АМЕДИЙЦЫ

Всем привет!! Раз уж все переехали, то я тоже не буду отставать и выложу свое творчество
Что ж, с самого начала...

Девочка из другого круга

Санкт-Петербург. 1910 год.
1.
В классе латыни, расположенном на втором этаже здания гимназии, было невыносимо душно. Мухи лениво ползали по потолку и партам и назойливо жужжали, мешая гимназисткам сосредоточиться на латинском уроке.
У черной доски стояла худощавая преподавательница и произносила на латыни фразу за фразой, жестами требуя от девушек повторять за ней. Время от времени в классе раздавался сухой скрип – она писала мелом на доске непонятные гимназисткам слова.
По стенам и партам плясали золотые солнечные зайчики, а в настежь распахнутые окна нагло лезли пахучие ветви липы и наполняли класс терпким ароматом. Солнце так сильно нагревало классную комнату, что девушки то и дело вытирали капельки пота со лба и висков. Некоторые из них с надеждой поглядывали на деревянные настенные часы с зеленой кукушкой, выскакивающей, чтобы возвестить о начале нового часа. Но время словно замерло на месте. Казалось, уже прошла целая вечность с тех пор, как начался урок латыни, а маленькая кукушка, всегда приводящая гимназисток в восторг своим мелодичным пением, еще ни разу не вылезла из своего деревянного гнездышка.
Слева, у окна, сидела девушка. Она легко облокотилась об парту и подперла щеку рукой. Она ничем не отличалась от других гимназисток. Такое же коричневое платье с тесным воротничком, охватывающим ее тонкую шею, пальцы, покрытые черными чернильными пятнами, золотисто-русая коса, обвившая хорошенькую головку.
Но, тем не менее, она невольно притягивала взгляд. Это была Наташа Панаева, Натали, как ее все называли.
Темные глаза, почти черные, окаймленные длинными ресницами, придавали ее узкому смугловатому лицу с мягкими скулами выражение страстной силы.
Она загляделась в окно и совершенно забыла об уроке.
Вдруг в классе раздался резкий треск, похожий на холостой выстрел, и в ту же минуту классная комната наполнилась мелодичным пением кукушки, выскочившей из настенных часов.
Преподавательница нехотя сделала жест, позволяющий девушкам покинуть классную комнату. Обрадованные гимназистки, стараясь не испачкаться, закупорили чернильные пузырьки и направились к выходу – их ждал долгожданный отдых.

- Mademoiselle Панаева, подойдите сюда, - резкий голос женщины заставил вздрогнуть Натали, невольно задержавшуюся в классе – она задела рукой пузырек чернил, весь покрытый черными разводами, и на парте расплылось небольшое черное пятно.
Пунцовая от смущения, Натали попыталась его вытереть, но только сильнее запачкала пальцы. Она резко выпрямилась, спрятала испачканные руки в карманы платья и подошла к преподавательнице.
- Да, madam. – Натали чуть наклонила голову и присела.
- Я следила за вами в течение урока, - сухой голос преподавательницы становился все более раздраженным. – За весь урок вы не произнесли ни единой фразы, не записали ни одного слова и вообще, словно не присутствовали в классе! – ее голос сорвался на фальцет.
- Да, madam, – просто и почти весело ответила Натали.
Женщина задохнулась от такой неслыханной дерзости. Больше всего ее раздражало спокойное достоинство девушки и ее внимательный, но безразличный взгляд.
- И чем вы, позвольте узнать, занимались, когда остальные гимназистки были заняты латинским уроком?
- Я думала, – просто ответила она, как будто думать на уроке, вместо того, чтобы твердить латинские фразы, было допустимо.
- Вы перешли все границы, mademoiselle Панаева, – тон преподавательницы был сухим и деловитым. – Извольте покинуть классную комнату.
Натали легко поднялась и оправила платье. Потом пошла к двери, но, взявшись за латунную ручку, услышала за спиной резкий голос.
- Сейчас я поднимусь в кабинет начальницы гимназии и буду говорить с ней относительно вашего поведения. Идите.

Едва Натали затворила за собой дверь, на нее налетела с вопросами ее подруга, Наденька Никулина – высокая, полная, с длинной русой косой, завязанной черной лентой, и глазами цвета желудя.
- Наташенька, что она хотела? – румянец на щеках Нади выдавал ее волнение – она всегда краснела, когда волновалась или переживала.
- Я получила выговор. – Натали весело улыбнулась, как будто это был незначительный пустяк, и, обняв Наденьку за полную талию, повела ее в гимназический дворик.
- И тебя вызовут к начальнице гимназии? – от испуга Надя открыла рот, отчего на ее лице появилось довольно глупое выражение. – И ты ни капельки не боишься?
- А почему я должна бояться? – рассмеялась Натали, села на траву и прислонилась спиной к шершавому стволу раскидистой липы. Она закрыла глаза и тихо вздохнула.
- Ты только послушай, какой аромат! – Натали обратилась к подруге, не открывая глаз.
Ветер шевелил тоненькие листочки, и при каждом легком порыве они тихо шелестели.
Воздух был настолько свеж и напоен весной, что хотелось дышать им не переставая и подставлять лицо под теплые поцелуи солнца.
- Натали, тебя вызывает в свой кабинет начальница гимназии! – к подругам подбежала маленькая, востроглазая Танечка Нехлюдова, гимназистка из параллельного класса, с белыми пятнами мела на коричневом платье и растрепанной прической. Она была известна тем, что всегда ластилась к преподавателям, всегда все узнавала первой и не гнушалась выполнять поручения начальницы гимназии.
Голос Тани был очень громкий и довольный от того, что она сообщила такую неприятную новость и что все вокруг слышат это.
Натали открыла глаза и насмешливо посмотрела на Нехлюдову. Наденька, вся красная от волнения и охватившего ее раздражения, тоже с вызовом глядела на Таню.
- Вас, должно быть, это очень радует? – Натали поднялась с травы и теперь в упор смотрела на Таню. Уже привычным движением она поправила косу, расправила складки платья и, улыбнувшись девочкам, глядевшим на нее с некоторой тревогой, побежала наверх - в кабинет начальницы гимназии.

2
Кабинет был просторно-светлым и таким безукоризненно чистым, что казался неуютным и нежилым. На стене, напротив окна, висел большой, писаный маслом, портрет царя. Окна были раскрыты, так что в помещение врывался легкий ветерок, тихо колыщущий белые накрахмаленные занавески. На столе в хрустальной вазочке стояли свежие, душистые ландыши.
Анна Михайловна, в строгом платье, моложавая, но уже седая, с красиво убранными волосами, сидела за столом и, строго сведя брови, смотрела на закрытую дверь кабинета.
Послышались легкие шаги, и в кабинет, слегка запыхавшись, вошла Наташа, аккуратно присела и подняла глаза на начальницу.
- Вы вызывали меня, madam? – невозмутимо поинтересовалась девочка.
- Раз вы здесь, значит, я вас вызывала, Натали, – Анна Михайловна тоже была невозмутима. – Во-первых, я бы хотела поговорить с вами относительно вашего сегодняшнего поведения в классе латыни. Эмма Эрнестовна сообщила мне, что вы не только не слушали урок, но и позволили себе быть дерзкой по отношению к ней. Это возмутительно и выходит за рамки приличия. Вы должны иметь в виду, что такое поведение недопустимо по отношению к учителю и просто к человеку, старшему вас по возрасту. Что вы на это скажете, Натали?
- Я была неправа и обещаю, что подобного больше не повторится. – Натали с мягкой улыбкой выслушала выговор и хотела было подняться со стула, но ее остановил голос Анны Михайловны.
- Вы должны это учесть, иначе мне придется принять несколько другие меры, вам следует хорошо подумать об этом. Подождите, я еще не все вам сказала. Во-вторых, я получила письмо для вас от вашего отца. – Женщина с шумом открыла ящик секретера, вытащила письмо с аккуратными сургучовыми печатями и протянула его Натали.
Девочка взяла письмо, сорвала печати и с любопытством развернула, но, пробежав глазами по первому листку, решила прочитать письмо вне стен кабинета.
Начальница кивком головы дала понять, что Натали может идти, и девочка быстро вышла из кабинета.

« Дорогая моя Натали, надеюсь, ты в добром здравии. Рад сообщить, что дела в усадьбе идут хорошо, за зиму и весну удалось отстроить заново левое крыло дома, где раньше была твоя комната. Еще вокруг дома появилась чудная белая веранда с резными перилами. Так хорошо, сидя на веранде, пить по утрам чай и читать утреннюю газету!
Но я вынужден уехать в Москву, с моей дорогой женой, а твоей мачехой, Анастасией Кирилловной. В поместье останется Сонюшка, вдвоем вам будет не так скучно коротать время в деревне; я надеюсь, вы поладите, когда ты, моя дорогая Натали, приедешь на лето в усадьбу. А именно в этом смысл моего письма к тебе, в этом заключается моя просьба, дорогой дружок.
Также надеюсь на твое благоразумие. Хочу заранее сообщить тебе, что в усадьбе будет гостить мой старый друг, Павел Николаевич Марковский, с сыном, молодым гимназистом последнего класса. Ты, должно быть, помнишь Павла Николаевича, он видел тебя еще девочкой, на похоронах твоей матери.
Дорогая моя Натали, я желаю, чтобы ты приехала в усадьбу как можно скорее. Занятия в гимназии заканчиваются 1 июня, наступает лето. Дел в усадьбе немного, но нашим дорогим гостям нужно гостеприимство и внимание, а Сонюшка одна не справится. (Ты же знаешь, что она бывает порой безответственна и легкомысленна).
Так что я жду, когда ты приедешь, тогда мы с Настасьей Кирилловной сможем без зазрения совести покинуть усадьбу. Еще раз повторяю, Натали, я жду тебя.

Любящий тебя отец К.П.Панаев

Натали тихо вздохнула и отложила в сторону листки, исписанные густым, убористым почерком отца. Каждое слово в письме дышало эгоизмом, и Натали понимала это как никогда.
Закрыв глаза, она попыталась вспомнить Марковского. Но в памяти почему-то всплыли далекие воспоминания о похоронах матери.


… Авдотья Яковлевна долго и мучительно умирала от чахотки. Всегда бледная, с красными неровными пятнами на впавших щеках, с черными косами, переброшенными на грудь, она садилась в постели и долго глядела невидящими глазами куда-то вдаль. А потом неожиданно заходилась в мучительном приступе удушающего кашля, падала на подушки, прижимала руки к лицу и, вся застывшая от боли, вытирала их об полотенце. Из белого оно становилось красным…
Натали, тогда семилетняя девочка, горько, бесшумно плакала, когда слышала, как мать заходится в кашле. Вся ее детская душа рвалась к любимой матери, но девочку редко пускали в комнату, где лежала умирающая, боясь заразы.
Авдотья Яковлевна умерла в последний час ночи, задохнувшись в мучительном приступе кровавого кашля.
Когда кто-то, нерешительно пощупав пульс, сказал: «Умерла», Натали, не спавшая всю эту долгую ночь, босиком, в короткой распашонке, вбежала в комнату и, увидев худое, изломанное приступом тело матери, черные, навсегда застывшие глаза и жуткую полуулыбку на бледных губах, поняла: мама ее умерла, не успев с ней попрощаться. И тогда Натали зарыдала в голос, бросилась к матери и обняла ее своими худенькими ручонками, вцепилась в мертвое тело и не хотела отпускать…
А потом были похороны, которые ярко запечатлелись в памяти Натали.
Вырытая могила пугала своим большим красноглинистым зевом. Натали было страшно представить, что в эту темную яму опустят ее мать и забросают землей…
Комья мокрой черной земли пахли дождем и смертью. Гроб, наспех сколоченный и еще не потерявший запаха свежевыструганного дерева, стоял рядом с выкопанной ямой, весь покрытый мокрыми изломанными цветами, под которыми едва была видна покойница.
Безмолвная черная толпа, обступившая могилу, ждала, когда священник закончит отпевать усопшую. Натали, стоявшая около гроба, не утиравшая слез, катившихся по лицу, смутно запомнила равнодушно-заплаканные лица провожающих в последний путь ее мать. Холодный дождь мокрыми плетьми хлестал по лицам и заливал водой глубокий зев могилы.
И вот последние минуты, мучительные, бесповоротные.
- Господня земля и исполнение ея, вселенная и вси живущие на ней…
Гроб закрыли, сбросив мертвые цветы на землю, заколотили и стали опускать. Натали, не видя ничего из-за слез и дождя, подошла к могиле и, взяв мокрый ком земли, бросила его на деревянную крышку гроба, навсегда закрывшую ее мать.
Ком земли упал с гулким стуком. Вслед за ним забарабанил дождь комьев, которые торопливо бросали на гроб двумя лопатами, пока на могиле не вырос невысокий холмик.
Потом были поминки, тихие, мучительно-длинные, на которых больше ели и пили, чем произносили скорбные хвалебные речи в память об усопшей. Натали сидела на коленях у отца, странно прямая и неестественно спокойная, и тихо, без слез, выслушивала одинаково пустые слова сочувствия. Отец рассеянно похлопывал ее по плечу, а сам пил водку, рюмку за рюмкой, стараясь заглушить усталость и боль утраты.
Одним из последних подошел моложавый мужчина лет сорока, с черными, но уже посеребренными сединой волосами и пронзительным взглядом голубых глаз. Это и был Павел Николаевич Марковский.
Проговорив приличествующие слова сочувствия, он, ни разу не взглянув на Наташу, ушел прочь. Это было единственное, что Натали могла о нем вспомнить.
А через два года после смерти Авдотьи Яковлевны отец Натали снова женился на немолодой уже, но сохранившей красоту Настасье Кирилловне, у которой, в придачу к дворянскому происхождению, была дочь от первого брака, Сонюшка, с детства пустоголовая и легкомысленная.

Отогнав невеселые мысли, Натали встала со скамьи и пошла по коридору, соединяющему корпуса гимназии, в комнату, которую она делила с Надей.
- Наташа! Разве можно так надолго пропадать? – Красная от волнения, Надя встретила ее на пороге. – Тебя наказали? Она сильно тебя ругала? Она…
- Надюша! – Натали порывисто обняла подругу. – Я уезжаю, совсем скоро…
- Тебя исключили из гимназии? – Надины губы задрожали от волнения.
- Нет, глупенькая, - Натали еще крепче прижалась к Наде. – Отец написал письмо, он желает, чтобы я уехала на лето в усадьбу…А я так я не хочу ехать! – Черные глаза Натали заблестели от сдерживаемых слез.
- Почему? – Наденька с недоумением посмотрела на Натали. – Ведь в деревне, должно быть, так чудно! Свежий воздух, озеро… Почему ты не хочешь ехать?
- Отец написал, что в усадьбе будет Соня, она раньше меня приедет из гимназии. – И еще, - Натали недовольно нахмурилась и отошла к настежь распахнутому окну – там будет гостить друг отца, Марковский, со своим сыном. Я плохо помню Марковского, но помню, что в день похорон моей матери он мне не понравился.
Натали задумчиво обняла себя руками и исподлобья посмотрела на Наденьку.
- Я так не хочу ехать! – повторила она, но уже с какой-то безотчетной тоской.

_________________
"С автором надо работать с нежностью сиделки в сумасшедшем доме" (с)
А.А.Беловицкая

3.
Было холодно, непривычно сыро и темно от туч. На их черноте густая зелень проплывающих за окном поезда деревьев выделялась особенно резко и ярко. Налетавший время от времени ветер шумел их верхушками, срывая резкими порывами свежую зеленую листву. Холодный дождь хлестко и косо бил по окнам вагона, разлетаясь при ударе мириадами черных брызг.
Натали ехала в вагоне второго класса, не спеша читала и изредка рассеянно смотрела в окно поезда на разбушевавшуюся непогоду.
Наконец поезд подошел к маленькой станции, залитой дождем; пассажиры начали торопливо выходить из теплых купе и искать глазами встречающих.
Натали легко спрыгнула на перрон и, стараясь не замочить туфельки и подол зеленого чесучового платья, отошла в сторону и огляделась в поисках наемного экипажа, чтобы добраться на нем до усадьбы. Наконец она увидела в конце перрона извозчика – низенький, приземистый, в широком дождевом плаще, он сидел в легкой коляске на резиновом ходу, запряженной парой лошадей.
Через полчаса коляска остановилась во дворе обширной усадьбы, темной и будто бы нежилой.
Внутри было тихо, весь дом спал. Стараясь не шуметь, Натали, освещая себе дорогу оплывшей свечой в серебряном подсвечнике, поднялась на второй этаж дома, где без труда нашла комнату для гостей. В поместье всегда были готовы к встрече нежданных гостей, будь то гимназическая подруга Сонюшки, сестра Настасьи Кирилловны или кто-либо еще. Константин Петрович, отец Натали, был чересчур гостеприимен, и порой это сказывалось на финансовом положении семьи.
В гостевой комнате всегда была застелена свежая постель, на окне благоухали душистые луговые цветы, а в углу комнаты стояли умывальные принадлежности.
Закрыв деревянные ставни, чтобы в комнате стало еще темнее, Натали забралась в прохладную, свежую постель, сладко пахнущую лавандой и, едва коснувшись головой подушки, заснула.

