча, но Петр вовремя перехватил мою руку и прижал ее к губам. Любое мое движение сопровождалось болью, но я изо всех сил стискивала зубы, чтобы не закричать. Он знал, какую боль я испытывала, ведь совсем недавно он сам точно также лежал раненый и не знал, выживет ли он или нет. От прикосновения его губ, приятное тепло разлилось по телу. Мне хотелось, чтобы он не останавливался ни на секунду. Я не стыдилась своих мыслей. Я тихо назвала его по имени. Петр склонился надо мной, сдвинув в сторону прилипшие волосы. Я прошептала ему «спасибо» за все, что он для меня сделал. Он попытался улыбнуться, но у него не очень получилось, он понимал, что радоваться пока рано, моей жизни по-прежнему угрожала опасность.

После того как прогремел выстрел и я упала на землю, Петр словно обезумел, увидев красное пятно растекающееся по моему платью. В то же мгновение, наш преследователь появился из-за ели и приказал бросить оружие, если таковое имеется. Раздумывать было некогда и Петр швырнул револьвер к его ногам. Наклонившись, чтобы поднять его, агент потерял бдительность и не заметил, как Петр вынул из голенища сапога небольшой кинжал и метнул ему в ногу. Вскрикнув от боли, мужчина схватился за ногу и повалился на землю. Не теряя ни секунды, Петр взял меня на руки и быстро, как только мог, продолжил путь, пока нас не настигли остальные. Совсем скоро, как он и предполагал, мы вышли к небольшой избушке лесничего. Тот, по уговору, уже стоял на крыльце, держа в руках небольшую керосиновую лампу. Он помог Петру занести меня внутрь и положить на лежанку возле печки. Разорвав платье на плече, он увидел пулевое ранение, из которого продолжала течь кровь. Впервые в жизни его руки дрожали, пальцы не слушались, а по лицу текли слезы. Лесничий принес горячей воды и чистые тряпки, чтобы промыть рану. Осмотрев плечо, выяснилось, что пуля прошла навылет ровно под ключицей, вызвав большую кровопотерю. Старик сказал, что, если кровь не остановить, я могу умереть. Петр тяжело задышал - ни лесничий, ни он сам не знали, что нужно предпринять, чтобы спасти мне жизнь. Немного подумав, старец вспомнил, что в часе ходьбы живет одна знахарка, которая, возможно, сможет помочь. Она живет в глуши и никогда не появляется в деревне. Люди считают ее ведьмой, потому что она разбирается в целебных травах и разговоаривает со зверями. Петр воспрял духом и попросил лесничего как можно скорее привести ее сюда, ведь каждая секунда была на вес золота. Когда старик уже собирался выйти из дома, раздался громкий стук в дверь. Я по-прежнему лежала без сознания. Петр заметался по комнате, лихорадочно соображая, где бы нам спрятаться – он почти не сомневался, что это агенты Бенкендорфа. Ничего не оставалось, как забраться на печь и спрятаться под лежавшие там шкуры зверей. Аккуратно, стараясь не причинить боли, меня положили на печь. Петр забрался следом и, придвинув меня вплотную к стене, накрыл большим куском овчины. Сам, прижавшись ко мне, устроился рядом.

Выйдя в крохотные сени, лесничий отворил дверь. Опасения Петра подтвердились. В избу вошли несколько человек и стали спрашивать, не видел ли старик мужчину и молодую женщину. Лесничий оказался не из робкого десятка и уверенно заявил, что тут и в помине никто не появлялся. Вошедшие окинули взглядом комнату и уже хотели покинуть избу, как вдруг один из них заметил окровавленные тряпки, которыми мне промывали рану. К счастью, старик и тут не оплошал, сказав, что поранил себе ногу, бродя по лесу, и в доказательство закатал штанину, показав на самом деле перевязанную ногу. Переглянувшись, трое мужчин вышли из избушки, наказав лесничему сразу же сообщить человеку, который специально будет находиться в деревне, если ему встретятся искомые ими люди. Перекрестившись в знак обещания, старик еще долго стоял на крыльце, ожидая, пока гости не скроются в глубине леса, прежде чем вернуться в дом. Пока лесничий разговаривал с людьми в черном, Петр лежал рядом со мной и боялся пошевелиться. Если бы эти люди услышали хотя бы один малейший шорох, обыска было бы не избежать, и тогда нас бы сразу обнаружили, а это означало бы конец всему. В тот момент, когда один из агентов увидел окровавленные тряпки, казалось, его сердце замерло и забилось вновь лишь тогда, когда снова заскрипела дверь и голоса говоривших стихли. Сам того не заметив, Петр так прижался ко мне, что чувствовал каждый мой вдох, слышал каждый удар моего сердца. Едва коснувшись губами моих губ, он стал шептать мне слова любви, просил не покидать его, умолял очнуться и бороться за свою жизнь.

Я спросила, где мы находимся. Чтобы я не тратила драгоценные силы, Петр приложил указательный палец к моим губам. Жажда мучала так, будто бы я не пила воды несколько дней к ряду. Заботливо поднеся чашку с водой, Петр приподнял мою голову, чтобы я могла сделать глоток. Он сказал, что лесник, укрывшись нас от погони, отправился за старухой-знахаркой, которая сможет меня исцелить. Я слабо улыбнулась. Моя улыбка была лучшей наградой Петру. Я прикрыла глаза. В голове стоял непрекращающийся гул, видимо, у меня начинался жар. Петр не выдержал и вглянул в окно, но лесничего все не было. Моя одежда, которая уже успела кое-как высохнуть, стала мокрой вновь. Рана теперь не просто горела, плечо жгло с невероятной силой. Я тихонько застонала. «Девочка моя, потерпи еще немного, совсем немного и помощь придет...не закрывай глаза, смотри на меня... – твердил он мне без перерыва». Легкими поцелями он осыпал мое влажное лицо, его губы ни на секунду не прекращали шептать слова, смысл которых я уже не могла разобрать.

Дверь в сенях скрипнула и на пороге показался лесник, за которым следовала женщина. Глядя на нее, было трудно определить ее возраст. Она была уже далеко не молода, но ее глаза светились каким-то странным необычным блеском. Она была одета с простое серое платье, поверх которого была наброшена накидка с капюшоном. Петр подошел к ней и стал что-то быстро и тихо говорить ей. Вымыв руки, женщина подошла ко мне и сдвинула в бок повязки, уже успевшие вновь пропитаться кровью. По ее глазам, выражающим беспокойство, Петр понял, что все гораздо серьезнее, чем он мог себе представить. Мария, так звали знахарку, попросила нагреть воды и дать ей еще чистых сухих тряпок. Еще она что-то прошептала лесничему и тот полез за печку, где на протянутых вдоль веревках, сушились пучки лечебных трав, собранных в лесу. Собрав необходимые травы в деревянную миску, он залил их кипящей водой. Через несколько минут снадобье было готово. Перелив часть лекарственного настоя в глинянную кружку, он подал ее Марии, а она, приподняв мою голову, стала маленькими понемногу вливать его мне в рот. Жидкость оказалась очень горькой и я закашлялась. Сделав первый глоток, я чувствовала, как она, обжигая, течет внутри меня. К горлу подступила тошнота, но мне удалось подавить это неприятное ощущение. Через несколько минут комната закружилась перед моими глазами. Бревенчатые стены, лица, потолок...стали вращаться с такой скоростью, что я уже не понимала, где нахожусь. Голос Петра стал таким далеким, что я различала лишь едва заметное движение его губ. А потом...наступила темнота. Когда я провалилась в беспамятство, Петр испугался и стал кричать на Марию, говорить ей, что она должна была спасти мою жизнь, а не подвергать ее еще большей опасности. Женщина спокойно посмотрела на Петра, и сказала, что именно этим она и занимается. И, если он не будет ей мешать, она справится со своей задачей гораздо быстрее. Как оказалось, снадобье, заваренное лесником, должно было остановить кровотечение. В оставшейся жидкости Мария смочила чистые тряпки и приложила к ране. Мое тело дернулось, но по словам женщины, я не чувствовала боли. Это было еще одно чудесное действие, оказывемое принятым мною лекарственным настоем. Промыв им место, где прошла пуля, Мария покачала головой, очевидно ей стало жаль меня. Наложив тугую повязку, она стала протирать мое лицо прохладной родниковой водой, которую принесла с собой в кувшине. Все это время, пока знахарка занималась врачеванием, Петр непожвижно сидел рядом, держа меня за руку. Время от времени мои пальцы слегка подрагивали, а он прижимал их к губам, чтобы унять дрожь. Наконец, Мария сказала, что самое страшное уже позади, моей жизни уже ничто не угрожает и при правильном уходе я быстро встану на ноги. Задерав на Петре свой проницательный глубокий взгляд, она добавила, что все случилось очень вовремя, что судьба послала нам испытания, благодаря которым мы обретем то, что ищим. Даже ранение, случайно полученное мною, тоже оказало нам услугу, иначе нас
бы поймали. Услышав эти слова, Петр насторожился, он не понимал, каким образом этой женщине, живущей в лесу, удалось узнать об этом. «Неужели она и в самом деле ведьма, как говорят о ней на деревне?» Но тут же Петру стало стыдно за свои мысли, ведь кем бы Мария не была, она спасла от смерти самое дорогое, что у него было. Мария же, будто прочитав его мысли сказала, что она очень давно живет в лесу, поэтому ей дано видеть и слышать то, что не подвластно простому человеку, оказавшемуся в лесном царстве. Мария быстро приготовила травянные настои, которые мне надлежало неукоснительно принимать, чтобы окончательно поправиться. Петр понимал, что должен хоть как-то отплатить знахарке за ее помощь, но женщина отказалась принять деньги. Она попросила лишь об одном – зайти в церковь и поставить свечку за здравие всех болящих, когда мы будем в безопасности и доберемся туда, куда направлялись. Уже в дверях, Мария в последний раз обернулась и посмотрела на меня, потом на Петра и сказала, что его любовь вернула меня к жизни, помогла перепрыгнуть через пропасть страха, который долгое время жил в моей душе. Накинув капюшон на голову, Мария вышла в сени. Уже через минуту она скрылась среди мокрых от дождя деревьев.

