АМЕДИЙЦЫ

Фанфик Незакоченный.

Автор: Sereniti
Пейринг: ещё не забытые «старые» герои и пока неизвестные новые. Жанр... даже и не знаю.) Пожалуй, трагикомедия.
Статус: закончен. Но моя переменчивая натура может переписать всё в любой момент!)
Количество глав: ой, матушка-лень помешала разделить и посчитать написанное...
Дисклаймер: Отказ от коммерческих прав. Все права на героев принадлежат компании АМЕДИА.

Из первой главы вы, конечно, не поймёте, о чём здесь пойдёт речь вообще. Самый смак будет несколько позже. Но я надеюсь, что вам станет интересно, если я скажу, что рассказ мой распространяется своими событиями на настоящее, прошлое и, если так можно сказать, междувременное пространства времён. Мда, объяснила... Тем не менее, я уж как сумела, но «накрошила» сюда и обыденности, и романтики, и страданий, и приключений с малой долькой юмора. Правда, хочу предупредить! Мой первый герой в начале повествования плохой мальчик, чуть ли не моральный урод. Пока писала, заметила за собой некую неприязнь к нему, поэтому вскорости я реабилитировала его в своих глазах. Так что он обязательно исправится.) Но чтобы показать контраст между культурным воспитанием века нынешнего и XIX, в рассказе имеются грубости и ругательства, но всё у меня под цензурой. Я за культуру и красоту языка Это просто надо.
Заранее прошу прощения у москвичей.) Не обижайтесь, пожалуйста, если я что не так напишу про Москву! На самом деле я ни разу не была в столице.
Итак, первая глава...

Глава 1.
Российская Федерация. Москва, Московская область, прилегающий к ней район N.
XXI век, сентябрь 2008 года.

Первые утренние лучики солнца прорезались сквозь облака и упали жёлтыми пятнами на Москву, ночная жизнь которой только-только угомонилась. Осенние солнечные зайчики проникли в каждую квартиру, радуя людей своим появлением. Москвичи пошире раскрыли свои окна и улыбнулись новому дню… Многообещающее начало, не правда ли?
В этот прекрасный час, целый подъезд №2 одного из многочисленных пятиэтажных домов, находящихся в районе N, проснулся от потопа.
-- Маша, тащи все тазы и банки с балкона! Ой! Мамочка!!! У-у-у-у-у! Что же это такое?! – закричала женщина, увидев, как по стенам течёт вода.
-- Бегу-бегу! – ответила девушка, держащая одной рукой на голове тазы с банками, а другой – вёдра.
-- Ой-ёй-ёй! – мать, рыдая, схватилась за голову, - Что теперь бу-у-удет?
-- Ну что будет, что! Вниз течёт, соседей топит…
-- Не-е-ет… - протянула она, - Бедная Авдотья Маврикиевна!
-- А мы не бедные, да? На какие шиши теперь ремонт делать?
-- Не знаю, дочка, не зна-а-ю! – продолжала выть женщина.
Девушка встала с колен – мокрая, уставшая, и отжала тряпку. Но вода текла и текла. «Господи, как же мне это надоело! И чего она ноет?! Помогла бы лучше! Скорей бы уже академка закончилась… Хоть учиться буду, а не в этом сельпо прозябать, получая сущие гроши!», - сказала про себя она.
-- Всё! Это бесполезно! – подытожила Маша, шлёпнув сырой тряпкой об пол, - Кстати, а где Миша? Уже в школе?
-- Как же! – воскликнула мать, утирая слёзы, - Спит! Этого тунеядца и пушкой не разбудишь! Ты ему хоть на животе танцуй – не проснётся!