Дождь шумел всю ночь, но к утру от разбушевавшейся непогоды не осталось и следа. Утреннее солнце освещало все вокруг мягкими шафрановыми пятнами. Деревья в саду усадьбы блестели мокрой листвой, золотисто-прозрачные капли дрожали на тоненьких листочках, преломляя солнечный свет, и падали серебряной россыпью при малейшем дуновении ветра, гулко шлепаясь об сырую, пропитанную дождем землю.
Утро уже было не раннее, усадьба давно проснулась, и в доме забурила жизнь. Слышно было, как в кухне готовили завтрак и одновременно обед. Какая-то девка, стараясь не расплескать воду и не замочить ей подол серой холстинковой юбки, пронесла в дом ведра с водой, зеркально блестевшей на солнце. Садовник обходил сад и подбирал ветки и сучья, обломанные резкими порывами вчерашнего ветра. Одним словом, начался новый день с новыми заботами.
На белой веранде, залитой уже набравшим силу солнцем, откинувшись в глубоком плетеном кресле, сидел немолодой мужчина, плотный, с аккуратно зачесанными назад темными волосами, посеребренными сединой.
Закинув ногу на ногу, он со скучающим безразличием листал утреннюю газету, подавляя зевоту. Во его позе, небрежной и немного задумчивой, чувствовалась грация сильного хищника, будто бы насторожившегося перед прыжком.
« Какого черта я здесь делаю? Если бы не Володя, я ни за что бы не принял приглашение Панаева погостить в его усадьбе. Ей- богу, Владимир выведет меня из себя своими глупыми выходками и капризами. Вспомнить хотя бы вчерашний вечер, когда я застал его на веранде с Софией… И он отнюдь не стихи ей читал… И ведь выбрал же себе предмет обожания – пустоголовую взбалмошную девчонку! Ну да это пройдет, юность…»
Павел Николаевич сложил газету и бросил на деревянный стол, стоявший на веранде.
« Бездействие утомляет…Надо сказать, чтобы оседлали лошадь, и съездить к озеру…»
Марковский хотел было подняться с кресла и пойти в дом, как вдруг услышал легкое шлепанье босых ног по деревянному полу, и в ту же минуту из прихожей на веранду выскочила Натали – с распущенными косами, в длинной, до пят, смятой после сна сорочке, с радостным сиянием темных глаз, - но, увидев на веранде Марковского, она на мгновение застыла, как будто налетела на невидимую стену, а потом резко метнулась обратно в дом.
Марковский замер в кресле, весь подавшись вперед и задумчиво глядя на то место, где несколько секунд назад стояла Натали.
« Кто это, черт возьми? – Он озадаченно нахмурил лоб. – А…Это, должно быть, дочь Константина, ее ведь ждали сегодня к обеду, а она, видимо, приехала вечерним поездом еще вчера…» - Марковский снова откинулся в кресле. « Неужели это она? Как выросла… Хороша…Нечего сказать…Если все, чем она успела поразить, в самом деле так ослепительно, то она просто красавица…» - Марковский грузно поднялся с кресла и, забыв о своем желании поехать верхом, вошел в дом.

Натали вбежала в свою комнату, гулко захлопнув дверь. Тяжело дыша, она прислонилась к ней спиной и прижала холодные ладони к пылающим щекам. Жилка на шее быстро пульсировала.
« Это, должно быть, Марковский» - в смятении подумала Натали.
« Как глупо получилось… Что он обо мне подумал? Он, верно, даже не понял, кто я, ведь меня ждали только к обеду…»
Натали задумчиво провела рукой по волосам и, перекинув их через плечо, начала быстро заплетать косу, ходя по комнате из угла в угол и иногда взглядывая на свое отражение в большом зеркале, висящем над комодом.
« А какой у него взгляд…Цепкий, холодный, будто бы оценивающий…»
« Но надо спуститься вниз и познакомиться с гостями. Я должна быть приятной и гостеприимной хозяйкой, как наказал отец в своем письме. И завтракать уже пора...»

4.
- Павел Николаевич… - На веранде раздался капризный голос Сонюшки, которая полулежала, развалившись в плетеном кресле. – А вы разрешите сегодня нам с Володей покататься на лодке? – Томно приоткрыв дымчато-голубые глаза, она с умоляющим выражением на лице смотрела то на Марковского, сидящего напротив нее, то на его сына Володю, молодого гимназиста лет девятнадцати, темно - русого, чуть смуглого лицом, с ясными голубыми глазами.
Володя был из той породы юношей, что с детства воспитываются в строгой дворянской семье деятельными и вездесущими гувернерами, не позволяющими воспитанникам и шагу ступить без разрешения . Он горячо мечтал о любви, но всякий раз, когда его товарищи по гимназии заводили вольные разговоры, он краснел и стыдливо опускал глаза.
Но в это лето он решил, что пора быть как все и не искать романтики в любви. И когда отец сообщил, что их пригласил на лето в усадьбу Панаев, Володя, ни секунды не раздумывая, согласился ехать.
« Отдохну, накупаюсь в озере, подышу свежим воздухом… - думал он, – и ко всему прочему познакомлюсь с дочерьми Панаева…»
Ни Соню, ни Натали Володя не знал и в глаза никогда не видел, но, по натуре самонадеянный, он мысленно выбрал в предметы обожания Соню, руководствуясь тем, что она ближе ему по возрасту и, возможно, сговорчивее, чем ее младшая сестра.
Еще не зная Соню, он представлял себе, как они будут вместе проводить время в доме или в саду, как днем они будут кататься на лодке по озеру, а вечером сидеть на веранде…А потом в его или ее комнате…Дальше этих мыслей он не заходил, но на деле все получалось так, как он себе представлял.
Соня оказалась не красавицей, но довольно милой девушкой, худощавой, с острыми локтями и выступающими ключицами, с мягкими курчавыми волосами, всегда небрежно распущенными по плечам и несколько томным взглядом дымчато-голубых глаз. Над верхней губой, слева, у нее была коричневая родинка, и Володе нравилось представлять, как он будет ее касаться губами, когда они с Соней будут целоваться.
А Сонюшка вовсе не была против пылких и немного нетерпеливых ухаживаний Владимира, она их охотно принимала и была даже немного горда тем, что их связывает такая пленительная тайна.
Но тайна перестала быть тайной вчера, когда отец Володи вышел на веранду, хотя весь дом уже спал, и застал их тесно прижавшихся друг к другу и слившихся в страстном поцелуе. Он ничего не сказал, молча развернулся и ушел в дом.
А сейчас за завтраком Соня так спокойно и невозмутимо спросила у него разрешение покататься на лодке с Владимиром, как будто вчера ничего не произошло.
- Ну конечно можете, Соня! – Марковский всплеснул руками. – что же вы спрашиваете у меня? Вы же как-никак хозяйка в доме…
- Ах, что же я сижу здесь? – Соня неожиданно подскочила в кресле. – Ведь мне Матвей еще утром сказал, что вчера поздно вечером, когда все уже спали, приехала Натали…
Павел Николаевич и Володя были несколько обескуражены резким возгласом Сони, потому что каждый из них думал о чем-то своем. Но когда Соня сказала о Натали, Марковский тут же вспомнил утреннее быстро промелькнувшее видение с ясными глазами.
- Какая же я глупая, все у меня из головы вылетает! Я же не видела Натали почти год! Надо пойти к ней, узнать, как она себя чувствует с дороги, сюда привести… - Соня решительно поднялась с кресла и выжидающе смотрела на Марковских.
- Сейчас я приду и приведу с собой Натали, а то она уж, верно, обиделась, что о ней все забыли…
Но не успела Соня подойти к двери, ведущей с веранды в дом, как та легко распахнулась, и на веранду вышла Натали. Но увидев Павла Николаевича ( она помнила, конечно, об их утренней встрече), незнакомого молодого человека и Соню, которую не видела почти год и желала бы не видеть еще столько же, она неловко замерла на пороге, смущенно опустив ресницы и тонко покраснев. Не зная, как себя вести, Натали тихо стояла и теребила пальцами кончик длинной золотистой косы, переброшенной на грудь. Она ждала, что Соня представит ее гостям. Наконец неловкая пауза была нарушена громким возгласом Сони.
- Натали! – Соня кинулась к ней и резко обняла. – Как я рада, что ты приехала! А я уж было собралась идти тебя искать… - Соня отпустила сестру, а Натали удивленно на нее посмотрела – такое проявление чувств по отношению к ней было несвойственно Соне.
- Здравствуй, Соня…
Соня же продолжала без умолку болтать, чтобы заполнить образовавшуюся паузу.
- Что же ты стоишь на пороге? Проходи, садись, завтракай…Ах, да ты же со вчерашнего дня, верно, ничего не ела…Ну проходи же, я тебя представлю нашим гостям! – Соня хотела взять ее за руку, но Натали сама сделала шаг вперед.
- Наталья Константиновна Панаева, - звонко произнесла она, глядя на Марковского.
- Павел Николаевич Марковский – он странно усмехнулся и окинул ее взглядом – А вы, Наталья Константиновна, замечательно выглядите. После душной атмосферы гимназии, надо думать, свежий воздух пойдет вам на пользу.
Натали порозовела, но ничего не ответила.
- Не стоит смущаться, когда вам говорят комплименты. Женщины созданы для комплиментов…
« Но я не женщина… - Пронеслось у нее в голове. – И почему он так странно на меня смотрит?»
Натали смущенно улыбнулась и хотела поблагодарить за комплимент, но тут к ней подошел Володя.
- Владимир Павлович Марковский, Володя, - сказал он слегка сдавленным голосом и пристально посмотрел на Натали. Когда она так неожиданно появилась на веранде, и он увидел ее, он внутренне ахнул от восторга. Ясный блеск глаз, легкий утренний румянец на щеках, золотистые волосы, заплетенные в косу, легкое белое платье - все в ней было просто и естественно, и в то же время изящно и очаровательно. Это отличало ее от всех девушек, которых он знал, и заставляло обратить на себя его внимание.
- Натали, - сказала она и легко улыбнулась.
Она улыбалась только Володе у и смотрела ему в глаза, а он почему-то покраснел и не знал, что сказать. Вдруг он заметил, что Соня ревниво на него поглядывает, поэтому он поспешно отвел взгляд в сторону и вернулся на свое место. Марковский уже сидел в своем кресле и с веселым любопытством наблюдал за происходящим.
Натали подошла к столу, накрытому на три человека. Соня, перехватив ее взгляд, виновато улыбнулась.
- Мы ждали тебя только к обеду, потому и не накрыли еще один прибор… - Она взяла со стола серебряный колокольчик и громко зазвонила в него, одновременно крича в открытую дверь:
- Анфиса! Анфиса! Иди скорее сюда!
- Соня, не стоит беспокоиться, право! – Натали опять с недоумением посмотрела на Соню, неизвестно почему проявившую такую заботу о сестре. Видно, она хотела в глазах Марковских, а особенно в глазах Володи, выглядеть кроткой, доброй и заботливой.
- Иду, иду… Кричите, будто пожар в доме… - На веранду вошла полная женщина в переднике.
Увидев Натали, она всплеснула руками, и с ее лица исчезло недовольное выражение. Ее тело грузно заколыхалось, когда она быстро пошла к девушке. Натали же, глядя на нее с искренней радостью, поспешно шагнула вперед и попала в крепкие, но нежные объятья Анфисы. Не обращая внимания на присутствующих, Анфиса утирала выступившие на глазах слезы и ласково гладила Натали по голове.
- Наташенька…Как же выросли, изменились…И ведь никто не сказал, что вы приехали! Ведь, почитай, год вас не видела…А Константин Петрович-то уехал, даже дочку свою не повидал! Негоже это…
- Анфиса, принеси еще один прибор и завтрак для Натали! – Сердито перебила ее Соня.
- Да, да, и правда…Что это я место свое забыла? – Её голос дрогнул от обиды, а старое морщинистое лицо будто сжалось. Она поспешно утерла слезы. Натали едва ли не с отвращением посмотрела на Соню и порывисто обняла Анфису.
- Я так скучала по вас! – Воскликнула она, но эти простые слова многого стоили, потому что были правдой. Когда умерла Авдотья Яковлевна, именно Анфиса заменила Натали мать, а вовсе не Настасья Кирилловна, чопорная и бесчувственная. И Натали всегда скучала по Анфисе, по ее доброму лицу и теплым морщинистым рукам, когда училась весь год в гимназии. Куда уж Соне, бессердечной и пустой, понять эти чувства!
- Сейчас, сейчас, Наташенька, я все принесу… - Анфиса суетливо усадила Натали в плетеное кресло, а сама убежала в дом.
Соня очаровательно улыбнулась Марковским, ставшим невольными свидетелями этой сцены.
- Анфиса сильно привязана к нашей семье, особенно к Натали.
- Да, да, понимаю, - Небрежно произнес Павел Николаевич. – Вообще редко можно встретить подобную привязанность у слуг…
- Анфиса – не слуга. – Тихо, но внятно произнесла Натали, и, резко встав с кресла, отошла в угол веранды, облокотилась на резные перила и стала сосредоточенно наблюдать за черной вереницей кропотливых, куда-то спешащих муравьев. Натали вспоминала самоотверженную заботу Анфисы и ее бескорыстную доброту, и все более неприятными ей казались бессердечная грубость Сони и пустая небрежность Марковского. О Володе же она ничего не могла сказать – все это время он сидел, не сводя глаз со своей пустой чашки, как будто на дне ее могло быть что-то заслуживающее столь пристального взгляда, и иногда задумчиво смотрел на Натали и Соню, словно мысленно сравнивал их.
Поймав на себе его взгляд, Натали подошла к столу и прямо посмотрела на Соню.
- Когда придет Анфиса, скажи ей, что я не голодна и завтракать не буду. К тому же скоро обед. Я хочу посидеть в саду.
- Но, Натали…
- Извините меня за резкость, - Она слегка кивнула головой Марковским и, не взглянув больше на Соню, спустилась с веранды и быстро пошла к саду.

_________________
"С автором надо работать с нежностью сиделки в сумасшедшем доме" (с)
А.А.Беловицкая

5.
- Ах, простите, пожалуйста, Натали! Она так ранима и впечатлительна, что порой не сдерживает свои эмоции… - Соня с заискивающей улыбкой посмотрела на Павла Николаевича.
- Ну что вы, Соня, я прекрасно понимаю чувства Натальи Константиновны! Не стоит извиняться, напротив, это мне следует просить у вашей сестры прощения за то, что я задел ее чувства. – ответил Марковский с наигранным раскаянием.
- Но все же нельзя допустить, чтобы ваша сестра в первый же день ее пребывания в усадьбе чувствовала себя одиноко. Пожалуй, стоит найти ее в саду, привести обратно и извиниться за нашу общую бестактность.
- Павел Николаевич! Вы как всегда правы! И как это мне самой не пришло в голову? Я сейчас же пойду в сад и приведу Натали обратно…
- Нет, Соня, - усмехнулся Марковский. – вам, пожалуй, лучше остаться здесь. Не то снова попадете под горячую руку сестры. Да и мне она не обрадуется…А вот Володя мог бы уговорить ее вернуться в наше милое общество.
Услышав свое имя, Владимир резко выпрямился в кресле. Он совершенно не слышал разговора отца с Соней. Он вспоминал тень длинных ресниц на щеках Натали и открытую улыбку, адресованную ему одному.
И когда отец к нему обратился, он вздрогнул, словно ему дали пощечину, и странно посмотрел на Павла Николаевича.
- Вы что-то хотели, отец? Простите, я задумался и не расслышал вашего вопроса.
- Уж не о предмете ли нашего разговора ты задумался? – Марковский весело блеснул глазами. Володя, поняв о чем идет речь, досадливо покраснел, но, заметив странный сосредоточенный взгляд Сони, снова спросил:
- Так что вы хотели, отец?
- О, сущий пустяк! Нужно найти в саду одну очаровательную беглянку, которая так стремительно покинула наше общество, и вернуть ее обратно.
- Как скажете, отец, - быстро согласился Володя. Он старался не встречаться взглядом с Соней.
Он поспешно вышел из-за стола, сбежал по ступеням и быстрым упругим шагом направился в сторону сада.
Натали сидела на деревянной скамье с резной спинкой в тени кудрявых ветвей белоснежной яблони. Молодое дерево цвело и осыпалось, и земля под ним была вся усеяна блекло-розовыми лепестками. В теплом воздухе сада чувствовался их сладковатый запах; в пышно-розовых облаках лепестков сладострастно-дремотно жужжали шмели и пчелы.
- Сегодня такой чудесный день, – веки Натали дрогнули, она открыла глаза и с досадой посмотрела на подошедшего Володю. Он издалека заметил белевшее среди деревьев платье и неслышно подошел к ней.
- Да, погода замечательная.
- В отличие от вчерашнего дня. – Володя уселся рядом с ней и, щуря на ярком солнце глаза, смотрел на Натали. – Мы ушли в дом, не выпив даже вечернего чая, такая сильная была гроза. А вы, верно, в это время ехали в поезде?
- Да, к счастью, я не застала непогоду. – Натали опустила ресницы. Ее смущал этот бессодержательный разговор.
- Простите, я хотела бы прогуляться по саду… - она поднялась со скамьи, стряхнув с платья несколько бледно-розовых лепестков, но Володя вдруг взял ее за руку. Он удивился, что ее рука такая теплая и нежная, но заметив, что Натали недоуменно на него смотрит, поспешно отпустил ее.
- Я только хотел сказать, что понимаю вас, – он говорил быстро, сбивчиво, словно боялся, что она уйдет, не дослушав его.
- Что вы понимаете?
- Все, все! Вашу обиду на Соню и на моего отца…
- Я вовсе не…
- Нет, подождите, не уходите… - Он снова схватил ее за руку, видя, что она собирается уйти. – Как все глупо и нелепо получилось …
- Это вы ведете себя глупо.
- Понимаете, когда вы так тепло встретили Анфису, вашу…няню, я словно вспомнил себя. Это я и хотел вам сказать.
- Я вас не понимаю. – Натали изумленно глядела на Володю, а он стоял рядом с ней, не отпуская ее руки, с каким-то странным блеском в глазах и сбивчиво пытался что-то объяснить.
- Отец мало занимался мной. Он всегда был завален делами, постоянно был озабочен приращением своего состояния. Он, не скупясь, давал деньги на гувернеров, учителей, на мои нужды…
- Вам совсем необязательно это мне рассказывать… - Натали, наконец, освободила свою руку и оправила платье.
- Нет, нет, послушайте, тогда вы меня поймете, как я понял вас. Ведь меня тоже возмутили слова Сони и отца. Как небрежно они говорили о человеке, который вам так дорог!
Отцу некогда было нянчиться со мной – он работал, занимался делами, часто уезжал в Европу…И если бы кто-то назвал слугой моего старого гувернера, я бы вскипел так же, как вы…
Теперь вы меня понимаете? – Володя радостно взгляну на Натали, довольный, что она не ушла, а у него получилось все сказать.
- Это вы мне и хотели объяснить?
- Да, да, именно это. И еще, - он на мгновение задумался, стоит ли говорить. - Я очень рад, что вы приехали.
- Я…я тоже рада таким гостям в нашей усадьбе.
- А вы не хотели бы вернуться на веранду? Мне кажется, ваша сестра и мой отец достаточно устыдились своим поступком. – Володя позволил себе лукаво подмигнуть.
- Да, пожалуй, вы правы. Давайте вернемся в дом.