Как и обещала Мария, через несколько часов я пришла в себя. Жар полностью спал, мое дыхание было ровным. Открыв глаза, впервые за последние несколько часов я почувствовала себя отдохнувшей. Плечо еще побаливало, но той страшной жгучей боли больше не ощущалось. Петр тут же, выполняя распоряжение Марии, поднес к моим губам кружку со снадобьем. Резкий травянистый запах ударил мне в нос. Сделав несколько глотков, я навалилась на подушку. Наверное, главной задачей этого напитка было заставить меня спать, ибо только отдых и продолжительный сон могли помочь мне набраться сил, столь необходимым в моем положении.

Я не знаю сколько часов я проспала, но очнувшись, я догадалась, что наступил следующий день. В избушке никого не было. Я попыталась присесть, но я все еще была слишком слаба, чтобы сделать это без посторонней помощи. Через несколько минут, вошел Петр, держа в руках поленья. Увидев, что я проснулась, он бросил их у печи и подошел ко мне. В его глазах читалась нескончаемая радость. Потом, он мне скажет, что в тот момент он был по-настоящему счастлив, так как снова мог видеть мои прекрасные глаза, мою едва заметную улыбку, коснувшуюся губ. Я остро ощутила чувство голода, а Петр будто догадался об этом и непонятно откуда появилась миска, наполненная грибным супом, аромат которого еще больше возбуждал аппетит. Как маленькую девочку он кормил меня с ложки. Когда много месяцев назад, он переступил порог нашего имения, могла ли я представить, что от моей ненависти к нему не останется и следа, и сердце будет трепетать от одного его вида, что я буду вздрагивать от его прикосновения. Он заботился обо мне как о самом дорогом, родном и близком человеке. И я надеялась, что когда-нибудь смогу его отблагодарить за то, что он спас мне жизнь.

Когда тарелка оказалась пуста, сон вновь накатился на меня и едва сомкнув веки я провалилась в сон. А Петр, тем временем, подбросил поленья в печь. Затрещав, огонь стал разгораться и приятное тепло стало распространяться по избе. Я проспала весь оставшийся день и всю ночь. На утро, открыв глаза, я чувствовала себя настолько хорошо, что смогла приподняться и сесть. В голове была поразительная ясность. В плече чувствовалась боль лишь тогда, когда я попыталась резко поднять руку вверх. Сначала, Петр не позволял мне спуститься вниз, так как боялся, что я еще не достаточно окрепла. Но признаться, я бы сошла с ума, если бы мне пришлось пролежать на печи хотя бы еще один день. Обхватив Петра за шею, он спустил меня на пол. Оказавшись в вертикальном положении после продолжительного лежания, я покачнулась, но быстро обрела равновесие. Сев на лавку и прислонившись к стене, я еще раз оглядела комнату. За время, проведенное в избе лесничего, она стала мне совсем родной, тем более, все это время со мной был он. Я не представляла, что было бы со мной, если бы не этот человек. Хотя нет, представляю. Сейчас бы я была монахиней Воскресенского Новодевичьего монастыря. Моя жизнь стала бы однообразной, а прошлое было бы зачеркнуто навсегда. Моя вера в Бога была по-прежнему очень сильна, и я была уверена, что именно по Божьей воле я так и не стала монахиней и нашла в себе силы поверить Петру Каульбаху и изменить свою жизнь. Петр опустился передо мной на колени и, скклонив голову, прикоснулся к моим рукам. Поддавшись порыву, я положила руку на его голову и погладила темные густые волосы. Он посмотрел на меня и от этого взгляда все мое существо охватила сладостная дрожь. Мне никогда не доводилось чувствовать ничего подобного...один лишь его взгляд всколыхнул мои чувства, заставил мое сердце биться так часто, что я едва успевала сделать вдох. Осторожно, стараясь не задеть мое плечо, Петр наклонился к моему лицу и его губы коснулись моих, оставив обжигающий след. Я робко ответила на его поцелуй. Перевязанное плечо было оголено, чтобы было легче менять повязки. Его теплые губы дотронулись до него. Этот поцелуй был лучшим элексиром, способным унять любую боль. Когда лицо Петра вновь оказалось так близко к моему, что я слышала каждый его вздох, ощущала на себе его дыхание, и он был готов поцеловать меня, а я ответить, дверь со скрипом отворилась и лесник вошел в избушку. Выражение его лица было взволнованным. Мы сразу поняли, что произошло что-то такое, о чем он торопился нам поведать.

Оказывается, агенты третьего отделения не только не оставили свои попытки розыскать беглецов, но и удвоили свои силы, получив подкрепление, прибывшее из Петербурга. Побывав в деревне, лесник узнал, что в одном из домов разместились «люди в черном», так называли их местные жители, чья жизнь была взбудоражена приезжими. Каждый день они прочесывали участки леса, в надежде найти хоть какие-то следы сбежавших. Дом лесника на какое-то время был вне подозрений, но это было лишь пока. Они даже добрались до Марии, но не смогли добиться от нее ни одного ответа на свой вопрос. Петр был вынужден признать, что наше дальнейшее пребывание здесь ставит под угрозу не только наши собственные жизни, но и жизнь человека, давшего нам укрытие. День клонился к вечеру и было очевидно, что сегодня мы уже не сможем покинуть свое прибежище. К тому же, нам было просто некуда идти. Согласно плана Петра, который не смог осуществиться из-за настигшей нас погони и моего ранения, мы должны были затаиться у лесника на несколько дней, пока Петр не свяжется со своими людьми, которые помогут нам добраться до Пскова, откуда уже нам самим предстоит путь через Митаву в Ригу. Сейчас наша задача усложнилась – на нас шла самая настоящая охота, и я не хотела даже думать о том, что случится, если нас поймают. Вечером, Петр сообщил мне, что рано утром он должен будет отправиться обратно в Петербург, чтобы встретиться со своими людьми и выяснить обстановку. Чтобы продолжить путь и были необходимы деньги, одежда и хотя бы примерное представление о действиях агентов императора.