На самом деле Миха проснулся, как было заведено матерью, в 6:00. Его разбудил так ненавистный им будильник. Парень тут же навсегда выключил его, шваркнув об стену. Но продолжить сон, как это обычно было, ему не удалось.
…Пожалуй, все в своей жизни испытывали это убивающее нечто, врывающееся в сладкую негу сна и бьющее по мозгам… Согласитесь, что это, мягко говоря, неприятно. И, кажется, давно пора уже привыкнуть к разным шумам нашего времени, так жестоко раздражающих наше сознание, но мы не можем!..
Миша лежал, распластавшись, на дряхлом диванчике. Из коридора доносились какие-то высокие возгласы и громыхание вёдер, что сильно отзывалось на ещё спящем организме. Не в силах это терпеть, Мишка решил наконец-таки встать. Он нехотя повернулся и вдруг почувствовал, как что-то холодное капнуло ему на лицо, волосы и докатилось до шеи. Парень резко вскочил и тут же оказался в луже. «Что за…?!» - это было его первой мыслью. Да, не так он хотел начать утро…
Мишка протёр заспанные глаза, огляделся вокруг… и тут же вскричал благим матом. Вся, абсолютно вся его маленькая комнатка была залита непонятно откуда взявшейся водой! Старенькая, но драгоценная для него, аппаратура – магнитофон с колонками, похожими на шкафы – на полу и уже под водой с плавающими на поверхности листами. Тетради и учебники, сваленные в кучу, тоже были на дне этого «океана». Древний телевизор «Рубин», на экране которого было видно лишь пол-лица диктора и разноцветная рябь, издавал страшные и противные звуки. По стенам и мебели тонкими струйками стекала какая-то ржавая водица и растворялась в «чистых прудах». Мишу передёрнуло от холода и брезгливости – он увидел спасающегося таракана в щели угла комнаты. Юноша окончательно проснулся и с кратким выкриком: «А!» кинулся к магнитофону. Он схватил его, но тут же выронил, увидев больший ужас. Магнитофон булькнул в воде, а Миха всё с тем же «А!» обратился к сломанному креплению для электрогитары. Сам инструмент он в панике нашарил в массах воды и, бережно держа в руках, принялся рассматривать. Миша был напуган – стильная блестящая электрогитара красного цвета давно стала частью его самого, он просто не мог представить своей небогатой на события жизни без неё! Внезапно раздался громкий хлопок. Это взорвался телевизор. Благо, не загорелся, хотя в таких условиях ему это всё равно было не суждено. В комнату ворвались сестра и мать:
-- Миша, что случилось?!
-- Это я вас хочу спросить.
-- У нас потоп, – обречённо ответила женщина.
-- А я, такой тупой, не догадался! – вскочил Миха, – Ты мне скажи – почему?
Губы матери дрогнули, и она снова зарыдала: «Не зна-а-ю!». Маша прошлась по комнате, перебирая ногами в воде и постоянно за что-нибудь запинаясь.
-- Миш, ты опять заснул с не выключенным телевизором?
-- И чё? – буркнул парень.
-- А то, что если бы имел привычку выключать, телевизор бы не взорвался. Теперь ему и ремонт не поможет…
-- Ну и ладно! Наконец-то он отправится на свалку, и в комнате станет просторнее!
-- Ты совсем не дорожишь вещами, - с укором сказала Мария.
-- Да меня достал этот бестолковый советский ящик!
-- У нас в СССР делали всё на совесть. Это был хороший телевизор! – встряла в разговор заплаканная женщина.
-- Ой, мать!.. – недовольно проговорил Мишка, – Купим новый телик – плазменный или цифровой – щас всё по дешёвке можно…
-- У нас нет лишних денег. Посмотри, что стало с нашей квартирой! – воскликнула Маша, вскинув руки к верху.
-- А ты посмотри, что стало с моей электрогитарой! А с бумбоксом!
-- Никакой это не бумбокс, а самый обыкновенный магнитофон… И вообще всё это дело пятое, как и телевизор. О! – неожиданно промолвила она, заметив, как по стенам перестала течь вода, – Кто-то догадался перекрыть стояк. Надо бы прибраться и вычерпать всю воду.
И сестра, со своей врождённой любовью к порядку, начала собирать всё с пола, при этом приговаривая:
-- Листы и листочки, бумаги и бумажки, плакаты и ноты… Чего тут только нет! Миша, ты развёл этот хлам – ты и убирай!
-- Это не хлам, а творческий беспорядок! Я – рок-музыкант, а не уборщица.
-- Ой-ой, музыкант… без году неделя... – проворчала (читайте – проныла) мать.
-- Да моей группе скоро полтора года! О нас узнает не только Москва, а вся Россия! Да что там – скоро весь мир заговорит о нас!
При этом Миха весь вытянулся и встал на табурет.
-- Ну, разорался... Потише можно? – подняла голову Марья.
-- Ладно, мой маленький, слезай и помоги сестре...
-- Маленький? Это я маленький?! – взъершился как хулиганистый попугай Кеша парень и спрыгнул с табуретки, тем самым обрызнув Машу всю.
-- Ой, Машка, извини... Хи-хи... Я не хотел, правда! – глупо хихикая, промолвил он.
-- Весело, да?
-- Давай помогу... – и Миша взял у сестры мокрые стопочки бумаг, разложенных по своим видам – постер к постеру, партитура к партитуре и т.д.
Женщина вышла из комнаты сына, но вскоре вернулась.
-- Позвонила на работу, думала – отпрошусь. Но никак. Сегодня у меня 6 уроков подряд и в разных классах. Кто заменит? Так что пойду я. Миша, собирайся!
-- Э, нет! Я сегодня в школу не пойду!
-- Что значит, не пойдёшь? – строго спросила мать.
-- Не пойду и всё. Кто, если не я, Машке поможет?
-- Она и одна справится. Правда, Машенька?
Девушка покорно поникла головой.
-- Ну, нет! – вспылил Мишка, - Машка тебе не ездовая лошадь! Может, хватит уже помыкать ей? Ты ж заездила её совсем!
-- Что ты говоришь, Мишенька? – выпучила глаза мать.
-- Я целыми днями слышу: «Маша, сделай то...», «Маша, приберись там...», «Маша, сходи туда...». Всё Маша, Маша, Маша! Сколько можно?!
Но женщина не хотела слушать сына – правда глаза колет – и, не обращая на него внимания, дала дочери новые указания:
-- Маша, когда приберёшься в комнате, вытри везде полы. Потом... ну, ты и сама знаешь, не маленькая уже.
-- Вот-вот! Что я и говорю! Ты, мать, и не знаешь, что делать дальше. У нас Машка просто грёбанная Золушка! Всё чё-то моет, драит...
-- Маша, как послушная дочь, обязана помогать матери...
-- Я не помню, когда в последний раз видел, чтоб ты мыла ту же дурацкую посуду...
-- Нет, я мою! – возмущённо перебила она.
-- Да на Машке весь дом держится! Молчи уже... Вот на... – он сунул матери в руки сумку, – Держи и топай на свою дебильную работу в нашу дебильную школу! А я с Машкой останусь.
Миха прямо-таки вытолкал мать и захлопнул за ней дверь.
-- Миш, за что ты так с ней? – спросила Маша, когда брат вернулся в комнату.
-- Сама знаешь.
-- Она наша мама, какая бы ни была... И работа у неё трудная, времени ни на что не хватает...
-- Мама... Одно название, – ухмыльнулся он.
-- Миша, она любит тебя больше всего на свете!.. Даже больше меня... – грустно сказала девушка.
-- Машка, прекрати, – он терпеть не мог, когда начиналось нытьё всякого рода, – Тебе чё, самой нравится выгребать грязь, готовить пожрать и всё такое прочее?
-- Нет...
-- Слушай, а ты из института ушла, чтоб добровольной служанкой стать? – издевательски спросил Миша, присев перед сидящей в «озере» сестрой.
-- Нет, там была совсем другая причина! А убираюсь я, потому что не люблю...
-- Потому что не любишь жить в с**че, я понял! Похвально...
Маша хотела многое сказать, но воспитанность не позволяла ей ругаться как брат. Они молча продолжили уборку. Наконец, всё было готово для лёгкого устранения воды.
-- Это погладим... Это высушим... Это можно просто протереть... А что делать с техникой?
-- Выбросим. Шутка, – улыбнулся Миха, – Да я Антону отдам, он чё-нить придумает!
Мишка взял наполненный водой таз и вылил в окно, что на кухне. Во дворе послышались крики и причитания.
-- Что ты делаешь?! – спросила шокированная этим Мария.
-- А чё? Пускай травка попьёт... Полезно.
-- Какая травка! Ты ж на старушек попал!
-- На этих дряхлых сплетниц? – он выглянул в окно, - Ну, ничё страшного. Это тоже полезно.
Ещё набралось два больших таза и банка воды, но вылили их уже в унитаз.
-- Всё, Машка, я устал. Сама вытрешь?
-- Конечно.
Миха нашёл заныканную пачку сигарет и собрался выйти покурить на лестничную площадку, как Маша вдруг спросила:
-- Миш... А то, что ты сказал маме про меня – это от сердца?
-- Чё? – протянул он.
-- Ну, ты так считаешь – это правда?
-- Сказал и сказал. Хотя, да... Честно. Честнее не бывает!
-- Спасибо, Мишенька... – прижав тряпку к груди, улыбнулась сквозь слёзы она.
-- А так... Я ж просто сказал, чтоб в школу не пойти! – бросил Мишка и закрыл дверь с той стороны.