Молодая зелень яблонь и груш, насквозь светлая от солнца, словно создавала легкий навес; белоснежные ветви низко клонились к земле и осыпали Володю и Натали кудрявым снегом, когда они задевали их.
Володя весело рассказывал Натали об их с Соней ежедневном времяпрепровождении.
- Встаем мы довольно рано, солнце еще даже не припекает, завтракаем на веранде. Потом по очереди купаемся в озере или на лодке катаемся… Знаете, здесь оказывается есть чудесное местечко – деревья растут прямо из воды, а по воде плавает много-много белых птиц… Я вам обязательно покажу его, мы с Соней совсем недавно его нашли. – Володя вдруг замолчал, вспомнив, чем именно они с Соней занимались в том уединенном месте, лежа в лодке.
- Ну а потом, верно, обед?
- Ах да, извините… Я задумался. - Володя искоса взглянул на Натали. Она тихо шла рядом, слегка закинув голову назад. Ему не верилось, что ей всего лишь шестнадцать лет. Глядя на нее, он мог бы предположить, что ей лет восемнадцать. Но когда она слушала его, то немного приоткрывала рот и пальцами машинально теребила кончик косы. Так она была похожа на ребенка.
- Да, да, потом обед. Иногда мы спим после обеда, потому что, поверьте на слово, ничего не хочется делать в такую жару…До ужина читаем в саду или на веранде, ходим на озеро…Ну а потом ужин, а после ужина вечерний чай. Знаете, мы до позднего вечера сидим на веранде, смотрим на звезды, разговариваем…
- Вдвоем с Соней? – Неожиданно спросила Натали.
Володя вдруг смутился.
- И отец с нами сидит, но он вообще рано уходит в свою комнату или сидит в гостиной, читает. У вас замечательная библиотека, надо сказать!
- Я рада, что вы так считаете. – Натали снова улыбнулась ему. – Отец любит читать, он постоянно пополняет библиотеку новыми книгами.
Они вышли из сада, и уже была видна из-за деревьев белая веранда, а до ушей долетал неестественный смех Сони. Вдруг Владимир остановился и тронул за руку Натали.
- Вам нельзя в таком виде появляться в доме! – Наигранно встревоженным голосом произнес он. Взгляд его был серьезен, но губы подрагивали – он едва сдерживал веселую улыбку.
- Что случилось? – Натали недоуменно на него посмотрела.
- О, ничего. Вы просто вся усыпаны белыми лепестками, словно снегом. – Володя, уже не скрывая улыбки, радостно смотрел на Натали. Как все мило и естественно было в ней!
Натали тихо засмеяла и вскинула руки, желая стряхнуть с головы лепестки. Но Володя поспешно взял ее руку.
- Позвольте мне, Натали!
Она покорно опустила руки. Володя, осторожно касаясь пальцами золотистых волос, стал снимать с ее головы прозрачно-блеклые лепестки. Она с едва заметной улыбкой наблюдала за ним.
- Теперь позвольте мне. Вам тоже нельзя появляться в таком виде на веранде… - И не успел Владимир ничего сказать, как Натали ловко стряхнула снежно-белые лепестки с его волос.
- Теперь все. – Глаза Натали искрились смехом. – Мы готовы к выходу в свет.

6.
Павел Николаевич рассказывал Соне какой-то забавный случай, недавно с ним произошедший, а она громко и слегка неестественно смеялась над его шутками.
- Так вот. Дама, сидевшая рядом со мной, везла с собой болонку, которую посадила на одно из мест. Эта мадам так брезгливо поглядывала на остальных пассажиров, что даже подхватила свои юбки, чтобы они не касались других людей…
Вдруг Соня, все это время не спускавшая глаз с дорожки, ведущей из сада к дому, слегка напряглась и выпрямилась в кресле. Она увидела белое платье, мелькавшее среди деревьев, а ветер донес легкий смех Натали. Редко ее сестра смеялась, очень редко… Обычно только улыбалась черными глазами…
Соня слушала, но не слышала Марковского. Ее взгляд был прикован к шедшим к дому Натали и Володе. Марковскому с его места было плохо видно садовую дорожку, но все же он заметил перемену в поведении Сони. Она сжалась, словно пружина и слегка подалась вперед.
- Ах… - Едва слышный возглас сорвался с ее губ, когда она увидела, как Володя поднес руку к лицу Натали. Марковский с интересом наблюдал за Соней.
- Что с вами, Соня? – Марковский пристально смотрел на ее лицо.
- Что? Ах нет, что вы…Все в порядке… - она натянуто улыбнулась. – Вон и Володя с Натали идут к дому…Соня замолчала. В этот момент она увидела, как Натали коснулась лица Володи. Или ей это только показалось? Или… Соня сощурилась и пристальнее пригляделась к приближающимся к дому Натали и Володе. Но, хотя, Соня была близорука и видела все не очень ясно, она поняла, что за это короткое время произошло что-то, непонятным образом сблизившее Натали и Володю.
Соня хорошо знала свою сестру. Она знала, что Натали довольно замкнута, сдержанна, никогда не показывает открыто своих чувств и не доверяет незнакомым людям. Но что-то все-таки заставило ее сестру свободно разговаривать с Володей, смеяться над его шутками… Соня этого не понимала.
Скользкой змеей ревность заползла в сердце Сони, когда она увидела подошедших к веранде Натали и Володю. Они что-то весело обсуждали, и он задержался, пропустив ее вперед, и восхищенно наблюдал, как легко она взбежала по ступенькам на веранду.
Вдруг он встретился глазами с Соней. Она смотрела на него долгим, непонятным взглядом. Никогда еще Соня так на него не смотрела.
« Может быть, ее задело, что я ушел за Натали?» - рассеянно подумал Володя.
- Натали, что же ты убежала от нас? – Соня сладко ей улыбнулась. – Нехорошо так поступать с гостями…
Натали почувствовала, что в ней снова поднимается раздражение. Соня разговаривала с ней, как с маленькой девочкой, которая закапризничала и выбежала без разрешения из-за стола. А ведь Соня старше ее всего на два года…И кажется, она совершенно не чувствует за собой вины.
Натали тихо вздохнула и сказала, ни к кому не обращаясь:
- Еще раз прошу меня простить за мое неподобающее поведение…
- Ну что вы, Наталья Константиновна! – раздался голос молчавшего до сих пор Марковского. – Вам ли просить у нас прощения? Это мы все – он окинул взглядом сына, не имевшего к произошедшему никакого отношения, и Соню, сидевшую со скрещенными на груди руками в своем кресле – должны просить простить нас за нашу общую бестактность. Ведь правда? Мы позволили себе грубость по отношению к этой женщине и к вам. Простите нас… - Марковский покаянно сложил руки.
- Да полно вам! Я ни на кого не обижаюсь. – Натали смутилась. А Володя сердито смотрел на отца.
« Зачем он устроил этот балаган? Ведь это очевидно, что он совершенно не раскаивается…Да и Соня молчит… - Он исподлобья взглянул на Соню, которая смотрела на Натали так же сосредоточенно, как и на Володю несколько минут до этого.
Увидев, что Натали все еще стоит, Володя быстро подошел к столу, отодвинул одно из кресел и жестом предложил Натали сесть. Она благодарно улыбнулась ему и села в плетеное кресло, аккуратно расправив платье.
- Ну что ж! – Марковский потер ладони. – Раз теперь все в сборе, я полагаю, можно приступить к обеду. Как вы считаете, Соня?
- Полностью поддерживаю, Павел Николаевич. – Соня усмехнулась. – Пойду в дом и распоряжусь, чтобы подавали. Соня нехотя поднялась с кресла, одернула смятое платье и ушла в дом.

_________________
"С автором надо работать с нежностью сиделки в сумасшедшем доме" (с)
А.А.Беловицкая

7.
После обеда сделалось совсем жарко. Соня, томно прикрыв глаза и пару раз зевнув, сказала, что у нее разболелась голова, и она хочет прилечь. Марковский же во всеуслышание заявил, что он еще с утра намеревался съездить верхом к озеру, и теперь непременно хочет осуществить свое желание. Вскоре он неспешной рысью отъехал от дома и скрылся за поворотом дороги, ведущей к лесу.
В доме было тихо. Старые настенные часы с ходиками мерно отсчитывали минуты. В просторной гостиной на окна были опущены зеленые запыленные шторы, красновато просвечивающие на солнце. В комнате стоял приятный теплый полумрак.
Володя лежал на софе, обтянутой потертой парчой, закинув руки за голову и закрыв глаза. Им овладевала дремота, веки становились тяжелыми, а дыхание плавным, размеренным. Но вдруг он услышал легкие шаги. Перед приоткрытой дверью они замерли. Он увидел быстро промелькнувшее белое платье. Шаги удалялись в сторону библиотеки.
Сон мигом слетел с него. Это был очень подходящий момент застать Натали одну… Но Володя почему-то медлил: он спустил ноги с софы и сидел, подперев щеку рукой.
« Не слишком ли это навязчиво?» - Хмуро подумал Володя. «Познакомились всего несколько часов назад, а я собираюсь лезть с разговорами...»
Он резко встал с софы, и, выйдя из гостиной, пошел по длинному коридору в библиотеку.
Но когда он, стараясь неслышно ступать, вошел в библиотеку, он увидел, что Натали там не было. Володя недоуменно огляделся. Куда она могла исчезнуть? Ведь несколько минут назад сюда зашла… Володя прошел в прохладное, пахнущее старыми пыльными книгами помещение и закрыл за собой дверь.

Когда обед закончился, Натали осталась на веранде одна. Сначала она хотела подняться в свою комнату и прилечь ненадолго, но, увидев, что Володя направился в гостиную, она передумала – для того, чтобы подняться по лестнице на второй этаж, нужно было пройти через гостиную. А встречаться с Володей она не хотела – в его присутвствии она почему-то чувствовала смущение.
Так, Натали решила остаться на веранде. Ее мысли витали в облаках – она думала о своем приезде в усадьбу, об Анфисе, о Соне, о ее некрасивом поступке…Но о чем бы Натали ни думала, мысли ее все время возвращались к Володе Марковскому. И ее это сердило. Почему так происходит?
« Надо занять чем-то себя, отвлечься… И самый лучший выход – взять книгу в библиотеке и уйти в беседку.»
Оказавшись в доме, она пошла по небольшому коридору в сторону библиотеки. Но вдруг она увидела, что дверь гостиной слегка приоткрыта. Натали остановилась и прислушалась. Из гостиной не доносилось ни звука. Неслышно ступая на цыпочках, девушка подошла к приоткрытой двери. Она хотела знать, там ли Володя или ушел в свою комнату. Затаив дыхание, Натали заглянула в гостиную. Она увидела его, лежащего на парчовой софе, и ей показалось, что он спит. Но в тот самый момент, когда Натали хотела открыть дверь чуть шире, он вздрогнул во сне, глубоко вздохнул, просыпаясь, и словно нехотя открыл глаза.
Натали резко отпрянула от двери, развернулась и быстро зашагала в сторону библиотеки. Ее щеки порозовели, а сердце стучало где-то в горле.
« Как стыдно…» - в смятении подумала Натали. – « а вдруг он меня заметил?»
Она дошла до библиотеки. Это просторное помещение, уставленное высокими стеллажами с длинными рядами книг было одним из ее любимых мест в усадьбе.
Натали с детства любила читать, и книги были для нее не просто предметом, кипой листов в красивом переплете. Они были мостом в другой мир. В каждой книге – тайна, которая бережно хранится в сотнях страниц, и тайну можно разгадать, лишь прочитав книгу.
Книги давали ей несочтимо много. Натали нравилось узнавать что-то новое, открывать новые истины, размышлять. Как модница примеряет новый наряд, Натали примеряла на себя характеры героев, она смеялась и плакала вместе с ними, сопереживала и мысленно давала им советы.
Любовь к чтению досталась Натали от отца. Как она хотела иногда, чтобы он проводил с ней больше времени! Она хотела рассказывать ему о том, что она прочитала, слушать его советы, спорить… Когда она была ребенком, он всегда читал ей книги и рассказывал сказки. Натали до сих пор помнила, как он приходил по вечерам в детскую, приносил с собой книгу, в потрепанном коричневом переплете, с полустёртым золотым тиснением, и читал ей. Она помнила звук его голоса – низкий, чуть хрипловатый, будоражащий…
Но все изменилось после смерти Авдотьи Яковлевны. Константин Петрович стал замкнутым, нелюдимым, редко приходил к дочери и совершенно, казалось, забыл о ней. А когда через два года он женился на Настасье Кирилловне, то и вовсе перестал обращать на Натали внимание. Ему не хотелось, чтобы хоть что-то напоминало ему о покойной жене, а глаза Натали были живым напоминанием о ней.
Но она не могла понять, почему отец стал таким чужым. Она приходила в библиотеку, брала книгу и шла в гостиную читать, в надежде, что отец обратит на нее внимание. Но этого не происходило и постепенно, взрослея, она начинала понимать, что не нужна ему.
Натали глубоко вздохнула и пошла к другому стеллажу. И зачем она все это вспомнила?
Натали провела рукой по длинному ряду книг, пробежала глазами по названиям, вытянула книгу с полки наугад – И.С.Тургенев. «Первая любовь».