Мне было тяжело и страшно соглашаться на эту разлуку, которая должна была продлиться несколько дней, но сколько точно, не знал даже сам Петр. Он намеревался покинуть дом лесника еще до рассвета, чтобы выиграть время и как можно дальше продвинуться в сторону столицы, пока люди Бенкендорфа еще будут спать. Для большей безопасности, Петр собирался переодеться простым крестьянином, направляющимся в соседнюю деревню. Лесник дал ему кое-какую одежду, больше похожую на лохмотья, а свое красивое аристократическое лицо он собирался специально перепачкать сажей. Той ночью я не могла сомкнуть глаз. Разыгралась непогода, лил сильный дождь, гремел гром, и даже в окнах сторожки лесника, находящейся в лесной глуби, время от времени отсвечивались отблески молний, пронзавших тучи на темном ночном небе. Шумел ветер, и ветви елей стучали по окнам, грозязь разбить стекла и вломиться в избу. Еще никогда мне не было так страшно. Несмотря на поздний час и ненастье, лесника не было, он отправился проверить, не вспыхнул ли где пожар, который, несмотря на сильный дождь, мог быстро распространиться по лесу. Маятник часов, висевших на стене, размеренно качался из стороны в сторону, с точностью отсчитывая минуты. Тик-так, тик-так...беспрерывно звучало у меня в голове. Я приподнялась на руках и посмотрела вниз, туда, где на лежанке спал Петр. Но он не спал, он лежал на спине, подложив руки под голову и смотрел в темное окно напротив. Услышав шорох, он тут же вскочил на ноги и подошел ко мне. Я сказала ему, что не в силах заснуть, думы о скором расставании снедали меня. Ловким движением он подтянулся на руках и сел рядом на полати. Накрыв мои дрожащие руки своими большими теплыми ладонями, он нежно посмотрел в мои глаза. Было темно, но я ощущала на себе его пристальный взгляд, слышала его прерывистое дыхание, чувствовала, как вздымается его грудь, покрытая холщевой рубахой. Ведомая каким-то странным, доселе неизведанным чувством, я отодвинулась ближе к стене, приглашая Петра подвинуться ко мне еще ближе.

Не решаясь сделать этот шаг, Петр сидел без движения и тогда я сама положила на его руку свою и потянула ее к себе. На этот раз, убедившись, что он верно воспринял мой жест, Петр придвинулся ближе и лег рядом. Он лежал на боку и осторожно гладил мои растрепавшиеся волосы. Впервые в жизни мужчина находился настолько рядом. На короткое мгновение я вспомнила, как много месяцев назад чуть было не совершила самую ужасную ошибку в своей жизни, придя в комнату князя Воронцова. Сейчас мои ощущения были совсем иными, нежели тогда. В тот раз я мною двигало лишь одно – желание всеми силами удержать этого человека. Тогда я не задумывалась о последствиях, которые могли бы случиться, если бы мужское начало князя взяло бы верх над его моральными принципами и он поддался бы искушению, которому я его подвергла. Со мной рядом находился человек, которому я полностью доверяла, который бы никогда не прикоснулся ко мне, без моего на то согласия. Но сейчас, я хотела, чтобы он сделал это. Я все более и более четко понимала, что, возможно, уже никогда не увижу Петра, ведь никто из нас не мог знать, чем завершится его тайная поездка в Петербург. Его могли поймать, едва он окажется вблизи населенной местности. Лесник был уверен, что «люди в черном» могут пойти на любые ухищрения, лишь бы привлечь на свою сторону местное население и найти помощников в лице деревенских жителей. Было темно, но я чувствовала на себе его взгляд. Скорое расставание придало мне смелости, сил, уверенности в своих желаниях и я осторожно коснулась кончиками пальцев его щеки, очертила линию скул, покрытых легкой щетиной. Это ощущение было приятным, и легкий озноб пробежал по моему телу. Все происходящее было для меня новым, неизведанным и манящим. За прошедшие месяцы я очень изменилась, повзрослела, стала внутренне сильнее. Вместе со мной повзрослели мои желания, мысли, поступки. Я хотела принадлежать этому человеку здесь и сейчас, потому что потом могло быть уже поздно. Всей душой я хотела чувствовать всю силу его любви, и хотела, чтобы он почувствовал всю силу моей. Я слышала его учащенное дыхание и стук своего сердца.
- Пожалуйста, поцелуй меня, - сказала я наконец, нисколько не смущаясь своих желаний и порывов.
Его губы были теплыми и ласковыми. Я отвечала на его осторожные поцелуи, чувствуя, как меня охватывает доселе незнакомое ощущение всепоглощающего счастья. И я знала наверняка, что Петр испытывает то же самое. Он неспеша развязал завязки моей сорочки и она сама спала с плеч. После того, как страсть наших сердец и тел улеглась, я лежала, положив голову ему на грудь и улыбка не сходила с моего лица. Испытав радость взаимной любви и близости с человеком, дороже которого в этой жизни у меня не было никого, я была счастлива. Эта ночь окрылила меня и я была готова ко всему, что нам предстояло пережить на пути к свободе и счастью. Блаженное спокойствие поселилось в моей душе раз и навсегда.

Я проснулась на рассвете и посмотрела на спящего Петра. Его дыхание было ровным и спокойным, будто бы ему не приходилось скрываться и бороться за свою жизнь. Почувствовав на себе взгляд, он открыл глаза и улыбнулся. Я как завороженная смотрела на него, пытаясь запомнить ег именно таким. Я призналась Петру, что боюсь отпускать его, боюсь оставаться здесь одна, ведь в любой момент сюда могли вновь нагрянуть агенты Бенкендорфа или нанятые им ими люди, которые соблазнились на денежное вознаграждение, обещанное в случае поимки преступников. Он назвал меня храброй девочкой и поклялся своей любовью ко мне, что вернется, что бы не случилось. И я верила ему. Петр слез с полатей и помог спуститься мне. Лесник уже приготовил необходимые вещи и через несколько минут на меня смотрел чужой, незнакомый мне мужчина, и только родные любимые глаза говорили мне о том, что этот человек еще совсем недавно держал меня в своих объятиях и осыпал поцелуями. Старик сообщил нам последние новости, происшедшие в деревне. Со слов его знакомого мясника, в доме которого расположились несколько приезжих, ожидаемое подкрепление задерживалось из-за размытых дождем дорог и поваленных деревьев. Экипажи новых гостей застряли в дорожной грязи примерно на полпути от Петербурга, и никто не знал, когда эта ситуация будет разрешена. Это известие было на руку Петру. Для моей безопасности он решил, что будет лучше, если с наступлением сумерек лесник проводит меня к жилищу Марии. Оставаться в избушке было крайне опасно, к тому же моему плечу все еще требовался уход. В душе я была даже рада его решению, так как понимала, что просто сойду здесь с ума в ожидании возвращения Петра. Я и так все эти дни жила в страхе за свою жизнь и была душевно опустошена. Старик вышел из избы, чтобы дав нам возможность проститься. Если до сих пор мне удавалось сохранять спокойствие, то теперь сдерживаемые эмоции вырвались наружу. Крупными прозрачными каплями по моим щекам текли слезы, и дрожащими губами я шептала три заветных слова. Петр гладил мои волосы, целуя, проводил ладонями по мокрому лицу. Затем он достал из кармана широких холщовых шаровар печатку и вложил ее в мою ладонь. Петр сказал, что это кольцо поможет мне, если вдруг случится так, что он не вернется по прошествии определенного времени. Он дал себе срок в десять дней и хотел, чтобы я покинула свое укрытие, если через десять дней он не вернется за мной. Петр сказал, что я должна добраться до немецкого города Саксен-Кобург, а там, отыскав одного человека и предъявив ему печатку, мне будет оказана помощь. Я отказывалась слушать и внимать этим указаниям, потому что это означало лишь одно, чего я не могла допустить до своего сознания. Вернулся лесник и сказал, что Петру надо торопиться, если он хочет выиграть хотя бы немного времени. Рука Петра выскальзывала из моей, оставляя на ней свое тепло.
- Петр, постой! – закричала я и бросилась в его объятия. Я покрывала его лицо, руки поцелуями, прижимала его к себе, вдыхала его запах. Я твердила, что люблю его, что буду ждать, буду молиться, чтобы он поскорее вернулся ко мне. Его глаза выражали всю глубину чувств, хранимых в его сердце, в них стояли слезы и он с силой стискивал скулы, чтобы не дать им скатиться по щекам. Поцеловав меня в губы, он стремительно выбежал в сени, а когда хлопнула дверь, я поняла, что он покинул избу лесничего и уже пробирается сквозь гущу деревьев и кустов, собираясь сделать все возможное, чтобы спасти нас. Уже прошло несколько минут, а я по-прежнему неподвижно стояла посреди комнаты и сжимала в ладони кольцо, оставленное мне Петром. Это было все, что теперь напоминало мне о нем. Я вновь осталась одна и моя жизнь вновь была только в моих руках.