Глава 2.
Парень вышел на площадку и закурил. «Неплохое начало дня», – подумал Миша. Он вообще предпочитал мыслить позитивно, не заморачиваясь какими-либо проблемами.
Маша же, наоборот, очень задумалась, глядя на мокрые стены. Пострадала добрая половина квартиры – прихожая, коридор и комната брата. А ремонт делать не на что. «Вечером наверняка состоится собрание жильцов, и надо непременно на него сходить», – решила Мария, вытерев насухо полы. Девушка завершила уборку, но отдыхать не стала. Никакой потоп не мог помешать её планам, первым пунктом которых стояло приготовление супа. И она отправилась на кухню.
А Миха всё курил. Тут на площадку вышел сосед – бодрый и пузатый. Это был добродушный мужичок лет 65-ти, ничего плохого никому не делавший, но он иногда раздражал юношу всякими разговорами на разные темы. Особенно если сосед вспоминал Мишу маленьким, а их семью полной.
-- Яшка, салют!
-- Мишка.
-- Ой, извини! Всё забываю...
-- Ничё стрёмного. Почти ежедневно на протяжении семнадцати лет – это нормально.
-- Да не обижайся, Яш... то есть Миш!
-- Забей, дядь Вить.
Виктор Степанович всю жизнь называл Мишку Яшкой. На вопрос: «Почему?» конкретного ответа не было. Каждый раз – новая версия такой странности. Сам Миша уже настолько привык, что порою оборачивался, услышав знакомый с детства голос дяди Вити. Но всё равно одёргивал соседа, напоминая своё настоящее имя.
-- Всё куришь?
-- Курю.
-- Завязывай ты с этим, сынок! Скоро всё здоровье своё скуришь и пропьёшь...
-- Дядь Вить, отвянь, а? – с мольбой в голосе попросил Миша. Устраивать обыкновенный утренний спор с соседом о здоровом образе жизни ему сейчас совсем не хотелось.
-- Молчу-молчу, – улыбнулся Виктор Степанович. Да, что-то он сегодня слишком добрый, даже про оставленные пивные бутылки, указывающие ночную траекторию Мишки и его друзей, не упомянул. – А у меня такая радость! Скоро дочь с зятем и внуками приедет!
-- А... – уныло протянул Миха и затянулся. «Вот их-то как раз не хватало...», – хмуро подумал он.
В пролёте послышались шаркающие шаги, и скоро на лестнице появилась пожилая женщина с чёрным зонтиком над головой.
-- Доброе утро, Авдотья Маврикиевна! – дружелюбно поприветствовал её дядя Витя.
«И тебя тут чёрт несёт!», – чуть не воскликнул вслух парень.
-- Да какое уж там! Нас таки заливает, да-а? – скрипуче спросила старушка, заглядывая Мише в глаза.
-- А что Вы так смотрите на меня?
-- Что случилось, Авдотья? – спросил Виктор Степанович, переводя недоумённый взгляд то на юношу, то на старуху.
-- Маврикиевна! – злобно воскликнула она, – В доме потоп, а Вы ещё спрашиваете!
-- Потоп? Да где ж Вы видите? – переспросил сосед, а сам подумал: «Совсем бабка из ума выжила...».
-- У меня всё заливает!
-- Уже не заливает, не врите, – возразил Миша.
Ноздри женщины раздулись от негодования – это чтоб она и врёт?!
-- Да о чём вы вообще! У меня всё сухо, – встрял Виктор, продемонстрировав свою нетронутую водой квартиру. При этом виде челюсть Авдотьи отвисла, а у Мишки выпал окурок.
-- Это как же так? У меня всё плавает, Петровы подо мной рыдают... А тут!..
-- Ну, значит, дяде Вите как всегда повезло. Лан, я пошёл... – бросил юноша и открыл дверь своей квартиры, как вдруг Авдотья Маврикиевна преградила ему путь рукой.
-- Стоять! Мы не закончили! Что делать-то теперь?
-- Оголиться и бегать – вот что делать.
-- Не дерзи мне, мальчишка!
-- Авдотья Мари... Маври... Патри... Вас х*р выговоришь...
-- Что?! Э-э-это не слыхано! – задохнулась старуха от возмущения, – Ну, ты у меня за всё ответишь, негодник!
Мишка проскользнул в дверь и надёжно закрыл за собой. Старушка отчаянно забарабанила, выкрикивая что-то порицательно-нравоучительное.
-- Опять что натворил? Тебя хоть из дому не выпускай... – проговорила Маша. В руке у неё был карандашный клей – она упорно хотела приклеить отвисшие обои.
-- А чё сразу натворил? Нормуль всё... Ток вот Патрикеевна опять чё-т недовольна.
-- Будешь тут недовольна, когда тебя сверху заливают. И не называй её так, пожалуйста.
-- Ой, ты ещё! – поморщился брат и подошёл ближе, – А ты чего творишь?
-- Да вот обои падают, некрасиво так... Хочу приклеить. Поможешь?
-- Чего тут клеить...
-- Ты держи вот так... ага... Я промазываю, а ты быстро прислоняй к стене. Вдвоём у нас получится.
-- Да кто ж этим обои клеит, чукча? Смотри: раз, – одним движением он порвал бумагу, – и всё! Тоже мне, проблемы какие...
-- А! – воскликнула с ужасом девушка, – Ты что сделал?!
-- Хорошо всё сделал. Чё не так?
Маша хотела как следует поругать брата, но на кухне зашипела плита.
-- Ой! А у Вас молоко убежало... – прошёлся, убрав руки за спину, Мишка с невинной улыбкой перед сестрой.
-- Какое молоко, это суп! – пояснила она и пулей влетела на кухню.
Миша небрежно сбросил старые кроссовки и хотел уж было уйти к себе в комнату, но тут вновь появилась сестра:
-- Стой, ты мне ещё нужен!
-- Чё опять?
-- Миша, сходи за петрушкой... и луком... а ещё молока у нас нет.
-- Ну, я же сказал – убежало, – ухмыльнулся парень и закрылся в комнате.
-- Миш!
-- Это так срочно? – выглянул он.
-- Да, мне надо суп до ума довести. Зелень полезна и для красоты нужна.
-- Красоты чего, супа? Показать бы тебе, во что он превращается в желудке... И где я её тебе достану, петрушку эту?
-- Доставать уже ничего не надо – годы те прошли, слава Богу. Сходи лучше в новый гипермаркет здесь неподалёку. Он совсем недавно открылся.
-- А не проще ли в овощной ларёк?
-- А не проще ли тогда вообще суп не варить?
-- Согласен, не вари, – сказал он и попытался, наконец, закрыть дверь, но Мария подставила ногу:
-- Хватит паясничать! Сходил и молча всё купил, что тебя просят!
-- Ой, лан-лан, ток не ори...
Мишка нехотя вновь натянул на ноги избитые пылью кроссовки.
-- Ах, надень что-нибудь поприличней! В этом даже мусор стыдно вынести...
-- Ну, это вам, бабам, надо час краситься ради дефиле до ближайшей помойки. А у нас, пацанов, всё гораздо проще.
-- Да при чём тут это! На прошлой неделе ты купил симпатичные такие тапочки, лучше в них пойди, – сказала девушка и протянула парню коробку.
-- Тапочки? Дура, это кеды. Точнэссо! Я и забыл про них! Фэнкью вэри мач...
Довольный собою в обновке, парень вышел за дверь. На площадке всё продолжали стоять Виктор Степанович и Авдотья Маврикиевна. Не обращая на них никакого внимания, Миша спокойно начал спускаться по лестнице.
-- И пошёл не извинился! А кто оплатит мне ремонт? – проворчала ему в спину соседка.
Миша остановился:
-- Вы от меня денег ждёте?
-- А кто во всём этом виноват? Думал, не узнаю? Это ты, только ты мог устроить этот потоп!
-- Ты чё гонишь, старая?! – опешил Мишка, – Паранойя? Заклинило, да? Чуть что – так сразу я!
-- Всё диву даюсь – как у такой замечательной интеллигентной женщины, как Евдокия Евгеньевна, мог вырасти такой хамоватый сын? Это же не слыхано!
-- Авдотья Маврикиевна, почему Вы всё вешаете на юношу? – спросил дядя Витя нервозную старуху, отвлекая её от подростка.
-- Да потому что больше некому! Только он, паразит!.. – постучала зонтом она и резко повернулась к Мише, – Мать дома?
-- Смешалась с рабочим классом.
-- А где твоя старшая сестра? Её что, не волнует ЧП и твоя дальнейшая участь?
-- В данный момент её волнует только петрушка... зелень, да!.. А ещё молоко...
-- У, как дала б тебе!.. Марья, открывай! – застучала кулаком в дверь Авдотья, с трудом опираясь на зонтик.
-- Физкульт-привет! – весело проговорил Виктор Степанович и сбежал по лестнице вниз. Он не любил перебранок и прочих перипетий, да и от его утренней пробежки осталось всего полчаса, а сделать хотя бы пару кругов вокруг дома – для него это было святое.
Миша спустился вслед за соседом и наконец-таки вышел из дома. Утро ещё не закончилось, но уже было испорчено так же, как и настроение.