8.
Беседка, куда пришла читать Натали, была старая, вся увитая плющом. Дерево потрескалось от старости, а белая краска в некоторых местах облупилась. Но тем не менее она была очень уютной и удобной. В ней стояли деревянные скамьи с резными спинками и широкий стол. Форму она имела шестиугольную, стенки были в виде решеток с ажурной резьбой, а в каждом углу стояли кадки с цветами.
Натали любила сидеть в этой беседке, а больше всего ей нравилось приходить туда в дождь. Она любила шум дождя, вслушивалась в стук капель и думала.
Натали не успела прочитать и двух страниц, как на книгу легла тень. Она вскинула глаза и увидела Володю, стоящего в дверном проеме. Он легко прислонился к косяку и, беззаботно улыбаясь, глядел на Натали. В его руках была книга.
- Я проснулся, не знал, чем заняться до ужина и решил почитать – Все так же улыбаясь, Володя подошел к столу. – Вспомнил, что в усадьбе есть эта замечательная беседка. – Он обвел взглядом просторную беседку и снова посмотрел на Натали. – И пришел сюда, даже не надеясь никого здесь встретить. Вы не против? – Он указал на скамью, как бы спрашивая у девушки разрешения сесть.
- Конечно, садитесь. – Натали смущенно отвела взгляд. Володя положил книгу на стол и сел напротив девушки.
- Вы читали Гёте « Страдания юного Вертера»?
- К сожалению, нет. Но я слышала, что это замечательная книга. – Натали было стыдно признаться в том, что она чего-то не знает.
- Да, в Европе она нашла большой отклик у читателей. Несчетное количество самоубийств…
Натали резко вскинула на него глаза.
- Самоубийств? Что вы такое говорите…
- Да, именно самоубийств. Герой романа ушел из жизни, наложив на себя руки, не найдя другого выхода. Многие читатели же нашли проблемы юного героя схожими со своими…и последовали его примеру…
- Какие страшные вещи вы рассказываете!
- В мире происходит много страшных вещей, но никогда нельзя быть уверенным, что что-то страшное не произойдет с тобой…Но, полно, об этом… А что читаете вы, Натали?
- Тургенева « Первую любовь» - сдавленным голосом ответила Натали.
- Я так люблю эту повесть! Читал в гимназии… - Володя подался вперед и жестом попросил у Натали книгу. Он пролистал повесть, задерживаясь на некоторых страницах.
- Что ж, давайте читать, - он вернул ей книгу и открыл свою. Натали кивнула.
Они сидели в беседке не меньше двух часов, каждый уткнувшись в свою книгу и не поднимая глаз. Потом Натали торопливо извинилась и вышла из беседки.
Володя не успел даже слова сказать, как Натали исчезла – он только увидел взметнувшийся подол ее белого платья. Он озадаченно потер лоб. Что-то было не так в поведении Натали, он ясно это видел, но пока не мог себе объяснить, что его тревожило больше – что она избегает его взгляда и быстро исчезает или что при виде ее что-то замирает в груди и резко обрывается вниз, когда он слышит ее голос. Володя долгим взглядом проводил белое платье, мелькавшее среди деревьев, и тоже пошел к усадьбе, задумчиво глядя перед собой.

_________________
"С автором надо работать с нежностью сиделки в сумасшедшем доме" (с)
А.А.Беловицкая

9.
Все время до ужина Натали провела наверху, в своей комнате, не решаясь спуститься в гостиную. Одеваясь к ужину, она прислушивалась к звукам, доносившимся снизу. Наконец она услышала, как Соня сбежала по лестнице и громко позвала Марковских. Тогда Натали окинула взглядом свое отражение в зеркале и, захватив шаль, вышла из комнаты.
В гостиной царил полумрак. В серебряных подсвечниках горели свечи, которые отбрасывали мягкий свет по всей комнате. Зеленые занавеси мягкими складками обрамляли окна и едва колыхались от теплого ветра, проникавшего в комнату.
В середине стоял уже накрытый стол, а в углу темнел рояль. Вдоль стены громоздился диван и пара кресел, в которых сидели Марковские. Соня же расположилась у окна в кресле-качалке. Все молчали. Соня нервно поглядывала то на закрытую дверь гостиной, то на молчащих Марковских. Павел Николаевич погрузился в чтение газеты, а Володя сидел, глубоко задумавшись, и смотрел перед собой.
Тут дверь гостиной открылась, и в комнату вошла Натали. Едва она закрыла за собой дверь, обстановка в гостиной изменилась. Соня подскочила со своего места, едва не опрокинув кресло-качалку и, невнятно пробормотав, что пора подавать ужин, выбежала из комнаты. Володя же перестал витать в облаках и подобрался в кресле; Марковский отложил в сторону газету.
Повисла неловкая пауза. Никто не знал, что говорить и стоит ли нарушать тишину. Свечи слегка потрескивали. Натали тихо опустилась на стул и стянула на груди концы шали. Она широко открытыми глазами впитывала в себя прекрасную картину: мерцающие свечи в полумраке комнаты. Тишина становилась гнетущей.
- Какой сегодня чудесный вечер…
- Да, Наталья Константиновна, вы правы! Действительно чудный вечер… - Марковский поднялся с кресла и подошел к столу.
- Такая хорошая погода! – Володя неловко внес свою лепту в этот бессодержательный разговор. – Необыкновенно мягкая… - добавил он, мысленно проклиная себя.
Натали слегка улыбнулась и повела плечами. В комнате было так тепло и уютно… Даже паузы в разговоре не выглядели вынужденными.
- Вы очаровательны сегодня, Наталья Константиновна. А этот тихий полумрак, неясный свет придают вам таинственность и загадочность. – Марковский исподлобья посмотрел на Натали и остался доволен произведенным эффектом – девушка порозовела и потупила глаза с улыбкой невольного смущения.
Марковский был мастер на комплименты, умел легко и непринужденно заметить и подчеркнуть достоинства женщин, потакал их маленьким слабостям. Но он никогда не позволял себе оказаться во власти одной из них. Никогда еще женщина из средства развлечения не становилась предметом его помешательства. Им всегда руководил трезвый расчет и желание получить для себя выгоду. А его сын, как Марковский с досадой замечал, не перенял от него этих качеств, а, напротив, вырос сентиментальным романтиком. И сейчас Володя с немым восхищением смотрел на Натали, желая одного – встретиться с ней взглядом и улыбнуться ей…
Вдруг дверь с силой распахнулась, и в гостиную влетела Соня.
- Ах, простите, что так долго… оказалось, что еще не все готово, сейчас в спешном порядке готовят… Анфиса расстаралась ради приезда дорогой Натали – в ее голосе звучала едва заметная ирония.
Соня быстро пересекла комнату, но вдруг, взмахнув руками, задела стопку книг на журнальном столике. Книги упали на пол, едва не задев свечу в серебряном подсвечнике. Соня охнула, присела и стала подбирать книги, складывая их в стопку.
- Володя, помогите, пожалуйста, мне одной тяжело! – она кинула на Володю требовательный взгляд. Как это он сразу не бросился ей на помощь?
- Сейчас, Соня, помогу… - Володя словно нехотя поднялся со своего кресла и стал собирать книги. Соня всячески старалась коснуться его руки, и выглядело это стороны довольно интересно, потому что Володя, в свою очередь, отдергивал руки, словно боялся обжечься.
Его спасло появление Анфисы, которая начала заносить в гостиную блюда. Наконец все сели за стол.
Ужин проходил в молчании. Взгляды говорили больше, чем могли бы сказать слова. Соня стреляла глазами в Володю, стараясь привлечь его внимание. Она то полузакрывала глаза и томно вздыхала, то сквозь ресницы нежно на него смотрела. Но он ее не замечал. Его взгляд был прикован к Натали, сидящей напротив него.
Сама же Натали не поднимала глаз от своей тарелки или смотрела куда-то в сторону, испытывая страстное желание провалиться сквозь землю.
Марковский, казалось, вообще не присутствовал в комнате. По крайней мере он был занят только своей тарелкой и не принимал участие в этом молчаливом разговоре взглядов. И лишь изредка он исподлобья смотрел на Натали. Прижав пальцы к губам, Павел Николаевич бросал на девушку косые взгляды. Натали неожиданно подняла голову и едва заметно вздрогнула, встретившись с ним глазами. Это был тот же взгляд, каким он смотрел на нее утром на веранде.

10.
Старые настенные часы пробили десять. Ночь уже вполне вступила в свои права - мягкие сумерки окутали все вокруг густым теплом, среди цветущих деревьев темного сада повис тонкий серп месяца, а в небе серебряными точками замерцали первые звезды.
Единодушно было принято решение продолжить вечер на веранде за чаепитием. Вскоре все расселись в глубоких плетеных креслах с дымящимися чашками.
Вечер был упоителен. Воздух был наполнен тишиной, нарушаемой лишь неумолчным стрекотом кузнечиков и далеким гулом проходящего мимо железнодорожной станции поезда.
- Наталья Константиновна, а вам, должно быть, приятно было вырваться из гимназии, забыть на время про строгую дисциплину? Ведь здесь, в усадьбе, вы абсолютно свободны. – Марковский уперся в Натали заинтересованным взглядом.
- Да, я очень довольна, что смогла приехать сюда на лето… здесь дышится вольнее. – Натали вынужденно улыбнулась.
- Я вас понимаю. Думаю, и Володя согласен со мной. Ведь, правда, Володя, ты был очень рад, когда закончились занятия в гимназии? А вы, Соня? – Павел Николаевич незаметно втянул всех в разговор. И не меньше получаса они обсуждали тему образования, не забыв посмеяться над преподавателями и их методами.
- Знаете, - весело блестя глазами, говорила Соня, - одна наша преподавательница очень любит бить по пальцам линейкой за непослушание. Не выучил урока, разговариваешь с соседкой, смеешься – вытягивай руки. И, надо сказать, она пребольно бьет…
- Стало быть, - перебил ее Марковский, - вы не так уж примерно себя ведете, раз знаете, что линейка бьет пребольно?
- Какой вы проницательный, Павел Николаевич! – деланно смутилась Соня и лукаво улыбнулась.
- А у вас, Наталья Константиновна, существует подобная экзекуция?
- Нет, что вы! У нас только выговоры и вызовы к начальнице гимназии. А еще лишение воскресных прогулок…
- И, надо полагать, это обидное наказание? Ведь вы всю неделю проводите в четырех стенах, спрягаете французские глаголы, заучиваете латинские фразы, изводите чернила на сочинения и диктанты и желаете одного – вырваться из гимназии. И вдруг вас за невинную шалость, за малейший проступок лишают возможности подышать вольным воздухом! Как несправедливо! – Марковский даже всплеснул руками, чтобы показать свое негодование, и продолжил.
- А на балы вы ходите? На рождественские балы?
- Да, ходим. И даже танцуем. – Натали улыбнулась.
- Стало быть, и кавалеры у вас есть? – спросил Марковский.
Натали смутилась и ничего не ответила.
- Ах, не смущайте мою бедную сестру! – воскликнула молчавшая до этого момента Соня. – Вы ее засыпали вопросами. Да и мы с Володей уже заскучали… - она сделала сильный акцент на слове «мы». Володя недоуменно на нее посмотрел.
- Ну что ж, дети мои! Время уже позднее, я, пожалуй, пойду на покой. – Марковский грузно поднялся. – Оставлю вас одних. Покойной вам ночи. – он вышел и закрыл дверь.
На веранде снова воцарилась тишина. Каждый думал о чем-то своем. Натали вглядывалась в темноту сада.
Ей казалось, что в этот день произошло что-то важное и значимое.. Ее приезд в усадьбу стал началом чего-то нового в ее спокойной жизни, она это неясно ощущала. Иначе бы ее не преследовало весь день щемящее чувство недосказанности .
Все, что было вокруг нее – темнеющий сад, густые, как кисель, теплые сумерки, полевые цветы на столе, дурманящие своим терпким запахом, чашка с остывшим ароматным чаем – словом, все имело отношение к ее новому состоянию. Натали переполняли чувства, ей захотелось разрыдаться или закричать. Она часто и глубоко дышала.
Соня и Володя не замечали ее состояния – уже так стемнело, что ничего не было видно, только неясно темнели силуэты. Наконец Натали не выдержала этого гнетущего молчания.
- Простите, но я, пожалуй, тоже пойду спать… Покойной ночи.
Она тихо встала с кресла и вышла с веранды, бесшумно закрыв дверь.
Как только стихли ее шаги, Соня придвинулась ближе к Володе и положила ему на плечо руку.
- Наконец-то мы остались одни… - она наклонилась к нему, обеими руками притянула его голову к себе и поцеловала долгим поцелуем.
- Я этого весь день ждала… - жарко зашептала она, прижимаясь к Володе. – А ты?
Вдруг Соня напряглась и, отклонившись, вгляделась в его лицо, такое странно темное в наступивших сумерках. Она заметила, что он не ответил на ее поцелуй и не обнял ее.
- Что-то не так? Что случилось, Володя?
- Н-ничего…
- Я поняла. Натали, – резко бросила она в темноту. – Ты думаешь о ней. Значит, тебя привлекла эта невинная простодушная девочка? И ты готов вот так сразу забыть все, что между нами было?
- А что между нами было? – Володя выпрямился в кресле и равнодушно посмотрел на Соню.
Она задохнулась от его ответа.
- Ты…ты… да как ты вообще можешь так говорить? Как ты смеешь? Ты же сам меня добивался!
- Господи, Соня, не будь такой самонадеянной! Ты меня неправильно поняла…
Соня вскочила с кресла и одернула платье.
- Хорошо. Пусть так. Я даже виду не подам, что между нами что-то было. – Володя слегка удивился ее сговорчивости. Соня, часто дыша, стояла перед ним. В темноте было не видно, что она едва сдерживает злость, готовую прорваться наружу. Но когда она заговорила, ее голос дышал холодной яростью.
- Я просто буду со стороны наблюдать, как ты станешь добиваться этой ледяной пустышки. И я сомневаюсь, что тебе это удастся. С ней такие фокусы, как со мной не проходят! А когда у тебя ничего не получится или тебе надоест, ты прибежишь ко мне. И вот тогда я посмеюсь… Желаю тебе удачи. – Соня отвесила ему шутливый поклон и вышла, захлопнув дверь. Володя остался на веранде наедине со своими невеселыми мыслями.

_________________
"С автором надо работать с нежностью сиделки в сумасшедшем доме" (с)
А.А.Беловицкая

11.
Дни были, как на подбор – одинаково теплые и однообразные. Иногда небо покрывалось пухлыми черными облаками, становилось темно и прохладно. Все замирало. Ветер резкими порывами срывал листву с деревьев в саду и остервенело гнал ее по земле. Вдруг небо вспарывалось ослепительным зигзагом молнии, и на мгновение короткая вспышка озаряла все вокруг. Сначала тихо, потом с нарастающей силой начинал рокотать гром, прокатываясь по небу. И неожиданно разражался сердитым грохотом, словно обрушивая на землю свою ярость и негодование. И вслед за ним налившиеся свинцовые тучи прорывались, и с неба падали крупные звонкие капли, затем переходили в сплошной отвесный поток и орошали землю теплым быстрым ливнем. Потом небо прояснялось, солнце снова начинало припекать. С листьев срывались частые капли и впитывались в сырую, пахнущую дождем землю. Зеркально блестели на солнце лужицы.
Но грозы бывали редко, дни стояли солнечные и теплые и пролетали незаметно для обитателей усадьбы. Прошло три недели со дня приезда Натали.
Внешне жизнь была обыденной. Вставали довольно рано, завтракали вместе, потом ходили на озеро купаться до обеда или сидели в саду, затем обедали. После обеда обычно расходились по своим комнатам и отдыхали; Павел Николаевич любил поехать верхом на озеро или на железнодорожную станцию в это время отдыха.
Часа в четыре Соня, зевая, спускалась в гостиную, скоро приходили Володя и Натали. Они молча пили чай, дожидаясь Марковского, играли в шашки или в лото. Когда приезжал Павел Николаевич, накрывали ужин, а после ужина они еще долго сидели на веранде, пили чай, смотрели на звезды и вели бессмысленные разговоры. Ближе к полуночи все расходились по своим комнатам спать.
Но внешне обыденная, внутренне жизнь была напряжена до предела. Невооруженным глазом была заметна натянутость в отношениях Натали и Сони, приторная любезность Сони к Володе и неожиданный, впрочем, хорошо скрываемый интерес Павла Николаевича к Натали. Сама же Натали не совсем понимала, чем вызвана холодная отчужденность Сони, хотя неясно догадывалась о причине.
Ведь сложно было не заметить быстрых взглядов, которыми обменивались Натали и Володя, неясных жестов, нечаянных касаний и смущенных улыбок. Между ними словно протянулась невидимая, невесомая нить, которая связывала их с каждым днем все крепче. Они постоянно случайно сталкивались в гостиной, на веранде или в саду и молча расходились, сгорая от мучительного желания прямо посмотреть друг на друга, начать разговор. Но, ни Володя, ни Натали еще не сделали единственного нужного шага, чтобы прекратить это бессмысленное томление и изнурительное бездействие.
А Марковский молча наблюдал за тем, что происходило у него на глазах. Он все понимал, но старался не вмешиваться, дабы не разорвать невзначай ту хрупкую нить, что связала Натали и его сына. Но он все чаще ловил себя на мысли, что его глаза неустанно следят за Натали. Сам того не замечая, он любовался ее изяществом, легкостью и грациозностью.
Однажды, когда Павел Николаевич отдыхал в гостиной, Натали там же читала книгу. Она сидела на диване вполоборота к нему, вкось подобрав ноги и низко опустив голову. Павел Николаевич то и дело смотрел на нее исподлобья и любовался изящным наклоном ее головы.
Волнистые от косы, ее волосы были свободно распущены, пряди касались страниц книги, и Натали рассеянно убирала непослушные волосы, машинально заправляя за ухо. А Марковский вдруг понял, что ему хочется коснуться ее волос и почувствовать их шелковую мягкость. Но он тут же одернул себя, не позволяя увлечься такими мыслями.
Во всей сложившейся ситуации он решительно предпочитал оставаться в стороне, он не хотел, чтобы романтический настрой, невесомо витающий в доме, передался и ему.
Он сознательно выбрал роль зрителя, чутко наблюдающего за разворачивающимся у него перед глазами действием, и с нетерпением ждал кульминации и развязки. Что ж, усмехался он про себя, юные возлюбленные уже есть, препятствий для их воссоединения пока нет. Зато нашлась страдающая от безответной любви сестра возлюбленной... Нельзя сказать, что Павел Николаевич сочувствовал Соне, но он так же, со стороны, наблюдал, как она мучается от ревности и исходит бессильной злостью. Он решил ждать продолжения действия.