Мне не хотелось дожидаться вечера и я попросила лесничего отвести меня к знахарке Марии прямо сейчас. Тот, пожав плечами, согласился. В глубине души он был даже рад, что его гости наконец-то покинут его жилище, потому что все это время он, так же как и мы сами, жил в страхе за свою жизнь. Разумеется, он был рад, что со нам помочь, просто внезапная погоня и мое ранение расстроили первоначальный план, и теперь все было настолько непредсказуемо, что никто не знал, чем может закончиться даже только что начавшийся день. Я повязала на голову платок и мы вышли из избы. Кольцо Петра я повесила на цепочку с крестом, так как никакой поклажи у меня не было. Всю дорогу мы шли молча и лесник прислушивался к каждому шороху, к каждому звуку, опасаясь слежки. Не останавливаясь, мы провели в пути почти два часа и только дойдя до болота, старик предложил сделать привал.Я опустилась на кочку и начала жадно пить взятую в дорогу воду. От постоянного движения в плече чувствовалась легкая боль.
- Ты сильная, и он сильный, - вдруг произнес старик. – Ты можешь поверить мне наслово – он вернется.
Его слова стали для меня лучшей поддержкой в ту минуту. К тому же, я не допускала иных мыслей, иначе вся моя начатая заново жизнь, теряла смысл. Бросив взгляд на болото, я не понимала, как нам удастся перебраться на другую сторону, так как насколько хватало глаз, я видела лишь одну непроходимую топь. Но казалось, старик знает, что делает. Он повел меня вдоль болота, а потом приподнял склонившиеся до земли ветви каких-то деревьев, открыв узенькую тропинку, уходящую в глубь. Лесник рассказал, что это старый потайной проход, который сохранился со времен язычников, живших в этих местах. О нем известно только ему и Марие, которая живет на месте их поселения. Деревенские жители считаею его заколдованным и никто никогда туда не ходит. В деревне ходят старые слухи, что Мария является одной из последних представительниц этого языческого народа и обладает колдовскими способностями. К тому месту, куда мы направлялись, была еще одна дорога, идущая в обход. Именно им и воспользовались «люди в черном», когда пришли к женщине со своими вопросами. Но этот путь был долгим, хоть и менее опасным. Чтобы добраться туда из деревни, могло потребоваться два-три дня, а так как люди побаивлись Марии, то и не ходили к ней и вовсе. Я вновь почувствовала заботу Петра, который все это прекрасно знал и отправил меня именно туда, где я буду в безопасности. Когда мы вышли на опушку, перед нами возник небольшой деревянный домик. Из трубы в небо тонкой струйкой поднимался дымок и растворялся в воздухе. Я огляделась и поняла, что от этого места и в самом деле веет таинственностью и колдовством. Здесь было тихо и, как мне показалось, очень красиво. Над входом в дом висели пучки каких-то растений и цветов, которые знахарка высушивала, растирала в порошок и готовила из них целебные снадобья. Неожиданно, на пороге появилась и сама хозяйка. Узнав меня, она улыбнулась и поприветствовала нас. Лесник отвел ее в сторону и объяснил, зачем привел меня к ней. Возможно, мне показалось, но по глазам Марии я поняла, что она вовсе не удивлена нашему появлению и даже будто бы ждала нас. Я попрощалась с лесником и он отправился в обратный путь. Когда мы покидали избушку в лесу, погода была пасмурной, небо серым и не было никакого намека на солнце. Теперь же, посмотрев на небо, я увидела яркое солнце и редкие белые облачка. Я улыбнулась, подумав, что сегодня сама погода была на нашей стороне, позволяя Петру быстро продвигаться в сторону столицы.
Мария пригласила меня в дом и заварила душистый чай. Пока отвар настаивался, она осмотрела мое плечо и сказала, что через пару дней я и не вспомню об этом случае. Женщина дала мне другую одежду – белую вышитую сорочку, нижнюю рубашку и сарафан. Она нагрела воды и вылила ее в большой чан. Погрузившись в горячую воду, я испытала истинное блаженство. Помогая мне, Мария что-то тихо напевала. Как я не старалась, я не смогла разобрать ни одного слова и пришла к выводу, что она поет на каком-то неизвестном мне языке. Искупавшись и надев чистую одежду, я почувствовала себя бодрой, сильной, готовой идти до конца. Мария была не очень разговорчива, но я не винила ее в этом. Она приютила меня, и уже за это я испытывала огромную благодарность. К тому же, я была чужая и было бы не очень остроумно с моей стороны ожидать чего-то большего, чем заботы и понимания. Выпив чай, я прилегла и закрыла глаза. Мысленно, я оглянулась назад и посмотрела на своб жизнь со стороны. Я, княжна Екатерина Федоровна Урусова, всю жизнь знавшая лишь роскошь, достаток, исполнение каждой прихоти, жившая в особняках, имевшая множество прислуги, сейчас лежала на простой деревянной лежанке, одетая в обыкновенное деревенское платье, в доме незнакомой чужой женщины, которую все считали ведьмой. Но я понимала, что сейчас я была в сотни раз более счастлива, чем во времена моей жизни в Петербурге. Теперь у меня был человек, который любил меня, забоился обо мне, который, рискуя своей жизнью и свободой, вернул меня к жизни, заставил поверить в себя, в то, что я заслуживаю большего, чем брак по расчету или заточение в стенах монастыря. Я уснула с блаженной улыбкой на лице и мыслями о Петре, моем Петре, который сейчас был на пути в Петербург, чтобы устроить наш побег из России. Я этого никогда не узнаю, но пока я спала, Мария подошла к моей постели и пристально вглядывалась в мое спящее лицо. Все это время она что-то нашептывала. Накрыв меня цветным домотканым покрывалом, она вышла из избы.