Глава 3.
Во дворе было всё как всегда. Те же деревья и палисадник, та же детская и по совместительству собачья площадка, те же бабки на своих лавках, те же машины, заставленные тут повсюду. Единственной достопримечательностью этого двора был престарелый «Жигули» со своим молодым хозяином Федькой – безработным лоботрясом, проматывающим родительскую пенсию. Как он выглядит, никто, пожалуй, кроме самих родителей, и не помнил. Все узнавали Федьку по машине и торчащим из-под неё ногам.
-- Счастливый автовладелец, подъём!
Послышался стук, болезненное «ой, ё-ё-ё...» и, наконец, раздражённый голос:
-- Пацан, ты издеваешься, на?!
-- Федун, я подумал, что ты там заснул, – ответил Миша.
-- Какой я тебе Федун, на?! Ты кто такой, ваще, на? Я ща выйду, на – разберёмся, на!
-- И ключ потяжелее захвати, – парень склонился к земле, – Это ж я – Миха!
-- А, чёрт! Михей! Новые боты надел, я и не узнал, на... Ну чё, на, богатым будешь! – на свету показалась рука в грязной перчатке. Мишка поздоровался с Федькой за запястье – не хотел мараться.
-- Как успехи? – он спросил это без интереса, а так, ради порядка.
-- Да какие там успехи, на? Третий карбюратор полетел, на, прикинь!
-- А на кой те третий? «Феррари», что ли? *на одном двигателе может устанавливаться более одного карбюратора, обычно так бывает в спортивных машинах – прим. авт.*
-- Будет круче «Феррари»! И мощнее! Шумахер будет рыдать, мечтая о такой малышке!
Чуть поодаль от них сидели старушки. Скоро к ним вернулись те, кого Мишка облил водой. Они косо посматривали на юношу и о чём-то перешёптывались.
Федька увлёкся. Он всё лежал под машиной и говорил о своём «Жигули», ругался и тут же хвастался. Миша озирался по сторонам – вот и бабки на местах! – искал лучший обход от приставучих жильцов. Нет, всё на виду, никаких запасных путей... От досады юноша хлопнул себя по карману и нащупал что-то постороннее. Ну, конечно, кассета! И как он забыл про неё?
-- Слушай, Федун, я тут те тему такую притащил! Давно уже хочу отдать, да забываю. На, держи, – он вложил ему в руку запись, – Песня ну прям про тебя и твой драндулет написана! Послушай, пока я до маркета топаю. Давай, позитивней!
Мишка поспешил со двора. Он надеялся проскользнуть мимо «завалинок», но бдительные пенсионерки вовремя узрели его. Одна из них, Клавдия Ивановна, подозвала паренька:
-- А ну, касатик, подь сюда!
-- На фига?
-- Не на фига, а к нам. Почто ты вылил ушат?
-- Бабань, какой ушат? Не грызите мне мозг...
-- Тот, что с помоями! На нас вылил! – вскочила одна из «наседок», как их любовно называла мать Миши. Она была единственной из подруг, кто не сменил мокрую одежду – всё высматривала обидчика, боясь упустить.
-- Зоя, обожди, – остановила её Клавдия, – Иди лучше домой, переоденься, а то простудишься.
-- Да-да, слушайтесь бабу Клаву, старые перечницы! – бросил Миха и поспешно удалился.
Бежать вслед за юношей не было никакого смысла, да и здоровье уже не то, решила каждая про себя.
-- Штой-то ты так ласково сегодня с ним, Клавдия...
-- Так ведь сухонькая вся и не запачкалась, вот и ласковая! – пояснила ещё одна собеседница, Марта Владленовна.
-- Да не могу я больше с ним ругаться, миленькие! Считай, у меня на коленях рос...
-- Так уж и у тебя! – возразила четвёртая, – Все мы понянчились... Ой, масенький был, такой заинька пушистый! Как улыбнётся, краше солнышка!
-- Тю-тю-тю! – оборвала её Зоя Сергеевна, – Чего уж тут вспоминать, Тоня. Пока малы, все хороши. А вырастут, так хоть сразу в гроб-то и ложись. Засюсюкали все его, разбаловали!
-- Я бы так не сказала... – пробормотала тихонько Антонина Ефимовна, – А помните, каким он был?..
-- Ой, а вот этого не надо, не надо, Тоня! – перебила старушку Марта.
-- Ну, вот и слова не дадут сказать, – обиделась она.
А меж тем, Мишка довольно скоро добрался до гипермаркета, но не скоро из него вышел. Он попросту заблудился в торговом центре. Миша не любил столь освещённые людные места, вот ночной клуб – другое дело: сумрачно, дымно и весело. Здесь всё было, конечно, не так. Чертыхаясь и неуклюже задевая людей, парень хотел лишь только скорее найти продуктовый сектор, купить, что надо и вернуться домой. А ещё ему очень не хватало любимой музыки...
Федьке тоже захотелось домой – за вторым завтраком, затем снова вернуться во двор и послушать радио, отдохнуть, а потом опять взяться за починку авто... Вылезая из-под машины, он вспомнил про кассету, которую ему всунул Миха. Парню стало интересно, что же это такое, и он, сев в «Жигули», включил запись. Старая магнитола чуть не зажевала ленту, Федун еле успел вытащить кассету и, хорошенько треснув по панели, заново поставил её. Заиграла музыка, и хриплый голос запел:

«Зажигание ни к чёрту, в масле плавит тосол.
Еле тянет на четвёртый, и прогнил в салоне пол.
Фары светят словно спичка, освещая пядь земли.
У меня крутая бричка под названьем «Жигули»!

«Хех! – усмехнулся Федька, – «Прикольная музяка...». Он закурил сигарету и простучал ладонью ритм по рулю.

Как большой мешок с костями, громыхает всё вокруг.
Воду черпаю горстями, если дождь зарядит вдруг.
Стёкла держит лишь жвачка, летом весь салон в пыли.
У меня крутая тачка под названьем «Жигули»!

«Что есть, то есть...», – подумал парень, уныло оглядев салон.

Жрёт как мой сосед с запоя масло, воду и бензин.
Я лечу, дымя и воя, жертва правильных машин.
Я ведь дома не бываю, под капотом нынче дом.
Ежечасно прославляю весь российский автопром!

«Э! Стоп! Это чё, про меня?!», – подскочил на месте Фёдор. Да, до него, наконец-то, дошло... Он поглубже затянулся сигаретой, ожидая последнего куплета.

И продать никто не купит, подарить – так не возьмут.
А ещё потом отлупят, ох крутые нравы тут!
И растёт квитанций пачка, я давно уж на мели.
Ох, задолбала эта тачка под названьем «Жигули»!»

*спешу предупредить – не я сочинила эту песню. Такая на самом деле есть, но я не знаю авторов. Услышала я её случайно, когда одним летним днём ехала в такси. С первых строк меня потянуло скорее записать слова, что я, собственно, и сделала ручкой на коленке.))) Тогда же и появилась мысль о включении в сие произведение нового персонажа, который в дальнейшем ещё пригодится – прим.авт*

«Ну, падла! Он ещё стебается надо мной и моей тачкой! Вернётся – урою...», – хмуро решил Федун, пожевав окурок. Он выплюнул истлевшую сигарету и вышел из машины, громко хлопнув дверцей – по-другому она не закрывалась.
-- Миха! – крикнул он во двор и повернулся к дому, – Ты где прячешься, на? Выходи, на, кому сказал, на! Давно уже из магаза, на, вернулся, я знаю!
Движение во дворе прекратилось. Кто куда шёл – остановился, даже дети застыли на месте. Все уставились на незнакомого чумазого парня.
-- Чего орёшь на всю ивановскую?! Опять керосину надышался! Отцу спать не даёшь! – высунулась из окна противоположного дома пожилая женщина в линялой протёртой майке. Федька тут же шмыгнул под машину, и весь двор понял, что парень – это Федун, а женщина – его мать.
А Мишка вспоминал, что конкретно надо купить: «Петрушка, лук... Мук! «Я маленький Мук, маленький Мук. С детства терплю тысячи мук...», – напел про себя он, усмехнувшись, – «И, кажись, молоко. Теперь главное всё это найти». Конечно, разумнее было бы спросить у кого-нибудь, где находится бакалея, но Миша был в этом плане упрямым осликом – всё сам, сам, сам... Поэтому некоторые процессы, например, как этот, затягивались. Но вдруг впереди показались тележки и пёстрые ряды. Ура! Победа! Продуктовый найден!
«Где эта чёртова трава, где?!», – первая его мысль, как только он прибежал сюда. Но, пробежавшись вдоль полок, Миха с удивлением заметил, что здесь присутствуют не только продукты, но и товары, не имеющие к еде никакого отношения. Диски напротив тапок, журналы перед консервированными овощами, корм для собак за подгузниками – они-то что тут делают?!.. Наконец, этот искатель догадался посмотреть вверх, на вывески – «Рыба», «Мясо», «Деликатесы», «Овощи». К последним и отправился. Постепенно юноша нашёл и всё остальное, правда, несколько запутавшись, вновь вспоминая заказ сестры и строчки из песен.
Мишка шёл, прижав одной рукой к груди съестное и размахивая венчиком петрушки другой. Злой и на пределе – теперь он искал кассы. Он хмуро смотрел на пол. Светло-серая плитка казалась бесконечной, Миша сбился со счёта, считая квадратики. Он не отрывал от пола взгляд, словно загипнотизированный им.
Она катила впереди себя тяжёлую тележку и оглядывалась по сторонам, глазея на яркие вывески и рекламные плакаты, как вдруг на что-то наехала...