12.
День выдался очень жарким. Солнце начало припекать еще с утра, а к полудню уже было так душно, что воздух колыхался над землей теплым маревом. Ветра почти не было, а если и налетал легкий порыв, то листва в саду тихо бесшумно шелестела, словно жалобно выпрашивая влагу. Ярко-синее небо было покрыто пухло-белыми, похожими на мягкие комья ваты, облаками. Ослепительно сверкало солнце.
Еще с утра Натали решила пойти на озеро купаться. Соня, не желая оставаться в доме с Володей (Марковский с утра уехал на железнодорожную станцию, на телеграф), отправилась с ней. Володя сначала бесцельно бродил по дому, заглядывая то в одну комнату, то в другую, зашел в библиотеку, в которой было более прохладно, чем везде, и взял наугад какую-то книгу. Но, с трудом прочитав две-три страницы, он отбросил ее в сторону и тоже решил пойти на озеро, но с другой целью – покататься на лодке.
А Натали и Соня уже давно пришли к озеру и два-три раза искупались. Прохладная вода освежала, и полуденная жара не так ощущалась. В то время как Натали сидела на берегу на широком цветастом покрывале и расплетала тяжелую от воды косу, Соня, стоя по шею в воде, размахивала руками и кричала Натали, что она не хочет вылезать на берег. А Натали кричала ей в ответ, что Соня заболеет, если будет так долго сидеть в воде.
Сама Натали уже обсохла и переоделась в сухое платье, белое, с широкими рукавами, украшенными по краю шитьем, и тонким пояском. Только густые волосы еще были мокрыми, и Натали их распустила, чтобы они быстрее высохли.
- Натали! Соня! – Натали резко повернулась на голос и увидела Володю, который плавными толчками быстро приближался на лодке к берегу с другой стороны. Он махнул ей рукой и приналег на весла.
Соня тоже его заметила и тут же поплыла к берегу. Постепенно над поверхностью появились плечи, грудь, и Соня, нащупывая дно ногами, стала вылезать из воды. Володя уже выбрался из лодки и, стоя по колено в воде, подтягивал ее к песчаной косе.
- Вы тоже решили охладиться? – Соня вылезла из воды и подошла к Володе, не обращая внимания на то, что длинная белая рубашка, в которой она купалась, плотно облепила ее тело, обрисовав все формы. Володя повернулся, мельком посмотрел на нее, но тут же отвел взгляд.
- Да, захотел покататься на лодке... Искупаться тоже можно... – пробурчал он невнятно, отвернувшись от Сони и занявшись лодкой. Потом украдкой взглянул на Натали – она сидела в той же позе, поджав под себя ноги, словно застыв, и смотрела куда-то в сторону.
- А я хотел предложить вам покататься на лодке – неожиданно для самого себя сказал Володя. – До обеда еще есть время, а можно вообще не обедать – в такую жару и есть-то не хочется. – он с надеждой переводил взгляд с Сони на Натали. Соня уже успела завернуться в широкую простыню и отжимала волосы, а Натали встала и складывала покрывало.
- Мы уже собирались возвращаться домой, – тихо сказала Натали, не глядя на Володю.
- Нет, нет! Отказ не принимается! – воскликнул он и широко улыбнулся. Он чувствовал, что Натали все-таки согласится. И правда, она стиснула в руках сложенное покрывало и перевела взгляд с него на Соню; на ее лице появилось умоляющее выражение.
- Соня, пожалуйста, поедем покатаемся! Ведь это, правда, весело, а в усадьбе скучно...
- Э, нет! Я не поеду. Не хочу получить солнечный удар. А вы можете вдвоем покататься. Я же возвращаюсь домой. – Соня отошла в сторону и натянула поверх рубашки голубое сатиновое платье, собрала вещи и подошла к Натали и Володе, все еще нерешительно стоявшим на берегу.
- Вы только к ужину вернитесь, – сказала Соня, нехорошо усмехнувшись и пристально глядя на Володю, потом резко развернулась и пошла в сторону дороги, ведущей к усадьбе.
Володя немного потоптался на месте, собираясь с мыслями.
- Натали, перекладывайте вещи в лодку и сами садитесь. Давайте, я помогу... – он взял из ее рук покрывало и положил в лодку. Потом уперся в нос лодки и оттолкнул ее от берега. Она легко закачалась на зеркальной глади озера. Натали, подобрав подол, зашла в воду и, осторожно ступая ногами по дну, подошла к лодке. Володя, крепко взяв ее за руку, помог ей забраться, потом запрыгнул сам и, упирая веслом в зыбкое дно, повернул лодку вперед носом. Он начал грести, отклоняясь назад и нагибаясь вперед, легко вспарывая веслами гладкую муть озера.
Натали сидела на корме, заворожено смотрела, как поднимаются и опускаются весла, и молчала. Она не знала, что сказать, да и нужны ли были слова вообще. Она просто слушала тишину, нарушаемую лишь легкими всплесками весел.
Нестерпимо яркий солнечный свет слепил глаза, ярко-голубое небо с курчавыми белыми облаками отражалось в зеркально-гладкой воде, и это давало ощущение бездонности. Натали закрывала глаза и чувствовала на лице теплое легкое дуновение ветра. Или перегибалась через корму, опускала руку и словно взрезала пальцами гладкую воду.
Володя не спеша греб, легко взмахивая веслами, и украдкой любовался Натали. Ее волосы блестели мокрым золотом, на щеках играл нежный румянец, слегка обветренные губы были приоткрыты. В широком рукаве платья была видна ее тонкая рука, а под платьем резко обозначились колени. Володя с мытарящей тоской смотрел на ее тонкий склоненный стан, на округлый локоть, которым она опиралась на корму лодки, и сгорал от мучительного желания поцеловать ее. Он даже не заметил, что они почти доплыли до другого берега, на котором темнел хвойный лес, а крутой берег был сплошь покрыт толстым слоем рыже-золотистой хвои.
Натали очнулась от своей задумчивости и огляделась кругом.
- Куда вы меня завезли? – весело спросила она Володю.
- Мы, оказывается, доплыли до другого берега... Посмотрите, здесь так мелко, что видно дно с подводными травами! В них даже весла путаются...
- Действительно... И смотрите! Сколько кувшинок... Так красиво... – Натали указала ему рукой на цветущие кувшинки, покрывавшие воду сплошным слоем мясистой круглой листвы.
- Правда, хорошо? - Радостно спросила Натали.
- Очень... – ответил Володя и обернулся к ней. – А хотите нарвать кувшинок?
- Давайте! – согласилась Натали, тут же наклонилась и опустила руку в воду. Низко перегнувшись, она поймала стебель кувшинки и так резко рванула его к себе, что лодка качнулась и повалилась набок, едва не зачерпнув воды. Натали упала на корму спиной. Володя дернулся вперед и подхватил ее подмышки. Это все было так неожиданно, что она расхохоталась и брызнула с мокрой руки прямо ему в лицо. Он тоже засмеялся и вдруг быстро поцеловал в хохочущие губы.
Натали резко выпрямилась и, разом перестав смеяться, холодно бросила:
- Нам пора возвращаться. Гребите к берегу.
Весь обратный путь они проделали в пронзительной тишине.

_________________
"С автором надо работать с нежностью сиделки в сумасшедшем доме" (с)
А.А.Беловицкая

13.
К вечеру небо мрачно нахмурилось, понесло свежей прохладой. Часов в семь зарядил косой дождь и не умолкал до вечера. Крупные капли барабанили по крыше усадьбы, перестукивались с крышей флигеля, поварской и людской. Дождь словно пел на одной ноте монотонную, нудную песню, заставляя впадать в уныние.
Он не закончился и после ужина, поэтому, когда Анфиса убрала все со стола, Павел Николаевич, Володя и Соня переместились из столовой в гостиную и пытались придумать себе какое-нибудь занятие, чтобы скоротать время перед сном.
Натали к ужину не спустилась, сказав, что у нее болит голова. На самом деле она избегала встречи с Володей, боясь неминуемого объяснения. Но они жили в одном доме, под одной крышей, и эта встреча была неизбежна. Натали ходила по комнате из угла в угол, мысли ее испуганно метались. Наконец она решила спуститься в гостиную. Глубоко вздохнув, словно отправляясь на эшафот, она оправила платье и вышла из комнаты.
В гостиной потрескивали свечи. Мягкий полумрак комнаты располагал к долгим откровениям, но в гостиной царила тишина. Казалось, все были погружены в полудрему. Марковский сидел на диване и, подавляя зевоту, пытался читать книгу; Володя полулежал в кресле и широко открытыми глазами неотрывно смотрел на тихо колеблющийся и слегка потрескивающий язычок свечи, медленно оседающей в подсвечнике. Соня сидела за старым роялем и, небрежно перебирая пальцами белые клавиши, вполголоса и слегка фальшиво напевала какой-то романс.
Натали тихо вошла в гостиную и молча опустилась в кресло. Марковский встрепенулся.
- Наталья Константиновна! Как хорошо, что вы пришли! Как вы себя чувствуете?
- Спасибо, голова уже не болит. Это, верно, из-за перемены погоды. У меня такое часто бывает…
- Хорошо, если только из-за погоды. А мы тут пытаемся как-нибудь скоротать время до сна. Погода испортила все планы…Может, вы что-то предложите? Наша фантазия уже иссякла… - Марковский добродушно усмехнулся, глядя на Натали из-под очков.
- Павел Николаевич… Я даже не знаю, что предложить… - растерянно пробормотала Натали.
- А вы умеете играть на рояле?
- Да, нам дают уроки в гимназии.
- Тогда, может быть, вы не откажетесь сыграть и спеть? Одна или вдвоем с Соней… Какой-нибудь романс.
Натали молча кивнула и направилась к роялю. Соня уступила ей место, а сама села в кресло. Натали склонила голову и положила руки на белые клавиши. Серебряные звуки рояля наполнили тихую комнату. Натали проиграла вступление и запела:

Тронуло свечу
Дыханьем вечера,
Я вас не огорчу,
Пугаться нечего,
Я только рассказать хочу
Историю любви…

В ее удивительном голосе было все: нежная проникновенность, струящийся свет и неприкрытая грусть. Мелодия взлетала и падала, рассыпаясь по комнате нежными переливами.
Володя был поражен вибрирующей легкостью голоса Натали. Она пела, без труда подстраиваясь к аккомпанементу. Он взглянул на нее и замер - так поразительна она была в этот момент – отсветы колеблющегося пламени свечей вплелись в ее волосы, и они сияли тусклым золотом. На ее лице было написано столько переживаний о том, что она рассказывала в романсе, что Володя был взволнован до глубины души. Он всем телом вжался в кресло и боялся, что в гостиной слышен глухой стук его сердца.
Наступила тишина. В густом сумраке комнаты растаял последний аккорд. Натали сняла руки с клавиш и, повернув голову, посмотрела на всех отсутствующим серьезным взглядом. Володя почувствовал, что сердце стучит в горле.
Но Натали встала и вышла из гостиной. Несколько секунд Володя сидел, вжавшись в кресло, потом резко вскочил и бросился вслед за ней. Марковский и Соня остались одни в гостиной. Пару минут они молчали, затем Соня, ни слова не сказав, поднялась с кресла и тоже вышла из комнаты.
Володя нашел Натали на веранде. Она стояла, облокотившись на резные перила и смотрела невидящим взглядом на темный сад. Дождь уже перестал, черное небо очистилось от туч, и на нем посверкивали граненые стеклышки звезд.
Володя подошел ближе и тронул Натали за руку. Она повернулась и подняла на него глаза. Володя хотел что-то сказать, но вдруг с удивлением заметил, что она плачет. Он в испуге схватил ее за руку.
- Натали…
- Да нет, все хорошо… - с трудом выдавила она. – Просто на меня что-то нашло… - Натали глядела на него широко раскрытыми глазами и не ощущала слез, катившихся по лицу.
- Натали… - снова тихо пробормотал Володя и вдруг взял обе ее руки и поцеловал.
Продолжая бесшумно плакать, Натали приблизилась к нему и заглянула в глаза.
Внезапное осознание выпавшего им счастья окатило их стремительной волной, и они порывисто прижались друг к другу. Он гладил ее по волосам и все шептал: «Натали, Натали…»
Она стояла совсем близко к нему, и он видел слезы, дрожавшие на ее ресницах. Натали молча посмотрела на него и вдруг закрыла глаза. Володя наклонился и поцеловал ее.
Они не услышали, как хлопнула дверь, ведущая с веранды в дом.

14.
Безоблачные дни, пропитанные вязким медом солнца, сменялись неделями. Усадьба степенно и размеренно проживала эти летние дни. Неторопливо тек неприхотливый быт некогда богатого дворянского дома. Но что-то все же неуловимо изменилось – словно забилась, запульсировала крохотная жилка, и в ней забурлила горячая кровь. В доме часто слышались легкие взрывы смеха молчаливой прежде Натали, угрюмый старый рояль теперь то и дело рассыпался бурными пассажами, старый дом оживлялся гулким топотом множества ног.
Володя и Натали проводили вместе все долгие летние часы. Они постоянно что-то обсуждали, над чем-то смеялись, гуляли в саду, вместе читали или ходили на озеро. Они встречались рано утром, едва проснувшись и успев привести себя в порядок, и не расставались до позднего вечера. Для них словно не существовало ни сестры Натали, с каждым днем становившейся все более задумчивой и угрюмой, ни отца Володи, скептически наблюдающего трогательную картину отношений своего сына и Натали.

… Из солнечной сердцевины дня могла выткаться легкая, милая сердцу картина…
Володя и Натали сидят в гостиной на низкой софе, обтянутой потертой парчой. Сидят совсем близко, касаясь друг друга локтями, он с книгой, она – с вышиванием. Ее рука с иголкой в тонких пальцах стремительно летает, вырисовывая на гладком шелке изящный натюрморт. Нежные белые ромашки с крупными желтками сердцевин удачно сочетаются со скромными синими васильками, но Натали добавляет еще цвета и деталей, чтобы ее работа не отличалась от оригинала, стоящего перед ней в хрустальной вазочке.
Володя не спеша читает, но то и дело поглядывает на Натали, занятую рукоделием. Около нее разложены яркие мотки шелковых ниток, и она их задумчиво перебирает.
- Володя… Как думаешь, хорошо получилось? - Натали сняла тугие пяльцы и разгладила смятый шелк на коленях.
- Я, конечно, не очень хорошо разбираюсь в рукоделии, но мне нравится. Цветы как настоящие.
Натали польщенно улыбнулась и еще раз оглядела свою работу.
- И правда хорошо. Твои цветы скоро завянут, и от их красоты ничего не останется. А эту вышивку я сохраню, и она мне будет напоминать о твоем подарке…

… Он очень дорожил Натали, научился угадывать ее мысли и предупреждать желания, но мир ее души был для него загадкой, на которую он искал ответ. Он не мог себе объяснить, почему обычно спокойная и сдержанная Натали вдруг неожиданно прижималась к нему и мягко целовала. А ее взгляд становился темно-бархатным, ласковым и каким-то преданным. Больше всего Володю пугала эта немая покорность во взгляде – что бы он ни сделал, что бы ни сказал, она со всем молчаливо соглашалась.
Но иногда она держала себя с ним очень сдержанно, холодно и отстраненно, даже наедине. Не позволяла себя обнять, взять за руку, поцеловать… Мало говорила, рассеянно слушала его и словно витала в облаках. Он сердился, раздражался и искал себе другую компанию – чаще всего заменой Натали была угрюмая и мрачная Соня, которая вела с ним любезные беседы и внимательно слушала все, что он говорил.
А иногда Натали наполнялась безудержным весельем, и весь дом звенел от ее звонкого смеха. Она могла затеять какую-нибудь игру, и Володя бегал за ней из комнаты в комнату, стараясь поймать. А когда он неожиданно настигал ее, она с радостным хохотом обнимала его и целовала.
Володя был благодарен Богу, судьбе, своему отцу и даже самому себе за то, что он оказался в этой усадьбе и встретил Натали. И он надеялся, что эти долгие дни, наполненные теплыми всплесками теплого солнца, будут тянутся и тянутся… Но лето подходило к концу, занятия в гимназии начинались девятнадцатого августа, а на календаре уже было двадцатое июля…