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 21-06, 21:53 
Не в сети

Зарегистрирован: 20-06, 18:35
Сообщения: 29
Откуда: Рига, Латвия
Когда я проснулась, в окошко проникали лучи заходящего солнца. События этого дня, расставание с Петром оказались для меня более сильным потрясением, чем я могла предположить, и мой организм решил посредством сна сеять с себя чрезмерное напряжение. Мария приготовила простой легкий ужин, и мне он показался самым вкусным из того, что мне когда-либо приходилось есть. Когда мы сидели на лавке подле дома, женщина стала более разговорчивой. Ее спокойствие перешло и ко мне. Впервые за эти дни я не боялась внезапного появления гонящихся за нами людей, слежки, впервые я чувствовала себя в безопасности. Мария повязала мне на руку оберег, который она сделала сама и сказала, что он всегда будет помогать и оберегать меня от опасностей, меня и ... Тут она осеклась так и не закончив свою мысль. Тогда я не придала этому никакого значения, потому что даже не подозревала, что жизнь готовила мне еще ни одно испытание. Судьба распорядится так, что потеряв одного любимого человека, в моей жизни появится другой. Позже, восстановив в памяти события сегодняшнего дня, я пойму, что уже тогда Мария знала, что ждет меня впереди. Время тянулось медленно. Иногда мне казалось, что в этом месте у него свой необъяснимый ход. Мария видела это и старалась чем-то занять меня. Она научила меня правильно перебирать и отбирать коренья и травы для отваров и настоек. Обладая хорошей памятью, я быстро запомнила их названия и уже могла сама собирать необходимые растения. Это занятие было очень интересным, к тому же, помогая Марии у меня совсем не было времени предаваться грустным размышлениям. Днем я справлялась с этим, но вечером их было не избежать. Ложась в кровать, я каждый раз ждала, что сейчас отворится дверь и на пороге появится Петр, который принесет исключительно добрые вести. Разумеется, мои мечты и ожидания ими и остались, так как прошел всего один день, за который Петр не успел преодолеть и половины пути, двигаясь пешим ходом. Но даже понимая это, я не переставала надеяться. Это чувство стало доминирующим в моей теперешней жизни, ведь мне ничего другого не оставалось, как ждать и надеяться. Каждый вечер, прежде чем погасить свечу, я буду брать в руки кольцо, отданное мне Петром и засыпать , крепко сжимая его в ладони.
Шел пятый день моего пребывания в доме Марии, когда неожиданно из зарослей появился лесничий. Тревога сразу охватила меня, так как по договоренности, он мог вновь прийти сюда только в случае грозящей опасности или каких-то непредвиденных событий, происшедших в деревне. И тогда, выйдя из дома, я не могла предположить по какой из двух причин он снова был здесь. Более того, я не знала, какая из них будет менее опасной для меня. Убедившись, что за ним никто не следит, старик вошел в избу. С замиранием сердца я ждала его объяснений. В деревне происходили странные события. По какой-то неизвестной причине, все прибывшие из города люди, были вынуждены покинуть деревню. Никто толком не знал, что произошло, но его знакомому мяснику удалось вызнать, что их внезапный отъезд связан с окончанием поисков и поимкой преступников. Услышав это, я ухватилась за стол рукой, чтобы не упасть прямо на пол. Инстинктивно я схватилась за кольцо, висевшее на шее под платьем. Мысль о том, что Петра схватили, каленым железом вонзалась мне в сердце. Я закрыла глаза и не верила, не верила в то, что рассказывал этот старик. Я твердила, что это не он, что он обещал быть осторожным, обещал, клялся, что вернется за мной. Не в силах сдерживать слезы, я разрыдалась. Зная Петра, я отказывалась верить в то, что его схватили, ведь это означало лишь одно – казнь. Император прикажет казнить его сразу же, как только он будет доставлен в Петербург. Он не потерпит угрозы, он не простит ему счастливого избавления от смерти, он не простит... Лесник уже давно ушел, а я словно в трансе сидела с закрытыми глазами. Я даже не плакала, потому что мне казалось, что у меня не осталось слез. Красными, сухими глазами я смотрела в одну точку на стене и не верила. Как не странно, Мария тоже молчала. Я предполагала, что она сочувствует мне, сопереживает мое горе, мою потерю, что она хочет дать мне возможность осознать случившееся и самолично справиться с этим. Но как? Как я могла? Я не могла... Тело казалось ватным, не моим, чужим. Посмотрев на свое отражение в зеркальце, висевшее над рукомойником, я не узнала себя. Я не понимала, за что? За что у меня отбирают людей, которых я люблю? Сначала моя мать...она погибла. Теперь Петр... его казнят. Почему тот человек только ранил меня? Почему та пуля не убила меня в ту дождливую ночь в лесу? Злой рок не дал мне умереть тогда, чтобы, дав мне глоток счастья, убить меня вновь, отняв человека ради которого я жила.

Я сидела на маленьком крылечке, пока на лес не опустилась ночь. Было так тихо, будто бы все живое вымерло на несколько верст вокруг. Меня мучала мысль о том, жив ли он еще. Той ночью мне снились кошмары. Я не знала, что мне делать дальше. Этот день навсегда останется в моей памяти, как один из самых страшных в моей жизни. Мария постоянно давала мне какие-то отвары, от которых я находилась словно в тумане. Они успокаивали меня, притупляли боль. И хотя я знала, что по прошествии отведенного Петром срока он не вернется, частичка моего сердца продолжала его ждать, и я замирала, заслышав шум крыльев взлетевшей с дерева птицы, или любой другой подозрительный звук. На десятый день я твердо знала, что Петр не придет. Теперь я молилась только об одном, чтобы смерть его была мгновенной и легкой. Я не хотела даже думать о том, что его могут пытать, издеваться, ведь агенты Третьего отделения были способны на все, а имя их начальника Бенкендорфа наводило ужас на любого человека, независимо от сословия, к которому тот принадлежал. Когда наступил вечер, я сказала Марии, что завтра должна буду покинуть ее дом. Мария вряд ли считала мое решение верным, но не стала отговаривть меня. Она понимала, что это моя жизнь, моя судьба, которую я должна прожить и испытать сама. С одной стороны, я сознавала всю опасность своего решения. Мне надлежало отправиться в неизвестную мне страну, без каких-либо средств к существованию. Почему-то мне вспомнилась Александра Илларионовна, оставшаяся ни с чем, после мнимой смерти князя Воронцова. Существовало лишь одно отличие – она была не одна, с ней была ее семья, а потом и граф Игнатьев, к счастью посланный ей самой судьбой. А у меня не было никого, к кому бы я могла обратиться за помощью, чьего совета я могла бы спросить. Но я не должна была сдаваться...ради Петра, я должна была попасть туда, куда он собирался меня отвезти, если бы роковые обстоятельства не встали на нашем пути. Вспомнив слова Петра, сказанные перед его уходом, я твердо решила, что сделаю это, справлюсь со всеми трудностями, опасностями и невзгодами, поджидающими меня в чужой стране.


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 23-06, 11:47 
Не в сети

Зарегистрирован: 20-06, 18:35
Сообщения: 29
Откуда: Рига, Латвия
Когда я открыла глаза, только-только начала заниматься заря. В доме никого не было, вероятно, Мария была где-то во дворе. Одевшись, я вышла на крылечко. Утренний сыроватый воздух холодил мне лицо. Сегодня...сегодня я покину это место и отправлюсь навстречу неизвестности. Кусты зашевелились и из-за них появилась Мария, неся в руке небольшую корзинку, которую она всегда брала с собой отправляясь за лекарственными травами. Увидев меня она улыбнулась. Мария сказала, что если я все еще хочу продолжить свой путь, мне следует торопиться. Несмотря на то, что люди, прибывшие в деревню из Петербурга выполнили свою миссию и должны были вернуться в столицу, мне по-прежнему было необходимо соблюдать осторожность. Вернувшись в дом, я выпила какую-то странную на вкус настойку, приготовленную для меня Марией. После первого же глотка мне показалось, что невидимая сила начинает постепенно заполнять все мое существо, делая мои мысли яснее. Тем временем женщина собирала небольшую берестяную корзину, в которой уже лежало кое-что из еды и питья, которое будет так необходимо мне в дороге. Также, Мария положила в корзину сменную одежду и немного сухих перемолотых в ступке трав. И вот наступило время прощания. Спустившись со ступенек крыльца, я оглянулась по сторонам. Умиротворенность, тишина и покой царили в этой лесной глуши. Казалось, что нет ничего на свете, что могло бы потревожить этот заброшенный уголок. Мария отдала мне одну из своих накидок, которую я тут же надела на себя. Женщина сказала, что я должна строго придерживаться пути, иначе, заблудившись в лесу, я могу погибнуть. Днем солнце должно было всегда быть по правую руку. Мария посмотрела на меня пристально и снова улыбнулась. Это придало мне уверенности и решимости. Знахарка проводила меня до опушки и, указав правильное направление, так же как и всегда неслышно скрылась в густой зеленой листве.

Оставшись одна, я поняла, что обратной дороги нет. И не могло быть. Пробираясь сквозь лесные заросли, я беспрестанно повторяла про себя все, что наказывала мне Мария. По ее расчетам я должна покинуть лес к полудню, выйдя на отвилок сельской дороги вдали от деревни. Затем, продвигаясь этой дорогой вперед, я рано или поздно доберусь до Пскова. Боялась ли я находиться одной в лесу? Нет. Мне казалось, что я уже не испугаюсь ничего. Все самое страшное, что могло со мной случиться, уже произошло. Я потеряла всех и вся. Что может быть страшнее этого? Боялась ли, что во мне признают дочь покойной княгини Урусовой? Нет. Еще будучи в домике Марии я посмотрела на себя в крохотное зеркальце, прикрепленное над рукомойником. Это была не я. Бледное осунувшееся лицо, огромные выплаканые глаза, туго скрученные в пучок длинные волосы. Я была уверена, что никто уже не смог бы признать во мне Екатерину Федоровну Урусову и это давало мне надежду благополучно добраться до Саксен-Кобурга. К полудню, как и предсказывала Мария, лес стал редеть и сквозь деревья я могла разглядеть поле, вдоль которого шла дорога. Выйдя из лесу, я повернула влево и пошла по пыльной обочине. Время от времени я оглядывалась назад, подсознательно опасаясь, что позади кто-то есть. Но вокруг, на сколько хватало глаз, не было ни одной живой души. Дорогой действительно мало пользовались и местами она поросла травой. Я шла много часов, останавливаясь лишь на короткие минуты, чтобы попить воды, которую приходилось беречь. Во что бы то ни стало мне было необходимо добраться хоть до какого-то обитаемого людьми места, чтобы переночевать – провести ночь в поле под открытым небом было слишком неосторожно. Время пролетело быстро, птичьи трели, подбадривающие меня в пути, начали затихать. День клонился к вечеру, а вокруг было все также безлюдно, не было и намека на то, что поблизости есть хотя бы крохотная деревенька. Я понимала, что попросившись на ночлег, мне придется отвечать на вопросы о том, кто я, что я делаю одна в этой глуши и куда держу путь. Мария и в этом деле дала мне совет. Теперь мое имя было Анна и я дочка деревенского плотника. Дорога моя лежит в Псков, где живет тетка по линии матери. На этот раз ложь не смущала меня, ведь от этого зависела моя жизнь.