_________________
Любовь изменила только твоё обаяние… у меня она изменила душу. Г. Сенкевич «Камо грядеши?»

Глава 4.
-- Ауч! Куда прёшь, коза?!
-- Ой! – испуганно воскликнула девушка.
-- Мои новые кеды! И ты по ним проехалась!
-- Простите, я не... Миша?
-- Ну, я. А ты кто?
-- Ты разве не узнал меня? Я – Розмари, помнишь? – с какой-то непонятной ему надеждой заглянула она в его глаза.
Мишка осмотрел её с головы до ног – и когда это чёрно-розовое «чудо» успело затесаться к нему в знакомые?
-- Нет, не помню. Вы все одинаковы в своём стаде крашеных оленей.
-- Тогда давай, как в мультике про удава, заново знакомиться! – улыбнулась девочка.
-- Про какого ещё на х*р удава? – нагнулся к ней ближе парень, – Слушай, отвали, по-хорошему прошу! И дай пройти!
-- Меня зовут Розмари, но ты можешь звать меня Розочкой или Маришей – как тебе больше нравится. Я учусь в одной с тобой школе и так же, как ты ненавижу её! – затараторила, хлопая густо накрашенными глазками, она.
-- Пасиб, канэш, но ты зря это – я не общаюсь с такими как ты, Марироза.
Но она словно не слышала его и продолжала вдохновенно напоминать о себе и событиях, связанных с ними обоими, еле поспевая за Мишей.
-- Это я кинула тогда на школьном концерте тебе на сцену большущий букет хризантем...
-- И пробила барабан.
-- Ну откуда я знала, что он у вас скотчем заклеен и на соплях держится? А ещё, вот вспомни, в столовке...
-- Так, а почему мы не в школе? – неожиданно спросил он, надеясь хоть так заткнуть её.
-- Болеем... – смущаясь, улыбнулась девочка.
-- Но шопинг имеем, – ухмыльнулся Мишка, осмотрев содержимое тележки: какие-то пакеты, коробки, баночки и всё это вперемешку с продуктами, – Лан, пошли пробивать.
Розочка специально прошла вперёд, зная, что сам Миша по-джентельменски никогда не пропустит, да и просто не станет её ждать. А ей так не хотелось идти одной! Довольная своей расторопностью, девушка стала ожидать общей суммы покупок. Кассирша, скороговоркой проговорив сквозь зубы что-то неразборчивое типа: «Добрый день, всегда вам рады...», считывала штрих-код с товаров. Мишка, взглянув на яркий циферблат над входом, нервно покусал губы: «Бляха муха, из-за какой-то занюханной травы я торчу здесь уже целый час!..». Наконец, получив чек с баснословным для её безработного возраста «итого», Розмари отошла.
Она беспорядочно и быстро покидала покупки в пакеты, лишь бы только не упустить Мишу. Вместе они наконец-то вышли из гипермаркета.
-- Миш, помоги мне! – жалобно проскулила девушка, с трудом подняв ношу.
-- Ну, вот ещё! Жадным и руки не подам.
-- Почему это я жадная? Ты вообще про чё?
-- Понабрала всякого... – бесцеремонно покопался в пакетах он, – Потому и жадная. На х**на те стока шмоток и мазюкалок?
-- Ты ничего не понимаешь в женских приоритетах.
Её пакеты Мишка так и не понёс. Он пошёл своей дорогой, даже не попрощавшись с этой странноватой поклонницей. А она, грустно смотря ему вслед, надеялась на новую встречу.

Миха вернулся во двор, уже не беспокоясь о том, пристанут к нему или нет. Бабушки беседовали с малышнёй, Федьки не видать – уже хорошо. Но, проходя мимо «Жигули», юноша чуть не упал.
-- Стоять бояться, на! – это Федун из-под машины схватил его за ногу.
«Внимательный, с*ка!», – без агрессии подумал Мишка.
-- Слушай, мне одна уже запачкала мои новые кедики, а тут ты ещё со своим мазутом! – проворчал он и наступил другой ногой на руку приятелю.
-- Твою ж мать... – заныл горе-мастер, потирая больную кисть, – Ну мы ещё, на, с тобой поговорим, на...
-- Естессно, дядя Фёдор! – согласился Миша и зашёл в подъезд.

-- Тебя только за смертью посылать! – воскликнула недовольно Маша, как только братец зашёл в квартиру.
-- Да пошла ты...
-- Сам пошёл.
Вот так обычно и начинались их скандалы, а сейчас это был простой обмен «любезностями» брата и сестры. Как мило...
-- Авдотья Маврикиевна заходила, – сказала Мария, наливая чай.
-- Скорее, вламывалась.
-- Ну, да... – чуть улыбнулась девушка, – Она уверенна, что это ты устроил потоп.
-- Дура старая.
-- Но я уверила её в твоей непричастности.
-- Молодца, сестрица! – промолвил Мишка, делая акцент на «ца», и залпом выпил всю чашку чая.
Миша, одной из примет которого была неукротимая энергия, не мог спокойно усидеть на месте даже за приёмом пищи, поэтому так быстро сорвался с места по своим делам. А Маша, вновь оставшись в полной тишине, решила потренироваться в ораторском искусстве перед зеркалом, что было важным пунктом в её будущей профессии...