… Павел Николаевич уже несколько минут пытался вчитаться в содержание серьезной газетной статьи, но его отвлекал назойливый скрип кресла-качалки, на котором задумчиво раскачивалась Соня. На ее лице застыло отсутствующее выражение, и она не сразу услышала оклик Марковского.
- Соня! Простите меня за бестактность, но можно я задам вам вопрос?
Соня медленно перевела на него задумчивый безразличный взгляд.
- П-павел Николаевич… Извините, я не расслышала, что вы спросили… - Соня неприлично широко зевнула и уставилась на Марковского. – Вы что-то хотели?
- Да, Соня, я хотел вас кое о чем спросить…
- Так спрашивайте, Павел Николаевич, спрашивайте…
- Знаете, я заметил, что в последние дни вы очень бледны и рассеяны…
- Это не вопрос, Павел Николаевич, - вальяжно растягивая гласные, протянула Соня.
Марковский проглотил ее грубость и продолжил.
- Я хотел вас спросить, не заболели ли вы? Очень уж меня пугает ваша бледность и задумчивость. Не связано ли это с вашим плохим самочувствием?
Вся сонина задумчивость вмиг слетела с ее бледного лица. Она заинтересованно посмотрела на Павла Николаевича, пытаясь понять, что кроется за этим невинным вопросом. Но на его лице она увидела только вежливое беспокойство.
«Каков лицемер! Ведь ему доподлинно известно, чем вызвано мое состояние…»
Соня натянула любезную улыбку и растроганно воскликнула:
- Павел Николаевич! Мне так приятно, что вы обо мне беспокоитесь… Правда, я даже не ожидала от вас такого участия… - она подняла глаза и с удивлением увидела, что он смотрит на нее изучающим взглядом – словно он ждал от нее именно этих слов.
- Довольно, Соня.
- Извините, Павел Николаевич, я не…
- Вы все прекрасно поняли, я это вижу по вашему сердитому лицу и бегающим глазам. Хватит играть.
Соня угрюмо насупилась и перестала раскачиваться.
- Если вы так хорошо меня поняли, чего вы от меня добиваетесь?
- О, ничего. Просто надоело ваше лицемерие.
Соня гневно уставилась на него и открыла было рот, чтобы что-то сказать, но Марковский остановил ее взмахом руки.
- Вы думали, я не замечаю, как вы исходите желчью, глядя на сестру и моего сына? Да вы кого угодно можете испепелить взглядом! Мне жаль вас, Соня. Вы напоминаете мне ребенка, который хочет достать луну с неба, и плачет, когда ему говорят, что это невозможно… Вы могли бы запрятать свою гордость подальше и весело проводить время со своей сестрой и Володей. Куда они ушли? На озеро покататься на лодке? А вместо этого вы сидите тут, жалеете себя и лелеете свою обиду. Знаете…
- Знаете, Павел Николаевич, - нехорошо усмехнувшись, процедила Соня, - а ведь вы такой же лицемер, как и я. Только вы тщательно это скрываете. А думаете, я не вижу, какими глазами вы смотрите на мою сестру? Думаете, я не понимаю, что значат эти взгляды? И вы читаете мораль мне!?
- Соня, что вы такое говорите? – Марковский вздрогнул, словно ему дали пощечину.
- Не делайте вид, что вы меня не поняли, Павел Николаевич! Раз уж мы с вами заговорили начистоту, и я признаюсь, что ненавижу Натали, признайтесь и вы, что неравнодушны к моей сестре с самого первого дня! Признайтесь, что же вы, испугались? – и Соня откинулась на спинку кресла-качалки и начала с остервенением раскачиваться.
И вдруг ее осенило. Мысль, как яркая вспышка, возникла в ее уязвленном сознании. Как же все просто и незатейливо... Надо только подтолкнуть, указать нужное направление, найти верные слова… Соня снова перестала раскачиваться и сквозь длинные ресницы посмотрела на Марковского. Ей показалось, он был несколько подавлен, смятен.
«Что ж, - хладнокровно подумала Соня, - сейчас он уязвлен, как никогда… Главное - правильно подобраться, сказать нужные слова…»
Соня сама удивилась мягкости своего голоса, когда она обратилась к Марковскому:
- Извините, меня за эту вспышку, я не хотела, чтобы так вышло…
«И глаза опустить, как будто я очень смущена и стыжусь посмотреть ему в лицо…» - промелькнула у нее расчетливая мысль.
Павел Николаевич растерянно посмотрел на Соню, даже не пытаясь уловить за ее мнимым смущением нечто большее. Он был поражен, как легко она разгадала его мысли и увидела то, что он так глубоко, как ему казалось, запрятал. Он не знал, что ответить.
- Соня, я… Я понимаю, что не должен был говорить вам о… о моем сыне. Следовало догадаться, что вы болезненно отреагируете… Но я…
- Ах, Павел Николаевич! – Соня нетерпеливо заерзала на кресле и заулыбалась. – Да я сама вам наговорила Бог знает что… Уже и сама не помню, что я тут кричала… Давайте не будем портить такое чудесное утро и спокойно выпьем чай…
Марковский коротко выдохнул и заметно расслабился.
- Но все равно, Павел Николаевич, вы правы, во всем правы. Глупо было рассчитывать, что Володя предпочтет меня Натали… Ведь она такая красивая, нежная, душевная… - Соня искоса посмотрела на Марковского и продолжила вкрадчивым мягким голосом, - мне такой никогда не стать. А она с детства была очень доброй, чуткой…
- Соня, к чему вы ведете? – Марковский уже привычным проницательным взглядом ощупывал Соню.
- Знаете, она так любит, когда о ней кто-то заботится, - с расстановкой медленно произнесла Соня, - она даже сама не догадывается, как ей нужно чье-то внимание. Она как цветок, который греется под теплыми лучами чьей-то заботы. Сначала мать о ней заботилась, потом отец, Анфиса, моя мама… В гимназии ее все опекают. Сейчас Володя с нее пылинки сдувает…
- Что вы хотите этим сказать, Соня? – Марковский впился в нее взглядом и подался вперед.
- Что? Ах, да ничего… Просто я подумала… Раз уж она вам нравится, то проявите и вы о ней заботу. А то вы так ее сторонитесь, словно она прокаженная…
Словом, - Соня неуклюже поднялась с кресла и нависла над Павлом Петровичем, - сделайте ей что-нибудь приятное, побалуйте ее тщеславие.
Марковский оторопело молчал. Соня отошла к двери и бросила на него холодный оценивающий взгляд.
«Что ж, зерна упали в хорошую почву. Осталось дождаться всходов…»

_________________
"С автором надо работать с нежностью сиделки в сумасшедшем доме" (с)
А.А.Беловицкая

15.
- Попалась! Я ее ищу по всей гимназии, а она тут сряталась и сидит как ни в чем не бывало! Что ты делаешь, Натали? – Наденька обошла кругом скамью, на которой сидела Натали и плюхнулась рядом с подругой.
- Я читаю, Надя, - не поднимая глаз от книги, ответила Натали.
- А что ты читаешь? – Наденька бесцеремонно заглянула в книгу.
- Гете, «Страдания юного Вертера».
- О! – на лице Нади появилось то глупое выражение, которое обычно немного раздражало Натали. Но сейчас она не взглянула на подругу и продолжила читать.
Но Надя не уходила и все пыталась завязать разговор с равнодушной Натали. В последнее время Наденька очень беспокоилась о ней. Надя искренне любила свою подругу, но была довольно недалекой, чтобы понять то, что происходило с Натали. Она с начала учебного года заметила, что ее подруга сильно изменилась, стала более серьезной и задумчивой, чем раньше.
Иногда Наденьке приходило в голову (что за глупая мысль?), что она сама в сравнении с Натали совсем еще ребенок. Да что в сравнении с ней, все их сверстницы рядом с Натали просто дети, которые участвуют в невинных школьных заговорах, играют между уроками в детские игры и делятся друг с другом своими глупыми секретами. А Натали, как нередко теперь замечала Надя, держится в стороне от их круга, почти ни с кем не разговаривает и все время ищет уединения, словно хочет ото всех отгородиться. Но вот понять причину этого странного желания Наденька не могла. Ее только беспокоило, что подруга так неожиданно повзрослела и что на ее лице часто стало появляться какое-то отрешенное выражение.
Но больше всего она переживала из-за того, что Натали стала плохо учиться, и начальница гимназии уже несколько раз грозилась написать об этом отцу Натали. А ведь всем гимназисткам известно, что постоянная неуспеваемость – веская причина для исключения из гимназии. А этого Надя допустить никак не могла. Чтобы ее подругу, которая всегда шла впереди класса, исключили за плохие отметки? Пусть Натали не рассказывает ей, что такое с ней происходит, пусть она безразлична ко всем, даже к своей подруге, но Надя не позволит ей вот так запросто пустить свою жизнь под откос. А чтобы этого не произошло, нужно приложить все усилия и пробить эту стену отчуждения.
- Натали, а ты не хочешь присоединиться к девочкам? Вон Таня машет, зовет к себе...
- Таня? Нет, не хочу... Она мне не нравится...
- Тогда, может, пойдем в классы? Скоро урок начнется, опоздаем...
- Ты иди, я позже приду...
Наденька в отчаянии закусила губу. Ну чем можно привлечь внимание подруги?
- Ой, я вспомнила кое-что! Вчера Таня ко мне подошла вечером и что-то говорила про тебя...
Натали вскинула глаза на Надю.
- Что она говорила обо мне? Опять слухи разносит? Рассказывай!
Надя даже отшатнулась от нее и больно ударилась плечом о дубовую спинку скамьи. Но все же она была довольна, что ей удалось обратить на себя внимание Натали.
- А почему ты так удивилась? Ты же знаешь Таню, она любит слухи распускать...
- Что она обо мне рассказала!?
- Ох, да не переживай так, Натали. Она сказала, что в прошлое воскресенье видела тебя около ресторана «Лондон» с каким-то пожилым представительным господином и что вы поднимались в номера, что наверху сдаются...
Натали побелела, а Надя беззаботно улыбнулась и продолжила:
- Я ей нос утерла, этой Нехлюдовой. К тебе ведь отец приезжал из Москвы, и вы с ним весь день провели, а утром ты в гимназию вернулась... Я ей и сказала, что этот «пожилой представительный господин» твой отец и чтобы она не смела про тебя гадости говорить...
- А она сказала что-нибудь еще? – тихо спросила Натали.
- Нет, кажется, больше ничего не говорила... Натали, я давно хотела спросить, а почему Константин Петрович так часто стал к тебе в Петербург приезжать? Раньше ведь он изредка здесь бывал, а теперь чуть ли не каждое воскресенье... Извини, - быстро сказала Надя, увидев, как на нее посмотрела Натали, - если лезу не в свое дело.
- У него здесь неотложные дела, - коротко ответила Натали и резко захлопнула книгу. - Пойдем на урок латыни.

16.

- Натали, ты спишь?
- Нет.
- А к тебе в конце недели приезжает отец? Послезавтра ведь воскресенье... – Надя перевернулась со спины на живот и повернула голову к Натали.
- Приезжает.
- А он не собирается заходить в гимназию?
- Не собирается.
- Ох, хорошо... А то вдруг зайдет... – не подумав, сказала Надя и прикусила язык.
- И что тогда?
- А вдруг, если он зайдет, Анна Михайловна расскажет ему о твоей успеваемости?
- Мне все равно...
- Натали! Но… ты же не хочешь, чтобы тебя исключили из гимназии? – Надя приподнялась на локтях и попыталась разглядеть в темноте лицо Натали.
- А, может, так будет даже лучше...
- Да что ты такое говоришь? Кому лучше? Да что с тобой вообще происходит? Есть хоть что-то, до чего тебе есть дело!?
- Не кричи, Надя, сейчас в комнату придут...
- Пусть приходят, мне-то что! Разве это дело, что ты стала такая?
- Надя, не кричи, Бога ради...
- Значит, тебя волнует, что я громко кричу!? А меня волнует, что ты стала такой безразличной, черствой, бездушной, в конце концов! Я же люблю тебя, Натали, ты моя единствення близкая подруга, и мне совсем не безразлично, что с тобой происходит! А ты... ты черствая, без...душная... – у Наденьки сорвался голос и она разрыдалась.
Натали соскочила с постели, быстро подбежала к Наде и обняла ее за голову.
- Тише, тише... Наденька, не плачь, не надо... Я тоже тебя люблю, но мне сейчас так тяжело... Не спрашивай ничего, иначе я тоже разревусь... Я дурная, плохая... Я такая эгоистка... Как я могла не замечать, что ты переживаешь из-за меня... Не плачь, не надо... И не спрашивай ничего, умоляю тебя! Я тебе все расскажу, но потом, потом...
Скоро Надя перестала всхлипывать и затихла, сжавшись в тесном кольце рук Натали. Потом она мягко высвободилась из ее объятий.
- Хорошо, я больше не буду ничего спрашивать. Прости меня...
- Ты меня прости... Обними меня еще раз покрепче... – Натали подвинулась к Наде, порывисто прижала к себе и поцеловала в мокрую от слез щеку.
- Прости меня... Я такая дурная, думаю только о себе... А теперь давай спать? Утро вечера мудренее...
И Натали легла в свою постель и до утра лежала без сна, глядя на квадрат беззвездного неба...

... Сквозь солнечный квадрат окна в гостиную нагло лезли ветви раскидистого орешника.
- Вам кто-нибудь говорил, что вы необыкновенная красавица, Натали?
Удивленный взгляд, польщенная улыбка...
- Не смущайтесь комплиментам, Натали. Вы должны принимать их как должное...

... Натали, возьмите эти цветы, мне будет так приятно... Что? Нет-нет, я просто возвращался с озера в усадьбу через то поле... Видите, не удержался и нарвал полевых цветов... Прошу вас, Натали, возьмите, иначе я их растопчу! Вы же не хотите, чтобы пропала такая красота?...

... Натали, дождь как из ведра, вы же насквозь промокли... Идите скорее в дом! Садитесь... Сейчас я вам горячий чай налью, самовар еще не остыл... Скорее переодевайтесь в сухое платье, пока не заболели... Да не переживайте вы, сейчас я отвернусь...
А теперь пейте чай и дайте мне ваши ноги, их надо хорошенько растереть... Где Володя? Он с вашей сестрой уехал на телеграф. Соня еще вчера говорила, что ей нужно кому-то отправить телеграмму. Не волнуйтесь, Натали, они скоро вернутся...

... Вы ищете Володю? А я думал, он с вами... и Сони тоже нет? Может он опять поехал с ней на телеграф? Она вроде ждала еще одну телеграмму...
Никуда вы не пойдете в такой ливень и даже не спорьте! Сядьте в кресло и успокойтесь. Давайте я научу вас раскладывать пасьянс...

... Натали, вы плачете? Что у вас случилось? Хорошо, хорошо, можете не рассказывать, просто возьмите мой платок и разрешите посидеть с вами... Это мой никчемный сын вас обидел? Ну-ну, не стоит лить из-за него слезы...

... Боже мой, Натали! На вас лица нет! За вами что, смерть гонится? Успокойтесь, успокойтесь, я ничего не понимаю из ваших слов... Володя с Соней? Вы сами видели? Тише, тише... Не дергайтесь, я всего лишь вас обнимаю... Тише, тише... Хотите, я поговорю с Володей? Нет? Хорошо, не буду... Тише, тише... Вам показалось, я вас не целовал...