Итак, я все шла и шла по дороге. Начинало смеркаться и я все чаще и чаще оглядывалась по сторонам. Потеряв вскую нажежду обрести начлег, я увидела вдали едва различимое мерцание. Это придало мне сил, которые были на исходе, и я отправилась на свет, молясь о том, чтобы это не было игрой моего воображения. Наконец, мне удалось добраться до небольшого домишки, расположенного чуть в стороне от дороги. Едва держась на ногах, я постучала в дверь. На пороге предстал рослый мужчина, одетый в грубую длинную рубаху. Из-за его спины выглядывала молодая женщина, качающая на руках младенца. Попросив ночлега, я оказалась в небольшой, но очень уютной и теплой комнатке. Вся обстановка была простой, но во всем чувствовалась рука мастера. Большая добротная печь, в которой потрескивал огонь, занимала довольно много места. В углу стоял сколоченный из гладко отесанных бревен стол, покрытый красивой вышитой скатертью. Над столом была икона Божией Матери, охватывающая защитным взором всю светелку. Рядом со столом к потолку была прикреплена люлька, в которую женщина уложила ребенка, чтобы накрыть на стол. Запах свежевыпеченного домашнего хлеба щекотал мне нос, пробуждая невыносимое чувство голода. Поставив на стол горшочек с дымящейся гречневой кашей, меня пригласили к столу. Ужин был простой, но вкусный и сытный. Мужчина спросил куда я направляюсь. Уверенным и твердым голосом я поведала им легенду, придуманную знахаркой Марией. Иван, так звали мужчину, сказал, что завтра рано утром он отправляется в соседнюю деревню на сенокос и может довести меня до туда. По его словам, от деревни Федоровка до Пскова мне останется не больше двух дней пути. Я с радостью приняла его помощь. Когда на улице совсем стемнело, я вышла за порог и стала смотреть в темное, почти черное ночное небо. Минутой позже из избы вышла Пелагея. От того, что она скажет у меня похолодеют руки и на лице выступит холодная испарина.


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 26-06, 16:56 
Не в сети
Юный модератор
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 18-12, 16:11
Сообщения: 160
Откуда: Москва
Уже хочу проду дальше

_________________
http://smiles.33b.ru/smile.bereich54_0.html
смайлики на любой вкус
http://vs2.gameronline.ru/?c=1&u=388000701
игра


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 27-06, 19:01 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 20-02, 18:21
Сообщения: 580
Откуда: Город на Неве)))
Перечитываю заново, а то подзабыла совсем :foot: и несмотря на повторное прочтение также захватывает эта итория, как в первый раз)))здоровский фик :foot: :rose: :rose:

_________________
Изображение
И бережно держа,
И бешено кружа
Он мог провести её
По лезвию ножа...
(Алиночка( фин-фик "Сказка"))


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 02-07, 21:06 
Не в сети

Зарегистрирован: 20-06, 18:35
Сообщения: 29
Откуда: Рига, Латвия
С минуту она стояла молча, вслушиваясь в ночные звуки, доносившиеся с поля. Мне стало неловко из-за воцарившегося молчания и я еще раз поблагодарила ее за оказанную мне помощь. Я уже собиралась вернуться внутрь, как вдруг почувствовала на себе пристальный взгляд Пелагеи. В нем было нечто странное, он как будто проходил сквозь меня. И тут женщина сказала, что я вовсе не похожа на жительницу деревни. Я почувствовала как задрожали мои руки, а ладони стали влажными. Хорошо, что вокруг было темно и Пелагея не могла видеть испуг, написанный на моем лице. По ее голосу я поняла, что она все также дружелюбна как и прежде, поэтому не зная, что делать и как себя вести, я спросила, отчего она так решила. Почувствовав неловкость от своего заявления, Пелагея смущенно сказала, что я не похожа на простых деревенских девушек. Несмотря на скромное платье и поношенную обувь, мои благородные дворянские черты лица, стать, длинные точеные пальцы рук и правильная русская речь говорили ей о том, что я не имею никакого отношения к деревенской жизни. Пелагея рассказала, что до замужества она была горничной в барском доме и повидала много похожих на меня девушек – хозяйских дочерей. Что мне было ответить на столь верно подмеченные аргументы? С другой стороны, согласившись с ней, я должна была признаться во лжи и раскрыть свое истинное имя, а анонимность была залогом успеха моего путешествия. Но и отрицать очевидное не имело смысла. Неожиданно для себя самой я сказала, что да, по происхождению я не совсем крестьянка. Моя мать была крестьянкой, но мой отец дворянин. Первая ложь повлекла за собой другую и обратной дороги уже не было. Единственным оправданием для себя я считала спасение своей жизни. Я сказала, что однажды к барину, в чьи владения входила и деревня, где жила моя мать, приехал друг. Он был молод и хорош собой, а мою мать считали первой красавицей среди всех деревенских девушек. В один из жарких летних дней барин с другом пошли на реку. Так совпало, что в это время деревенские женщины полоскали белье. Друг барина увидел мою мать и...влюбился в нее с первого взгяда. Когда она узнала, что находится в положении, визит барина подходил к концу и скоро он должен был вернуться в столицу. В последние дни своего пребывания в имении он всеми силами избегал мою мать, а та, будучи гордой, перестала искать с ним встречи. Когда барин уехал ей пришлось рассказать правду о своем положении. Сын деревенского плотника уже давно поглядывал на мою мать и предложил сыграть свадьбу. Ей ничего не оставалось как согласиться. Барин больше не приезжал в нашу деревню, об этом происшествии вскоре забыли, а когда родилась я, все считали меня дочерью плотника. В заключении своей истории я сказала, что вероятно, многое из того, что отличает меня от деревенских девушек, передалось мне от моего настоящего отца. Пелагея сочувственно обняла меня сказав, что все что не делается, все к лучшему. До нас донесся детский плач и женщина поспешила в дом. Только когда дверь за ней затворилась, я почувствовала невероятное облегчение. Когда я легла спать и закрыла глаза, усталость накатилась на меня со страшной силой. Только сейчас я смогла подумать о нем. Весь день я не позволяла себе этого, но теперь, когда я была один на один с собою и своими мыслями, его лицо стояло перед глазами. Родной любящий взгляд будто бы говорил мне, что я должна справиться со всеми трудностями, преодолеть все преграды, которые станут на моем пути, хотя бы ради него.

На заре меня разбудил тихий голос Пелагеи. Одевшись и выпив молока с пшеничным домашним хлебом я вышла на крыльцо. Иван запрягал лошадь, а на телеге уже лежала коса и узелок с обедом. Пелагея положила в мою корзину еды и свежей воды. На прощание она обняла меня и сказала, что желает мне удачи и счастья. Поблагодарив хозяев за радушие, Иван помог мне устроиться в телеге, и мы тронулись в путь. Иван был молчалив и я была этому рада. Телега двигалась ровно, чуть слышно поскрипывая колесами. Высоко в бесконечном синем небе летали маленькие черные стрижи. Теплый ветер шелестел в листве растущих близ дороги деревьев. Иван тихонько насвистывал мелодию, которая показалась мне знакомой. Это была мелодия из детства. Я слышала ее в нашем имении, когда крестьяне возвращались с поля. Она пробудила во мне настальгию по родному дому, по нашему саду, по маменьке, Илье, Аграфене. Но теперь мне казалось, что все это было не со мной, что я просто наблюдала за чужой жизнью со стороны. Я задремала и очнулась лишь когда телега остановилась. Иван указал мне дорогу и объяснил как не заплутав я смогу добраться до следующей деревни, чтобы остановиться на ночлег. Затем он взял косу и направился в поле, где уже трудились другие работники.