Так незаметно и, как это обычно бывает, бестолково наступил вечер. Евдокия собралась на собрание как будто в театр, да и детей обязала пойти. Они спустились на первый этаж, где уже ходили взад-вперёд от скуки несколько жильцов. Маша, постояв так минут десять и почувствовав себя нехорошо, вышла из душного подъезда во двор. Но и там уже успели всё закурить противной смесью разных вкусов сигарет в ожидании управдома.
Наконец, показалась фигура полного мужчины в светлом бежевом костюме, торопливыми шажками направляющаяся через двор к подъезду. Это был Юрий Петрович Бегунок – председатель дома, в одном подъезде которого случился потоп, заставивший сегодня собрать столько людей.
-- Здра-а-асьте! – на перебой, словно в детском саду, поприветствовали пострадавшие соседи человека, на которого возлагались надежды в скором времени и темпе разрешить все образовавшиеся проблемы.
-- Граждане жильцы! Нет, не так... Товарищи! Ой, как же мне вас называть?.. А, вспомнил! Дамы и господа...
-- Да уж не фильм года объявляешь, чё церемонишься? – пробурчал Мишка, вышедший вслед за сестрой на крыльцо.
Юрий Петрович всю жизнь был активистом – за партию, за вождя, за народ. Но он больше горлопанил, чем делал. То есть Бегунок являлся одним из тех, кто кормит «завтраками» и прочими обещаниями. Зато он вселял в людей надежду и веру в светлое коммунистическое будущее. А теперь он усердно старался бежать в ногу со временем, столь стремительно изменяющимся. Даже модную фетровую шляпу стал носить, которая, кстати, совсем ему не идёт – то ли фасон не тот, то ли Петрович просто лицом не вышел. Но что люди только не делают, чтобы оставаться всегда на одной волне с модой...
-- А ты, мальчик, лучше молчи, когда взрослые обсуждают важную тему.
Это задело Мишу, но Маша придержала его за плечо, и он замолчал.
-- Так, все собрались?
-- Нет, там в подъезде ещё...
«Чёрт, и перекурить не с кем!», – подумал Миха, осмотревшись вокруг в поисках ровесников. Он был самым младшим на этом нудном собрании.
-- Ну, теперь-то все собрались? За-ме-ча-тель-но... Замечательно!
Юрий Петрович снял шляпу и вытер капельки пота с лысины и лба.
-- Уф, запыхался что-то, пока всё обегал...
-- Сейчас ныть начнёт... – прошептала Машка брату.
И действительно: управдом немного поныл, чтобы все поняли, какой он несчастный и самый загруженный, и что если бы не он, этот дом вообще бы обрушился.
-- Петрович, ну что там сказали эти твои верха? – хрипло и как-то непроизвольно резко раздался голос всеобщего заводилы Захаровича. Он оказался таким же счастливцем, как Виктор Степанович, и мог не приходить на собрание, но от нечего делать Захарыч всё же пришёл. Почему-то только он (ну, кроме Мишки, разумеется) из всех не боялся спрашивать первым, а после него всегда начинали гомонить и остальные.
-- Тихо, тихо! – развёл в троны руками, будто собирая весь этот рой тембров в большой ком, председатель, – Прошу за мной!
И с жестом а-ля тов. Ленин, мужчина направился прямо к большому деревянному столу. Этот стол был таким старым, что уж весь прогнил и несколько раз разваливался после увесистого: «Рыба!». Но игроки и пьяницы вместо того, чтобы сколотить новый, упрямо ставили на ножки, обитые со всех сторон дополнительными брусками и досочками для крепости, родимый и такой любимый стол. На этой «реликвии», видевшей своей избитой столешницей всё, что только можно, Юрий Петрович разложил какие-то документы и бумаги. Что это такое никто так и не понял, да и управдом не объяснил. Видимо, это был особый спецэффект для важности Бегунка. Председатель, постукивая ритм по своему кожаному портфелю, деловито на всех посмотрел и спросил:
-- Ну-с, какие проблемы?
-- Охр*ненно умный вопрос! – воскликнул Мишка, – Ты в квартирки загляни...
Евдокия потупила взор от стыда за сына, но к её удивлению, никто на него не стал возникать.
-- Что делать-то нам?! Мы ремонт в прошлом месяце только закончили и вот на те вам, приехали! – почти крича, спросил Петров-старший.
-- У меня все обои перепортило. А они, между прочим, вам не шухры-мухры – дорогие, итальянские! – гневно сказала одна молодая женщина по имени Анжелика, что жила на втором этаже.
-- А у нас хомячки чуть не захлебнулись, дочка до сих пор в шоке... – жалобно пропела инфантильная бухгалтерша в тонких очках, живущая за стенкой Петровской квартиры.
-- Да что там ваши крысы! – раздражённо возопил дедушка-филателист с первого этажа, – Вот у меня погиб труд стольких лет, стольких лет!.. Я всю жизнь марки собирал, а теперь что? Все кляссеры потоплены и размыты! – со слезами в голосе, рвал на себе волосы дед.
Все жильцы разом, каждый перекрикивая весь этот гам, стали жаловаться друг другу и никому на постигнувшую их общую беду и индивидуальные потери.
-- Молчать! – пронзительно взвизгнул, как Принц Лимон *см. м/ф. «Чиполлино и его друзья» – прим. авт.* Юрий Петрович, и все постепенно стихли.
Довольный такой возможностью повластвовать горсткой людей, управдом выпрямился, надел шляпу и, с ухмылочкой посмотрев на подопечных (ага, его-то это не коснулось!), произнёс:
-- А кто виноват в потопе?
-- Тот, кто живёт на пятом этаже... – робко сказала бухгалтерша.
Все уставились на Евдокию Евгеньевну и её детей.
-- Ну, Дуня, никак не ожидали... – покачали головами соседи.
-- Да вы что, борзые, попутали? – испуганно спросила Маша.
Мать одёрнула её за платьице, мол, жаргон не употребляй. Но у девушки, говорящей всегда чисто и правильно, в моменты испуга, злости или отчаяния иногда проскальзывали слова, употребляемые далеко не интеллигентами и братом.
-- Нет, Дусенька с Машуткой совсем ни при чём. Это всё он! – противно проскрипела Авдотья Маврикиевна, до этого вообще молчавшая, и указала длинным костлявым пальцем на Мишу.
-- Как ты это сделал, паскудник?! – кинулись на него жильцы.
Мишка шумно вздохнул, тихо выругался и, продемонстрировав фокус с двумя камушками, зажёг сигарету. Женщины стали наперебой перечислять все хулиганские выходки паренька, а мужчины, которых здесь было раз-два и обчёлся, как-то пассивно поддакивали им. Припомнили всё – и ночные пьяные заседания на лестничных площадках с гоготом, песнями и музыкой из мобильного телефона, и оставленный после этого мусор повсюду, и исписанные баллончиками стены, и разбитые стёкла, и горящую в прошлом году лестницу...
-- Не, это надо ж так додуматься было – облить бензином лестницу и поджечь!
-- Я тогда чуть не умерла... – простонала Авдотья.
-- Мы все тогда могли умереть, задохнувшись от угара.
-- Да, это был ещё тот угар! Как вы забегали тогда все, весело, блин!.. – издал издевательский смешок Миха.
-- Что ты смеёшься! Из-за тебя люди чуть не погибли! – прикрикнула на него мать.
-- Ну не погибли же! А вапще, скучные вы все какие-то... И прикольнуться уже низя...
-- Евдокия Евгеньевна, что за сына Вы воспитали! – воскликнули шокированные супруги Петровы.
-- Безотцовщина... – презрительно прошипела Анжелика, у которой в том пожаре погибла болонка.
-- Ах, ты, с*ка! – вспыхнул справедливо уязвлённый Миша и подался вперёд.
Если бы не вовремя задержавшая его Маша, он бы ударил женщину – ему не впервой. Резко вырвавшись из рук сестры, парень повёл плечами и, послав всех далеко и надолго, направился к подъезду. Но путь ему преградил Юрий Петрович:
-- Ты затопил всех соседей снизу, а это целая половина подъезда!
-- Простите, но мой брат действительно...
-- Что же ты творишь, гадёныш! Смотри, как тебя любит мама, защищает сестра... Ты это и в грош не ставишь! – рассердился не на шутку председатель.
-- Я не затапливал этажи, – чётко проговорил Мишка.
-- Да никто кроме тебя и не мог! – выскочила Авдотья Маврикиевна, – И хочешь знать, это я первая догадалась и рассказала в ЖЭК-е про все твои выходки! Уж теперьче тобой займутся серьёзно! Я лично прослежу за этим, раз Дуня не справляется!
Евдокия Евгеньевна стояла вся пунцовая. Как ей хотелось провалиться под землю всякий раз, когда говорили о сыне... Но что характерно – она никогда не пыталась защищать его. Даже сейчас, прямо у неё на глазах её любимого Мишутку несправедливо обвиняют в том, что он точно не делал, а Дуся стоит не шелохнётся. «А такого уж любимого?», – задалась она вдруг вопросом и испугалась – что за мысли у матери?..
А спор всё продолжался. Дуня, уйдя в свои мысли, не сразу поняла, что случилось, но Миша уже размахивал кулаками как пьяный мужик, Маша с трудом цеплялась за шиворот и руки брата, Авдотья вопила так, словно её режут, а Бегунок отчаянно прикрывался портфельчиком. Все остальные жильцы с интересом наблюдали это действие. И вот Машка отлетает на землю, а Мишка, очухавшись, неумело помогает ей встать, во всём виня председателя и старуху.
-- Вы все ещё приползёте прощения просить! – срывался на крик парень.
-- Дусь, успокой же, наконец, своего буяна!
Женщина подошла к закуривающему очередную сигарету Михе, но он лишь бросил: «Отвали!». Маша же, отряхнув от пыли простенькое платье и скромно улыбнувшись, медленно пошла в подъезд – она неудачно упала – прикрывая кровавую ссадину на локотке. А Мишка, не зная, чем ещё на сегодня досадить своим главным обвинителям, втянул в себя как можно больше дыма и выдохнул его в лица управдома и старухи. Авдотья тут же чуть не померла – её подхватили подоспевшие соседи. Она задыхалась от курева как астматик, кашляла и буквально теряла сознание.
-- Кхе... кхе... п-шёл... – закашлялся Юрий Петрович так, что не мог и слова чётко вымолвить, – Пошёл вон! Вон!!!
И Миша, натянув на лицо мужчины его же шляпу, скрылся за сестрой в подъезде.