... Натали бесшумно выбралась из постели и подошла к окну. Ближе к утру зарядил нудный монотонный дождь. Капли приглушенно стучали по жестяному скату закрытого окна, словно что-то вкрадчиво нашептывая. Стекло было размыто извилистыми потеками дождевых капель.
Натали смотрела невидящим взглядом в окно и плакала. Слезы издерганной чувствительности катились по ее лицу, но она не ощущала их и не вытирала.
Вряд ли из ее памяти когда-нибудь изгладятся мучительные воспоминания о той ночи, когда она рыдая ворвалась в его комнату и кинулась к нему на грудь, ища привычного утешения и заботы.
Никогда, никогда бы она не сделала этого и не испытала бы тошнотворного ужаса и отвращения к себе на следующий день, если бы не то, что случилось в ту грозовую ночь... Как вспышки слепящего света перед глазами пронеслись воспоминания...
... Небо вспыхнуло рыже-фиолетовым, и сразу грохнуло и раскололось вдребезги небо, извергая холодные осколки дождя... Яростный порыв ветра со злостью распахнул окно в комнате Натали, и она проснулась и закричала, охваченная каким-то суеверным страхом. Она соскочила с кровати и побежала к распахнутому окну. Ветер яростно трепал белые кружевные занавески и заливал пол под окном потоками холодной дождевой воды. Натали с силой захлопнула скользкие створки и привалилась к стене, с трудом переводя дыхание. Вдруг она услышала приглушенный шум за дверью и чьи-то осторожные шаги. Протяжно скрипнула половица.
Натали подошла к двери. Не слышалось ни звука. Вдруг снова обрушился гром, полыхнула огненная вспышка, и послышался чей-то тихий крик. Натали открыла дверь и вышла из комнаты. Она увидела дрожащий отсвет свечи, потом в приоткрытую дверь комнаты в конце коридора метнулась чья-то тень и дверь закрылась.
- Володя, это ты? Мне страшно...
Вдруг у нее в голове промелькнула мысль, что эта дверь ведет в комнату Сони... И зачем Соня бродит ночью по дому? Может, она тоже проснулась от грохота и испугалась? Вдвоем будет не так страшно... Натали подошла к комнате Сони. Оттуда не доносилось ни звука. Вдруг она услышала приглушенные голоса и замерла перед закрытой дверью...
- Тише... Иди ко мне...
- Нет, подожди, я не могу...
- Ты снова пришел, значит, ты этого хочешь... Иди ко мне...
- Соня...
У Натали потемнело в глазах, и сердце обморочно застучало в горле. Она схватилась за дверной косяк и словно приросла к полу. Потом бесшумно толкнула дверь.
- Обними меня...
- Нет, Соня, не надо... Натали... Она узнает...
- Она ничего не узнает, если мы не скажем... Ты с ней лишь днем, а ночью ты приходишь ко мне...
- Но я люблю ее...
Соня придушенно засмеялась, потом послышалось ее прерывистое дыхание и яростный шепот.
- Ты любишь меня, а не ее. Я могу дать тебе то, чего от нее ты не добьешься... Обними меня...
- Соня, я...
Натали услышала шорох, какой-то шелест... Она медленно вошла в комнату. Сонина кровать с ширмой стояла в углу. Натали увидела голую ногу, свесившуюся с кровати, белую сорочку, хрупким сугробом лежавшую на полу, и две тени, слившиеся в одну, за ширмой.
У нее словно что-то помутилось в голове. Она бросилась прочь из комнаты, пробежала по коридору, остановилась у какой-то двери и, схватившись за стену, сползла на пол.
Как она не заметила, не увидела, не поняла? Словно у нее все это время были закрыты глаза, а теперь упала пелена, скрывавшая то, что она не должна была видеть и знать. И теперь, когда она сидела на холодном полу и придушенно рыдала, на нее нахлынуло внезапное осознание того, что она увидела. Все вдруг стало ясным, словно озарилось светом понимания. И те поездки на телеграф, и уклончивые ответы Володи на ее вопросы, и его странная нежность к ней, и раскованность Сони в последние дни... А она словно жила в своем чудесном мирке без злобы фальши и лжи... Теперь же в ней что-то надломилось, когда она увидела Володю с Соней...
Натали медленно подняла голову и растеряно огляделась. Она только сейчас поняла, что сидит, прислонившись спиной к двери в комнату Павла Николаевича. Конечно, вот кто может ее сейчас понять и утешить... Все те дни, когда она оставалась одна, он был рядом с ней. И проявлял столько внимания и заботы, что у нее сердце уходило в пятки, когда он на нее смотрел… Но сейчас он был единственным человеком, к которому она могла прийти и найти утешение.
Натали поднялась с пола, толкнула дверь и сразу увидела его, сидящего в бордовом халате за столом над стопкой каких-то исписанных бумаг. Свеча отбрасывала на них узкий круг теплого медового света.
- Боже мой, Натали! На вас лица нет! Вас так гроза испугала? – Марковский грузно поднялся и подошел к ней.
- Павел Николаевич, я... – Натали вдохнула раз, другой, и слезы снова заструились по ее лицу. Она начала что-то бессвязно бормотать, и Павел Николаевич разобрал только «гроза», «страшно» и «ширма». Он обнял ее за плечи и усадил на кровать.
- Успокойтесь, успокойтесь... Я ничего не понимаю из ваших слов...
- Володя... С Соней...За ширмой... Она ему... сказала...
- Володя с Соней? Вы сами видели?
Натали зарыдала еще сильнее и неосознанно обхватила его за шею руками. Марковский ее обнял. Натали смутно почувствовала его холодные руки на своей спине и попыталась отодвинуться. Но он еще крепче прижал ее к себе и прошептал на ухо:
- Тише, тише... Не дергайтесь, я всего лишь вас обнимаю... Хотите, я поговорю с Володей?
- Нет, нет, прошу вас, не надо...
- Хорошо, не буду... Тише, тише... – он наклонился и поцеловал ее в спутанные волосы.
Натали сжалась и замерла. Потом медленно отодвинулась от него.
- Вы меня поцеловали?
- Нет, нет, вам показалось, я вас не целовал...
Натали серьезно посмотрела на него сквозь слезы. И в ту же минуту она поняла, что достигла той страшной черты, которой всегда страшилась. Перешагнуть ее, и все – назад хода нет. И она решила, она сделает этот бесповоротный шаг...
- Хорошо, я согласна... – прошептала она и закрыла глаза, словно с чем-то соглашаясь... Потом медленно опустила руки и легла на нерасстеленную постель...

… А утром… Рано утром она проснулась в его постели. Он еще спал, когда она закрыла дверь его комнаты и как невменяемая пошла по коридору. В ее комнате было так тихо, что ей вдруг захотелось закричать, что есть силы, чтобы разорвать эту гнетущую тишину.
Господи… почему так случилось? Что теперь будет? Как она спустится вниз и будет улыбаться, разговаривать, как будто ночью ничего не случилось? На самом ли деле все это было – гроза, молнии, тени за ширмой и холодные руки Марковского, судорожно раздевающие ее? Или она просто видела дурной сон, и ей нужно проснуться, повернуться на другой бок, и тогда ей приснится другой, светлый… Натали без сил опустилась на кровать. Одеяло было откинуто, простыня смята. Значит, она ночью спала в своей комнате. Пока не проснулась… На полу возле окна блестели осколки стеклянной вазочки. Значит, она действительно проснулась от раскатов грома и кинулась закрывать окно. Но если все это было, почему же она видит это в каком-то тумане?
А еще были мысли, которые Натали пыталась отогнать как назойливых мух. Но они снова и снова крутились в ее воспаленном сознании, не давая сосредоточиться на чем-то другом. Володя… С этим-то как быть? Принять безразличный вид? Ничего не сказать?
Разум Натали поднимался вверх по закрученной спирали, все выше и выше. Она не плакала. Она вдруг с удивлением обнаружила, что не может заплакать. В душе у нее поселилось ледяное спокойствие и безразличие ко всему. А как же то волнующее чувство, которое она испытывала все эти дни к Володе? Она поняла, что его больше нет. Перед глазами все еще метались две тени за ширмой и слышались сдавленные голоса. Но она ничего больше чувствовала.
Через два часа она спустилась в гостиную. Они давно уже не завтракали на веранде из-за непрекращающихся дождей, поэтому завтрак накрывали в гостиной.
Все были в гостиной и уже собирались садиться за стол, когда дверь открылась и на пороге появилась Натали. Она пересекла комнату, привычно подставила щеку Володе, кивнула Соне, Марковскому и подошла к столу, чтобы занять место. Володя кинулся суетливо отодвигать для нее стул.
- Тебе удобно? Может, на другое место сядешь? Как сегодня спалось? Такая гроза была… Я несколько раз просыпался…
- Спасибо, мне удобно, - Натали посмотрела ему прямо в глаза, - мне очень хорошо спалось, я ни разу не проснулась. Она почувствовала на себе пытливый взгляд Павла Николаевича.
За завтраком Соня была очень весела, то и дело смеялась и что-то рассказывала между глотками горячего чая. Володя явно чувствовал себя неуютно. Он бросал быстрые взгляды то на веселую Соню, то на молчаливую и отчужденную Натали, то на отца, непривычно оживленного и раскатисто смеявшегося над байками Сони. И у него не было ни одной мысли о том, что сказать Натали после завтрака.
Но она сама позвала его прогуляться по саду, несмотря на то, что нудно накрапывал дождь. В саду пахло мокрой листвой и сырой землей. Натали села на мокрую скамью и посмотрела на Володю.
- Я завтра уезжаю. Скоро начинаются занятия в гимназии.
- Уезжаешь? Так быстро? Но ведь до начала занятий еще неделя! – Володя сел рядом и беспокойно вгляделся в ее невозмутимое лицо. Что-то было не так… Но что именно, он пока не мог понять.
- Хочу пораньше вернуться в гимназию. Я так соскучилась по подругам…
- А я? А обо мне ты подумала? Я ведь тоже буду по тебе скучать, - он попытался ее обнять, но она мягко, но настойчиво отвела его руки.
Если бы он только честно признался, если бы попросил прощения, если бы… Да что теперь думать об этом? Она поняла, что сам он никогда не признается и будет трусливо прятать глаза, думая, что она ни о чем не догадывается.
- Я уезжаю, это уже решено. А ты оставайся у нас в усадьбе еще на неделю, с Соней тебе не будет скучно…
- И ты просто уедешь? Просто соберешь вещи, сядешь в поезд и уедешь в Петербург? Натали, я же потом в Москву вернусь…
- Володя, не нужно этого… То, что было здесь в усадьбе больше никогда не повторится, ты должен это понимать, как понимаю я.
- Но, Натали… - он снова протянул к ней руки, но она встала со скамьи. Капли дождя катились по ее лицу, но слез у нее не было.
- Я пойду укладывать вещи, - твердо сказала она, и не взглянув больше на него, пошла к дому.
- Натали! Но ты не можешь так уехать! Я приеду к тебе в Петербург, Натали! – в отчаянии закричал он.
Она остановилась. Медленно повернулась и подошла к нему.
- Не могу уехать? Ты мне говоришь, что я не могу уехать, после того, что произошло этой ночью?
Володю окатило холодной волной отчаяния. Неужели она знает? Он сжался, как будто ждал от нее удара, и решился посмотреть ей в лицо.
- Натали…
Она спокойно взглянула на него… Потом развернулась и ушла.
На следующий день она уехала рано утром, после ночи, проведенной в комнате Марковского. Павел Николаевич отвез ее на станцию и посадил на поезд. Через неделю он вернулся с Володей в Москву, а еще через неделю появился в Петербурге. И тогда-то Натали и оказалась в этом замкнутом круге, и завертелась вокруг нее пошлая жизнь. Театры, рестораны, бессонные ночи в номерах, головная боль…

...Забрезжил хмурый серый рассвет, но дождь продолжал стучать по скатам крыш. Натали отошла от окна и легла в постель. У нее стучало в висках и ныло все тело. В ней давно поселилась какая-то ноющая надломленность от постоянного недосыпания, монотонного заучивания уроков и запутанной лжи. Она лгала подругам, даже любимой Наденьке, преподавателям гимназии, отцу... Но чаще самой себе, убеждая себя, что иного пути у нее нет и ей не вырваться из этого замкнутого круга. Она внушила себе, что она, вставшая на такой путь, не заслуживает иной участи, чем та, которую она осознанно выбрала сама. И она врала всем, только бы ничего не раскрылось.
Но иногда ее оглушало осознание содеянного ей, и она начинала метаться, искать выход, снова лгать... Иногда она страшно, до спазмов в горле ненавидела Марковского, готова была, не задумываясь, его убить. И даже знала как – крепко сжав рукоять ножа, с сильным замахом погрузить его в ямку на шее... Но иногда ее ослепляла вспышками страсть, и она с ума сходила, сидя на уроках и не имея возможности вырваться из стен гимназии. А когда встречалась с Марковским, то обрушивала на него эту неутоленную страсть, как сметающую все на своем пути лавину...
Она так далеко зашла в своей лжи, что жила в постоянном страхе, что все раскроется. И когда в прошлое воскресенье она наткнулась на Таню Нехлюдову возле ресторана «Лондон», она испугалась как никогда в жизни. Уж Таня могла смекнуть, что к чему, а потом пустить сплетни по гимназии... Впрочем, она так и сделала, только недалекая Наденька, которой она это рассказала, не поняла своим добрым сердцем всей истины. Натали с тоской подумала, что Надя не заслуживает того, чтобы ей так жестоко лгала близкая подруга, и решила все ей рассказать.
В комнате было уже совсем светло, но Натали, измученная глубокими переживаниями, закрыла глаза и забылась тревожным сном.

_________________
"С автором надо работать с нежностью сиделки в сумасшедшем доме" (с)
А.А.Беловицкая

17.
Натали вернулась в гимназию только в среду. После трех дней, проведенных с Марковским, она чувствовала себя независимой и безразличной ко всему. Она не боялась, что ее ждет выговор из-за того, что она пропустила занятия. Ей было все равно, что будет.
Павел Николаевич приехал в воскресенье, и когда Натали пришла к нему, она была необычайно возбуждена и восторжена. Казалось, она радовалась тому, что вырвалась из гимназии, а он приехал из Москвы и встретился с ней. Он, как и раньше, остановился в номерах, не очень дорогих, но со всеми удобствами.
Едва Натали переступила порог, он взял ее за руку и потянул за собой. Она покорно пошла следом. В комнате Павел Николаевич небрежно кивнул ей на коробку, стоявшую около кровати. Это был еще один подарок – темно-вишневое бархатное платье с атласным поясом. Натали достала платье из коробки, приложила к себе и повернулась к Павлу Николаевичу.
- Вам нравится?
Он оценивающе оглядел Натали.
- Надень его. Мы идем в театр. А потом в «Бристоль».
Он преподносил ей подарки каждый раз, как приезжал, и она уже давно поняла, что так он словно оправдывает себя и откупается от нее. Но, надо сказать, Натали нравились его подарки, и она не могла заставить себя отказаться от них. Так же, как и его подарки, ей нравилось, что он тратил на нее деньги, водил в театры и ужинал с ней в дорогих петербургских ресторанах. Все это льстило ее самолюбию, ведь он обращался с ней как с взрослой, а ей нравилось чувствовать себя взрослой и независимой.
Когда она в тот вечер одевалась в его номере для театра, она с немым восторгом смотрела на свое отражение в старом трюмо и видела незнакомую взрослую девушку в роскошном платье и с изящной прической. И она не могла поверить, что видит себя, гимназистку, невзрослую девочку, ни разу до этого не ходившую в рестораны и театры... Что ж, если ради этого надо играть в этот маскарад и подниматься в номер Марковского, спрятав лицо под вуалью, она согласна.
Уже прошло то время, когда она не знала, куда деться от вспепоглощающего страха, что все раскроется и все узнают о ее падении. И если раньше она боялась Павла Николаевича и едва ли не трепетала под его взглядом, то теперь она сама заставляла его бояться. Она видела, что нужна ему, что он без нее не может и опасается, что кому-то станет известно об их связи. Натали была уверена, что он в ее власти.
Но иногда она все же поддавалась грусти и страху, и с тоской думала о том, какой она стала. В глубине души она питала к себе отвращение, но все чаще она ловила себя на мысли, что ее отношения с Павлом Николаевичем больше не кажутся ей противоестественными. Он был старше, опытнее и был для нее покровителем. Натали понимала, что он не любит ее, а всего лишь страстно увлечен, но продолжала уступать его ухаживаниям. Она давно пришла к непростому решению – что случилось, то случилось, и нужно смириться с тем, что она уже никогда не будет такой, как раньше.
О Володе она не вспоминала, и Павел Николаевич ничего о нем не рассказывал. Еще в начале осени отец прислал ей письмо, на которое она до сих пор не ответила. Он писал, что все чаще слышит от Сони об одном молодом человеке, юнкере Александровского военного училища.

«...Кажется совсем скоро мы выпустим нашу Сонечку из родного гнезда. Я познакомился с этим юношей и нашел, что он очень достойный молодой человек. Всей душой надеюсь, что Сонюшка найдет с ним счастье. Я дружен с его отцом, и был бы несказанно рад, если бы Владимир породнился с нашей семьей. Впрочем, ты его знаешь, Натали, он гостил этим летом в нашей усадьбе...
Дорогая моя Натали, рада ли ты за свою сестру? Считаешь ли, что этот юноша подходящая для нее партия?...»

Так Натали узнала, что Володя с Соней. Когда она прочитала это письмо, у нее словно что-то оборвалось внутри. Но потом она решила не думать об этом и скоро забыла о нем. Но ответить на письмо она так и не смогла...
Как прошли эти три дня, Натали не заметила. Только во вторник вечером, когда она сидела перед туалетным столиком и заплетала косу, Павел Николаевич вдруг заговорил о том, что ей надо вернуться в гимназию.
- Тебя исключат, если ты будешь пропускать занятия, Натали.
- Но ведь Анна Михайловна думает, что я у отца! Я не хочу туда возвращаться...
- Ты должна, - Павел Николаевич подошел к ней сзади и обнял за плечи, - завтра с утра я заплачу извозчику, и он тебя отвезет. Так или иначе, я уезжаю в Москву.
- А когда вы снова приедете? – Натали дотронулась до его руки на своем плече.
Павел Николаевич испытующе на нее посмотрел, пытаясь понять, с какой целью она это спросила. Но Натали опустила глаза и молчала.
- Возможно, меня не будет долгое время...
Натали выпрямилась и, передернув плечами, скинула его руки.
- Что ж, уезжайте...
- Тебе будет лучше без меня. Какая же ты красивая... – он снова обнял ее и провел рукой по волосам, - Иди ко мне...