Я сняла с себя накидку и положила ее в корзину поверх прочего содержимого. Воздух прогревался очень быстро и я догадывалась какая жара наступит через пару часов. Чтобы успеть пройти как можно большую часть пути пока солнце еще не начало палить, я решила идти не останавливаясь покуда хватит сил. За ночь мне удалось хорошо отдохнуть и я бодро шагала вперед и вперед. Дорога была так же пустынна как и вчера и убедившись, что ни впереди ни позади меня никого нет, я закатала рукава платья, мгновенно почувствовав обжигащие солнечные лучи. Тетушка Аграфена лишилась бы чувств, увидев как моя белоснежная кожа краснеет с каждой минутой. Лицо пылало, а губы поминутно сохли. Я просила Господа дать мне сил, чтобы выдержать это испытание. Вероятно, Иван очень хорошо знал эту местность – вскоре дорога стала уходить в лес. Солнце не могло пробиться сквозь мохнатые ветви столетних елей, что давало мне возможность насладиться прохладой. К моему сожалению, лесная дорога кончилась и я снова двигалась вдоль поля. Не зная сколько времени я уже провела в пути, мне приходилось ориентироваться по солнцу. Оно стояло высоко в чистом синем небе, не давая возможности ни одному облачку помешать его лучам согревать землю. Моей радости не было границ, когда я дошла до места, где дорога перешла в небольшой, но крепкий мост, под которым протекал прозрачный быстрый ручей. Я тут же спустилась вниз и принялась умывать лицо холодной бодрящей водой. Сколько еще мне предстояло пройти? Ноги гудели так, что единственным моим желанием было лечь и отдохнуть, прямо здесь. Но я не могла себе этого позволить. Я должна была идти вперед. Мой взгляд случайно упал на оберег, подареный мне Марией. В чем заключалась его сила, и стоило ли верить в нее? Я снова вышла на дорогу и продолжила путь.
Несмотря на мои опасения, очень скоро я вышла к очередной развилке. Вспомнив слова Ивана, я свернула вправо – именно в этой стороне находилась деревня. Первые покосившиеся от времени избушки показались довольно скоро. Тут же, в еще нескошенной траве, пасся скот. На пыльной дороге возились ребятишки. Наверное, солнце так напекло мне голову, что едва держась на ногах, я добрела до одной из изб и...провалилась в темноту.


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 09-07, 14:15 
Не в сети

Зарегистрирован: 20-06, 18:35
Сообщения: 29
Откуда: Рига, Латвия
Первое что я увидела, открыв глаза, был чисто выбеленный потолок. Хотя в первые секунды мне показалось, что я оказалась в раю. Осмотревшись, я обнаружила, что нахожусь в средних размеров комнате. Она была светлой, такой же уютной, как и комнатка, в которой меня приютили Иван и Пелагея. Едва я успела приподняться на постели как дверь скрипнула и в комнату вошла средних лет женщина, неся в руке кувшин и белоснежный рушник, вышитый крестом. Заметив, что я очнулась, она улыбнулась и предложила мне умыться. Пока я приводила себя в порядок, Евдокия рассказала, что меня нашли ребятишки, играющие недалеко от околицы. Позвав на помощь местного кузнеца, меня перенесли в дом. Я поблагодарила Евдокию, что та позволила мне отдохнуть в своем доме и сказала, что не имея права стеснять ее еще более, я отправлюсь в путь по возможности скорее. Женщина ответила, что вовсе не торопит меня, что я могу остаться, пока мои силы не вернуться ко мне.

С момента начала моего путешествия, мне встречались исключительно доброжелательные и сердечные люди, чему я была несказанно рада. Чтобы предупредить все вопросы, я решила сама рассказать Евдокии свою историю. Выслушав меня она сказала, что от деревни до Пскова день пути, если выйти на заре. Судя по набежавшим на небо тучам, вот-вот должен был пойти дождь, поэтому разумнее всего было принять приглашение Евдокии и остаться на ночлег в ее доме.

Выйдя прогуляться по деревне, тяжкие думы вновь навалились на меня, ведь Псков далеко не был завершающим этапом моего пути. То расстояние, которое мне удалось преодолеть за эти полтора дня, было лишь крупицей в сравнении с тем, что ожидало меня впереди. Погруженная в свои размышления, я набрела на странное жилище, низкая крыша которого густо поросла мхом, а едва державшиеся ставенки тихо поскрипывали на ветру. Внезапно меня охватило странное любопытство и, тихонько постучавшись, я вошла внутрь. Оказавшись в крохотной комнатушке, я почувствовала сильный пряный запах трав, развешанных под бревенчатым потолком. Я огляделась по сторонам в поиске хозяев, но никого не было. Лишь в небольшом сложенном из камней очаге тлели угольки, собранные в кучку. Сквозь окошки свет проникал с трудом и мне приходилось продвигаться почти наощупь. Я чувствовала себя неловко находясь в чужом жилище в отсутствие хозяев, но что-то внутри меня не давало покинуть это место неосмотревшись. Когда мои глаза привыкли к полумраку, на столе я увидела небольшой сундучок. Мои руки сами потянулись к замку. Раздался едва слышный щелчок и крышка сундучка поднялась вверх. Еще никогда мне не доводилось пробираться в чужой дом и так беспардонно копаться в чужих вещах, но мой разум словно затуманился и единственным желанием было посмотреть, что лежит в сундучке. К моему разочарованию ничего примечательного в содержании шкатулки я не обнаружила. Только тут я поняла, какой ужасный поступок совершила. Захлопнув крышку и проведя рукой по резной поверхности, я уже хотела направиться к выходу, но вместо этого взяла сундучок в руки и поднесла к окошку. Слабый свет упал на крышку и я смогла разгядеть необычайной красоты резной узор. Я сразу поняла, что эта шкатулка очень ценная, рука мастера была очевидна. Но как она могла попасть сюда? Подарок господ? Маловероятно. Я попыталась получше рассмотреть затейливые завитушки. Ю. С-К. прошептала я вслух потемневшие от времени буквы. Перевернув шкатулку, в самом уголке мне удалось заметить еще какую-то надпись. Она была выполнена настолько мелко, что не обаладай я отличным зрением, мне вряд ли было бы суждено ее прочесть. Михель Гофман, Саксен-Кобург, 1800 год... Наверняка это было имя мастера, сотворившего сие чудо. В следующее мгновение я почувствовала, что начинаю терять равновесие и судорожно хватать ртом воздух, которого и так было мало. Саксен-Кобург... Это было место, куда я должна была добраться любой ценой.


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 17-07, 14:46 
Не в сети
Романтико-историческая админ
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 18-12, 17:34
Сообщения: 2207
Катрин, большое спасибо за этот чудесный фанфик. :kiss: :flower: :present: :reading: Он очень трогательный и пронзительный. :in love: :ang: :-D Надеюсь, Катя без приключений доедет до Саксен-Кобургу.
P.S. Жду проду с нетерпением.

_________________
Любовь изменила только твоё обаяние… у меня она изменила душу. Г. Сенкевич «Камо грядеши?»


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 01-08, 17:29 
Не в сети

Зарегистрирован: 20-06, 18:35
Сообщения: 29
Откуда: Рига, Латвия
Все, что происходило со мной, больше напоминало странную мистическую историю, чем реальность. Как будто какая-то неведомая сила не давала мне возможности передумать, оставить свое намерение попасть туда, куда хотел попасть Петр. С того времени, как мне начала сниться матушка, я во всем начала видеть предзнаменования. События, происходящие со мной, были не случайными, а указывали на то, что мне следовало делать, напоминали о цели моего пути.
Поставив сундучок на место, я поспешила покинуть это странное жилище. Оказавшись на порядочном расстоянии от избушки и отдышавшись, мне захотелось присесть и хорошенько обдумать увиденное. Путем несложных логических рассуждений, я пришла к выводу, что дата и название говорили о месте, где была сделана шкатулка. А имя принадлежало мастеру, сотворившему эту крастоту. Но что означали инициалы Ю. С.-К.? Имя хозяина или хозяйки? У меня было ощущение, что ответ на мой вопрос совсем рядом, но нечто очень важное ускользает от меня. Но что? Мои размышления прервала Евдокия. Она искала меня, чтобы позвать к ужину. Со слов женщины я поняла, что всю свою жизнь она провела здесь, в деревне, поэтому решила попытаться разузнать у нее побольше о заброшенном на первый взгяд домишке и его хозяевах.