Спустя несколько минут вернулась домой и Евдокия – расстроенная и подавленная. Маша усадила её на табурет на кухне, подала стакан воды и присела перед ней. Мать всё жаловалась на несправедливое отношение внезапно ополчившихся соседей. Миша, куривший в форточку, скептически посматривал на сестру и мать.
-- Ну, вот что ты всё куришь? Куришь и куришь, куришь и куришь! Целыми днями целуешь, обсасываешь этот вонючий бычок!.. – отчаянно воскликнула Дуня и разрыдалась. Ах, как она любила поплакать, считая слёзы безоговорочным оружием, отказавшим ей лишь однажды...
-- Так чем всё закончилось? – спросила мягкая дочь, погладив маму по волосам.
-- Бегунок подсчитает всю сумму ущерба, и суд обяжет нас выплатить эти деньги пострадавшим соседям до последней копеечки...
-- Что?! – вскочила на ноги Машка, – Как можно!..
-- Да, вот так и сказали: «Не заплатите – катитесь отсюда к чёртовой матери на белом катере!»... Квартирку нашу продадут, имущество всё загребут... И нас пинком на улицу!
-- А мы адвоката хорошего наймём, – девушка уже сама была готова заплакать.
-- На него, хорошего, ещё деньги хорошие нужны.
Они замолчали, не зная, откуда взять средства не только на ремонт, но и на необходимую им теперь защиту. Тишину прервал стоявший к ним спиной Мишка:
-- Папик наш цветёт и пахнет. И бабосами нехилыми ворочает...
Маша резко вскинула голову. В её глазах смешались и боль, и злость. Брат неожиданно развернулся и, весь горя пришедшей к нему так вовремя мыслью, прыжком сел за стол напротив них и пригнулся как тайный сообщник:
-- Напомним о нашем существовании и срубим с него нехилые деньжата! Ну, как вам идея?
-- Нет, – строго ответила сестра, – Я буду работать, даже когда вернусь в университет. Мама вновь займётся репетиторством, и так мы...
Кулак упал на стол, и чашки подпрыгнули.
-- Да это же проще всего! Чё вы дурью маетесь?
-- Нет, нет и нет! Я никогда не попрошу денег у этого человека! – сказала Евдокия.
-- А мне вот что интересно: где ты ваще берёшь бабки на свои салуны крысоты?
-- Я неплохо зарабатываю и могу позволить себе эту слабость.
-- Ой, о чём вы говорите!.. А кстати, да. Мама, ты уж прости, но о салонах придётся забыть...
Дуня капризно промычала, но в душе понимала, что дочь права. Она и с сыном была не прочь согласиться, но гордыня, увеличивавшаяся с годами, мешала этому.
-- Ай, ну вас!.. Сами разбирайтесь, а я пас! – не вытерпел Миша и ушёл к себе, хлопнув дверью.
Гулкий звон удара... Всхлипы матери... И Маша поняла, что на её плечи ложатся новые печали и заботы этой маленькой семьи.

_________________
Любовь изменила только твоё обаяние… у меня она изменила душу. Г. Сенкевич «Камо грядеши?»