Ужин был вкусным, домашним. Я с удовольствием выпила большую кружку пьянящего холодного кваса. Тем временем Евдокия принялась за рукоделие, достав большое белое полотно, которое она расшивала красивыми яркими цветами. Сев рядом, я сначала наблюдала за ловкими движениями пальцев, сжимавших тонкую иголку, а потом, как бы невзначай спросила, кому принадлежит маленькая покрытая мхом избушка, стоящая в стороне от остальных построек. Не отрывая взгляда от вышивки, Евдокия ответила, что там живет местная знахарка Аглая. К ней приходят деревенские жители, чтобы получить снадобья для лечения болезней. Она жила там вместе с мужем и дочерью. Несколько лет назад муж Аглаи умер и она осталась одна. Большую часть времени она проводит в лесу, собирая травы и коренья. Она многое повидала на своем веку, но, к сожалению, ей некому передать свои знания. Я спросила у Евдокии о дочери Аглаи. Женщина ответила, что судьба Лизы никому неизвестна. Много лет назад она просто исчезла. Люди поговаривали, что она сбежала с молодым барином, но наверняка этого не знает никто. Сама Аглая всегда избегала разговоры о дочери, может быть именно поэтому она стала вести такой замкнутый образ жизни. Услышав рассказ Евдокии о пропавшей девушке, которую почему-то никто не пытался отыскать, я глубоко задумалась. Мне показалось это странным, если не сказать подозрительным. Что-то подсказывало мне, что исчезновение Лизы каким-то образом может быть связано...со шкатулкой, которую я обаружила в избушке Аглаи. Но что могло подтвердить мои подозрения? Вопрос о том, сколько лет назад пропала Лиза, сорвался с языка будто бы сам собой. На мгновение Евдокия задумалась, а потом сказала, что девушка исчезла 41 год назад. 41 год назад... Столько лет было Петру. Было... Боль утраты вновь сдавила сердце. Одному Богу было известно как сильно я тосковала по нему все эти дни, с того самого момента, как попрощавшись со мной у сторожки лесника, он исчез с гуще деревьев. Евдокия вернула меня к реальности уверенно повторив цыфру. Неожиданно мне стало душно в этой чистой, прибранной комнате и я поспешила выйти во двор. Головокружение сразу прошло, но странное чувство не покидало меня. На короткий миг меня посетила мысль о том, куда я направляюсь? Кто меня ждет там, в стране, которая уже сейчас кажется мне чужой?

Вечер наступил незаметно. Огненно-желтое солнце медленно уходило за горизонт. Пастухи уже давно вернулись с пастбищ, а матери пытались поймать ребятишек, никак не желавших укладываться спать. Постепенно на деревню опускалась тишина, которую изредка нарушало негромкое мычание коров, доносившееся из коровника. В эту ночь, несмотря на усталость, сон долго не приходил ко мне. Я ворочалась на постели и шептала в полусне имя горячо любимого человека. И вот, когда мне наконец удалось заснуть, я увидела странный сон. Петра я видела в своих снах почти каждую ночь, но этот сон был другим, в этом сне Петр был маленьким ребенком, резвившимся у ног своей матери. Она сидела в саду на скамейке, окруженной кустами благоухающих роз, а Петр был подле нее. Время от времени она любя накручивала на указательный палец золотистые завитки его волос, бесконечно улыбалась и говорила ласковые слова. Затем она взяла в руки какой-то предмет, завернутый в кусок темной материи, аккуратно развернула его и в руках женщины я увидела шкатулку. Я громко вскрикнула во сне и проснулась. С минуту я сидела тихо прислушиваясь, ведь мой крик мог разбудить Евдокию, но к моей радости та спала слишком крепко. Шкатулка! Это была та самая шкатулка, которую я обнаружила в избушке старой Аглаи! Мысли смешались в моей голове, я старалась понять, что могло связывать знахарку, Петра и его мать. Или это просто совпадение? Игра моего воображения? Мать Петра... Мать Петра Каульбаха... Я твердила это не переставая и вдруг... вдруг я поняла, поняла все. Все, что мне удалось разузнать за прошедший день и все, что я знала до этого, сложилось воедино, словно кусочки красочной мозаики. Мать Петра – вот ключ к разгадке, который я никак не могла найти. Я вспомнила, что в наших разговорах Петр не раз называл ее имя – Юлиана Саксен-Кобургская. Инициалы Ю.-С. К. сразу перестали быть загадкой. Возможно мои действия показались бы кому-то безрассудными, но внутрений голос подсказывал мне, что я обязательно должна поговорить с Аглаей. И сделать это надо было немедленно. Набросив поверх нижней рубашки накидку, я тихо пробралась к двери и вышла на крылечко. В темном ночном небе ярко светила полная луна. Крохотные яркие точки звезд были разбросаны по всему небу, создавая необычайной красоты картину. Я боялась заплутать в темноте, поэтому приходилось идти медленно и осторожно. К удивлению, мне довольно быстро удалось отыскать покосившуюся избушку Аглаи. А может быть мне помог единственный едва заметный огонек мерцающий в стороне от всех домов. Подойдя к двери, я прислушалась – в хижине кто-то был.

Постучав, я отворила дверь и прошла внутрь. Комнатушку освещало несколько высоких свечей, расставленных по углам. В очаге пылал огонь, облизывая сухие березовые поленья. Рядом на лавке сидела старушка. Она что-то тихо напевала, связывая в небольшие пучки ароматные лесные травы. Увидев меня, Аглая ничуть не удивилась столь позднему визиту, будто уже давно ожидая моего прихода. Я поздоровалась и извинилась, что пришла в столь поздний час без приглашения. Аглая смотрела на меня с интересом, но продолжала молчать. Почувствовав неловкость от своего вторжения, я развернулась и хотела поскорее уйти, но женщина окликнула меня и предложила сесть рядом на скамейку. Я послушно присела рядом и посмотрела на старушку. Несмотря на почтенный возраст, а Аглае по моим подсчетам должно было быть никак не меньше восьмидесяти лет, женщина выглядела довольно бодро. Седина лишь едва коснулась ее волос, взгляд был ясный и проницательный. Наконец, Аглая прервала молчание, сказав, что ждала меня. Я подумала, что женщина видела как днем я покидала ее жилище и поспешила объясниться. Аглая сказала, что уже давно предчувствовала появление гостей. У меня было столько вопросов, но язык слово онемел и я просто ждала что же будет дальше. Старушка подялась со скамьи и стала наливать в кружки дымящийся отвар. Сделав первый глоток, я поразилась его вкусу и аромату. Какое-то время мы молчали, наслаждаясь напитком, а затем я решилась задать мучавшие меня вопросы. Аглая была расположена к беседе и, укутавшись в шаль, начала свой долгий рассказ.


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения:
СообщениеДобавлено: 19-09, 11:16 
Не в сети
Романтико-историческая админ
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 18-12, 17:34
Сообщения: 2207
Катрин, восхитительная прода!!!! :in love: :kiss: :flower: :present: :ooo: :reading: :reading: :reading: Все замечательно написанно (особенно от первого лица). :rose: Аж детектив какой-то пролучается... Следствие ведет Катя. Интересно какая связь между Лизой и Юлианой? :foot:
P.S.Жаль, что в сериале Катя не осталось с Петром. :sigh:

_________________
Любовь изменила только твоё обаяние… у меня она изменила душу. Г. Сенкевич «Камо грядеши?»


Вернуться к началу
 Профиль  
 
Показать сообщения за:  Поле сортировки  
Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 14 ] 

Часовой пояс: UTC + 4 часа


Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 0


Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения

Найти:
Перейти:  
cron
Powered by Forumenko © 2006–2014
Русская поддержка phpBB