18

Когда Натали зашла в гимназию, было время отдыха. По вестибюлю с визгом носились девочки младших классов. Одни играли в салки, другие просто разгонялись и шумно скользили по гладкому паркету, как по льду. Девочки постарше сидели на скамейках, беседовали или повторяли уроки.
Вдруг воцарилась тишина. По вестибюлю, как шелест ветра, пролетел шепоток. Девочки, все как одна уставились на Натали, а она, не понимая, что происходит, огляделась кругом. Но на всех лицах было написано нескрываемое любопытство и какое-то тайное злорадство. Натали растерялась.
Но тут, откуда-то из толпы вынырнула Таня Нехлюдова, под руку со своей закадычной подругой. На лице Тани явно читалось превосходство и высокомерие.
- Кто к нам соизволил явиться, - нараспев произнесла Таня и кивнула девочкам, - и где же вы были, Наталья Константиновна? Наверное, вы с вашим отцом по ресторанам да театрам ходили?
- Это не твое дело, Таня! – в вестибюле прогремел голос Нади, и Натали ошеломленно повернулась к ней. Она с тревогой заметила, что Надя вся красная и глаза у нее тоже покраснели, словно она долго плакала. Но на ее лице застыло решительное и даже злое выражение. Надя вышла откуда-то сбоку, словно все это время находилась в комнате, но пряталась. Она крепко сжала руку Натали, но не взглянула на нее и повернулась к Тане.
- Если вы, Нехлюдова, еще раз посмеете распустить свой поганый рот и наговорить на мою подругу, вам непоздоровится. Идем, Наташа.
Натали не могла выговорить ни слова. Она просто молча последовала за Надей в их комнату.
Они шли по коридору, соединявшему корпуса гимназии. Надя все еще не отпускала руку Натали.
- Надя, что произошло? Почему они на меня так смотрели?
Надя молчала.
- Надя, что случилось? Ответь же мне!
Надя открыла дверь и пропустила вперед Натали. Потом повернулась к ней спиной и, закрыв дверь, стояла не оборачиваясь. Когда молчание затянулось, она повернулась к Натали и медленно спросила, глядя ей в глаза:
- Наташа, где ты была эти три дня?
Натали выдохнула и посмотрела на Надю. Как она не хотела ей лгать! Ведь Надя была ей едва ли не самым близким человеком, она искренне переживала за нее... Но Натали не могла, не умела сказать ей правду. Она боялась увидеть боль и разочарование в глазах Нади. Значит, ложь – единственный выход.
- Я же говорила тебе, что ко мне в воскресенье приехал отец! Мы с ним так чудесно провели время... Он отвез меня в Царское село, мы гуляли по паркам... Он, конечно, переживал, что я пропускаю занятия, но...
- Не лги мне! – Надин голос сорвался, и она разрыдалась, громко всхлипывая и хлюпая носом, - кому угодно лги, но не мне!
- Надя! – Натали подбежала к подруге и схватила ее за плечи, - что ты, что случилось!?
Надя отпихнула ее и упала на кровать.
- Я знала, знала, что с тобой что-то происходит... И Таня говорила, что видела, но я не верила ей...
- Что ты говоришь, Надя!?
- Твой отец, Наташа, он пришел сюда в понедельник, - Надя не удержалась и посмотрела на лицо Натали – на нем был написан ужас.
Потом она продолжила:
- Когда он тебя не нашел, он поднялся к Анне Михайловне... Как же она была удивлена, Натали, когда он сказал ей, что не получал от тебя вестей с начала года! Он был так рассержен... когда узнал о твоей успеваемости, о том, что ты куда-то уходишь из гимназии и пропускаешь занятия... А потом... – Надя запнулась и нерешительно взглянула на Натали. Она сидела не шелохнувшись и широко открытыми глазами смотрела на Надю.
- Продолжай! Что было потом?
- Таня Нехлюдова как-то узнала об этом разговоре... Она... Она пришла к Анне Михайловне и сказала, что хочет кое-что рассказать про тебя.
Надя снова остановилась. На этот раз она не хотела продолжать.
- Я не знаю, что она говорила Анне Михайловне, но после этого твой отец очень быстро ушел из кабинета... Я встретила его в коридоре – на нем лица не было, он даже не узнал меня...
А потом по гимназии за считанные часы расползлись слухи...
- Какие слухи? – тихо спросила Натали.
- Она сказала, что у тебя… что ты... – Надя скривилась и снова заплакала, - сказала, что ты особа легкого поведения и что у тебя есть богатые покровители...
Сердце Натали сжалось и оборвалось. Она боялась смотреть на Надю, боялась, что увидит в ее глазах разочарование и отвращение. Но когда она решилась поднять голову, она увидела в ее глазах только боль.
- Наташа, ведь это неправда, да? Она просто наговорила на тебя... Ведь это же Таня Нехлюдова… – Надя смотрела на нее с такой надеждой...
- Ты попросила меня не лгать.
Надя растерянно посмотрела на нее, словно не ожидала такого ответа, а когда поняла, то разрыдалась еще сильнее.
- Я эти два дня с ума сходила, не знала, что и думать... Все девочки обсуждают тебя, уж Таня постаралась... Господи, Наташа, как это случилось!? Как могло это случиться с тобой!?
Натали обняла ее и погладила по голове.
- Что случилось, то случилось, Надя... Ничего уже не вернуть и не изменить... Я все тебе расскажу, я не могу больше лгать...
Она встала и подошла к окну. Дождь выстукивал свою нудную мелодию по скатам крыш.
- Все началось летом, в нашей усадьбе. Ты помнишь, как я не хотела ехать туда, зная, что там будет Соня да еще друг отца со своим сыном...
- Так значит, это Марковский? Друг твоего отца?
- Да... – Натали сделала паузу и медленно продолжила, - Я приехала, и сразу закрутилась эта летняя жизнь в усадьбе... Встречи утром, купание в озере, долгие чаепития на веранде... Довольно скоро я поняла, что влюбилась в сына Павла Николаевича, Володю. Кажется, он тоже меня полюбил. Но это закончилось так быстро...
Натали замолчала, но Надя не торопила ее. Она должна была собраться с мыслями.
- Соня его обворожила. Он проводил с ней все больше времени, забывая обо мне... А Павел Николаевич как никто другой умеет утешать... Но знаешь, иногда она так на меня смотрел, что мне становилось холодно. Я боялась его.
Но в ту ночь... Боже мой, Надя! Я никогда, наверное, не забуду эти фиолетовые молнии, дьявольские раскаты грома, белую ширму и две тени за ней... Я сейчас тебе рассказываю, а у меня это перед глазами стоит... И когда я увидела его с Соней, то пришла к Павлу Николаевичу...
-Дальше, пожалуй, не стоит рассказывать? – невесело усмехнулась Натали, - оказывается, все так просто и незатейливо... Никакой трагедии, сломанной жизни, разбитого сердца... Он приезжает из Москвы в Петербург и встречается со мной... Просто, Надя, так жизнь повернулась...
Надя сидела молча. Она перестала плакать и изредка всхлипывала, глядя на Натали, и не могла ничего сказать.
Вдруг в дверь постучали. Обе девочки вздрогнули от неожиданности.
- Входите, - неуверенно сказала Надя, и дверь открылась. На пороге стояла Оля Денисова, девочка из их класса.
- Натали, Анна Михайловна узнала, что ты в гимназии и требует, чтобы ты поднялась к ней в кабинет, - Оля передала поручение, но не уходила. Она словно что-то хотела спросить у Натали, но не решалась. Потом кивнула и закрыла дверь.
Натали глубоко вздохнула и посмотрела на Надю. В ее глазах она увидела искреннюю любовь и сожаление. Она подошла к ней и крепко стиснула в объятьях, потом открыла дверь и вышла из комнаты.

_________________
"С автором надо работать с нежностью сиделки в сумасшедшем доме" (с)
А.А.Беловицкая

18.
Натали сидела на краешке стула в безукоризненно чистом кабинете Анны Михайловны. Она был там одна. Анна Михайловна впустила Натали в кабинет, едва взглянув на нее, молча указала на стул и вышла.
И Натали терпеливо ждала. Она безучастно разглядывала накрахмаленные белые занавески, гладко отполированный стол, аккуратные стопки книг, сверкающую хрустальными гранями изящную вазочку с высушенными цветами.
Каждый предмет в кабинете занимал отведенное ему место, и этот безукоризненный порядок наводил Натали на странные мысли. Ей почему-то пришло в голову, что Анна Михайловна похожа на свой кабинет. Накрахмаленные и отглаженные складки занавесок напоминали строгий прямой покрой ее платья, хрустальные грани вазы выглядели совсем как поблескивающие стекла очков, а прямая и жесткая спинка стула, казалось, подражала царственной осанке Анны Михайловны.
Натали улыбнулась своим мыслям и немного повеселела. Она была готова к разговору с Анной Михайловной. Была готова даже к самому худшему.
Разговор с Надей, как ни странно, вдохнул в нее новые силы и уверенность. На душе было радостно оттого, что она рассказала подруге правду. О том, что до этого она лгала Наде, Натали старалась не думать. Так было проще. Она была уверена, что Надя ее простит и не будет держать на нее зла.
За дверью послышались шаги, дверь открылась, и в кабинет вплыла Анна Михайловна.
- Простите, что заставила вас ждать, Наталья Константиновна, но мне нужно было отлучиться, - она села за стол и нахмурившись посмотрела на Натали.
Натали отметила про себя это новое обращение по имени-отчеству. Раньше Анна Михайловна так ее не называла. Что ж, наверное, это были перемены.
- Возможно, вы уже знаете, почему я вас пригласила в свой кабинет?
- Да, мадам, - спокойно сказала Натали, вежливо глядя на брошь Анны Михайловны, приколотую к вороту платья.
- Значит, подруги уже сказали вам, что ваш отец пришел в гимназию и был крайне огорчен, не застав вас здесь?
- Да, мадам, - снова ответила Натали и перевела взгляд на дужку очков Анны Михайловны.
- Тогда, может, вы будете любезны и расскажете, где вы проводили все те дни, когда якобы встречались с отцом? И где вы провели эти три дня, пропустив занятия в понедельник и вторник?
- Нет, мадам, - Натали посмотрела ей в глаза.
- Нет? Наталья Константиновна, вы забываете, где вы находитесь. В моей власти вышвырнуть вас отсюда только за вашу неуспеваемость, не говоря уже о...
Натали внимательно посмотрела на нее и не сдержала улыбку. Какова лицемерка! Ходит вокруг да около, словно боится спросить напрямую. Натали это забавляло.
- Вы смеете улыбаться!? Да знаете ли вы, что я обговорила с вашим отцом приказ о вашем исключении из гимназии!? Стоит мне подписать эту бумагу, и вы без разговоров и объяснений вылетите из моего учебного заведения! Такой удар по престижу моей гиназии, такое пятно на репутации...
- Моя неуспеваемость, мадам, пятно на репутации? – Натали пристально посмотрела в лицо Анны Михайловны.
- Ваша неуспеваемость... да... это, конечно тоже... – почему-то она чувствовала себя неуютно под прямым взглядом этой взрослой девочки. Анна Михайловна хотела вести разговор начальственным и покровительственным тоном, но ситуация выходила из-под контроля. Она думала, что Натали будет подавлена, пристыжена, со слезами будет умолять ее выслушать и не исключать из гимназии. Но все получалось совсем не так, как представляла Анна Михайловна. Она не была хозяйкой положения. И хуже всего было то, что Натали это чувствовала, поэтому и отвечала так дерзко.
Анна Михайловна нахмурилась и наклонилась вперед.
- Что ж, Наталья Константиновна, я буду говорить прямо.
- Готова вас слушать, мадам, - снова улыбнулась Натали.
- До меня дошли слухи... - начала Анна Михайловна и осеклась.
- Слухи, мадам?
- Не дерзите и извольте слушать! И не смейте меня перебивать! – не выдержала Анна Михайловна и закричала на Натали. За громким тоном легко спрятать неуверенность и волнение.
Натали вежливо склонила голову и уставилась на Анну Михайловну с вежливым безразличием.
- Наталья Константиновна, - снова начала Анна Михайловна, на этот раз уже более спокойным тоном, - мое заведение отличается безукоризненной репутацией и жесткой дисциплиной. Как вам доподлинно известно, ученицу гимназии могут исключить даже за малейшую провинность. И при этом совершенно неважно, сколько заплачено за ее обучение. Таков устав. Это элитная гимназия, и каждая ученица должна гордиться, что она попала в такое заведение.
Натали почувствовала, что ей невероятно скучно...
- Но не далее, как два дня назад произошло из ряда вон выходящее событие. мне сообщили, что одна из гимназисток... – Анна Михайловна сделала небольшую паузу и взглянула на Натали, но ее лицо выражало только неподдельный интерес.
- Одна из гимназисток - особа легкого поведения.
- Неужели, мадам? – холодно спросила Натали.
- Да, Наталья Константиновна, именно так. Конечно, сначала я не поверила. Но эта девочка, которая мне обо всем честно рассказала, поклялась, что видела эту гимназистку со многими мужчинами, возле ресторанов, гостиниц...
- Вот как? – голос Натали дрожал, но не от страха или волнения, а от злости.
- Да, Наталья Константиновна. Такого в моем заведении еще не было.
Мало того, что вы совершенно не учитесь, все преподаватели докладывают мне о вашем дерзком поведении... Но это...
Анна Михайловна не решалась сказать все Натали в лицо.
- Мадам, но вы так и не сказали, кто же та гимназистка, нарушившая моральные устои вашего заведения! – Натали невинно улыбнулась и сложила руки на коленях.
- Не смейте дерзить! Вам доподлинно известно, о чем я говорю! Вы дерзкая, наглая и распущенная девица! И вам не место в моем заведении!
Натали резко встала.
- Не смейте меня оскорблять, - тихо, но внятно проговорила она, -
- Наталья Констаниновна, извольте сесть на свое место, я еще не закончила разговор!
Натали нехотя опустилась на стул, сложила руки на груди и уставилась в окно.
- Сегодня я подпишу приказ о вашем исключении, и завтра вы должны будете покинуть гимназию. Я не буду объяснять вам причины такого решения, вы сами все понимаете. Я не могу позволить девочкам из приличных семей учиться вместе с... вместе с вами. И родители всех девочек в любом случае потребовали бы вашего немедленного исключения. Я запрещаю вам что-либо говорить другим ученицам об этом. Все должно остаться в стенах этого кабинета.
Натали не выдержала и усмехнулась.
- Чему вы смеетесь!?
- В стенах этого кабинета? Откройте дверь, и вы увидите Таню Нехлюдову, которая подслушивает! И которая вам и сообщила, что я – особа легкого поведения. О, не стесняйтесь назвать меня более грубо! А то вы все ходите вокруг да около...
Наталья Константиновна! – Анна Михайловна побелела от злости и бессилия хоть чем-то пронять Натали.
Она выдвинула ящик секретера, - вот приказ о вашем исключении. И я с удовольствием ставлю на нем свою подпись.
- Спасибо, мадам. Я могу идти собирать мои вещи и прощаться с подругами?
- Можете. Вы больше не воспитанница этой гимназии.
Натали поднялась со стула и пошла к двери.
- Подождите... Натали... Ваш отец не желает, чтобы вы возвращались домой после случившегося. Он не желает вас видеть. Он просил это передать.
Натали замерла. Об этом она не знала... И в этот момент ей впервые стало по-настоящему страшно.
Но она повернулась к Анне Михайловне с натянутой улыбкой.
- Спасибо, мадам. Теперь я могу идти?
- Можете, - бессильно махнула женщина рукой.
Когда Натали вышла из кабинета, Анна Михайловна сняла очки и со вздохом провела рукой по лицу.
Несмотря на то, что она так грубо разговаривала с Натали, ей было жаль эту девочку. Она так преступно рано повзрослела... И она так отчаянно пытается противостоять тому, что на нее свалилось! Смело, дерзко разговаривает, смеется, но в глазах такая тоска, словно на нее свалилась вся боль и тяжесть мира.
Анна Михайловна не поверила словам Тани, что Натали была со многими мужчинами. Она вообще сначала не поверила услышанному, настолько это было неправдоподобно по отношению к Натали. Но, когда она увидела Натали и сопоставила все с рассказанным Таней, она все поняла. Натали не была со многими мужчинами. Но был наверняка растлитель, завсегдатай театров, опер и ресторанов, который показал Натали жизнь во всем ее блеске, соблазнил всей этой мишурой...
Анна Михайловна до последнего момента не хотела исключать Натали из гимназии. Девочка запуталась, но все же могла бы вылезти из того вязкого болота, в которое попала.
Но ведь были другие ученицы, и они бы не дали Натали жизни. Эти девочки из дворянских семей, умные, воспитанные и рассуждающие о морали, были прежестокими созданиями. Натали бы не выдержала ежедневных сплетен и интриг. И сломалась бы.
Но Анна Михайловна уже начинала сомневаться в правильности своего решения. Отец не желал видеть Натали. Он почему-то поверил во все, что самодовольно рассказала Таня Нехлюдова.
Он побледнел и потребовал повторить еще раз. Когда Таня еще раз, с мнимым сочувствием, рассказала о том, что видела Натали возле «Лондона» с пожилым мужчиной, и добавила, что видела ее там неоднократно с разными мужчинами, Константин Петрович велел Тане убираться из кабинета, а сам задержался ровно на столько, чтобы сказать, что он не желает видеть свою дочь и не позволит ей вернуться домой. Потом он вылетел из кабинета, будто за ним гналась тысяча чертей, и уехал на пролетке.
Значит, Натали было некуда идти. И в гимназии она тоже остаться не могла. Хотя... Анна Михайловна еще раз взглянула на свою подпись на приказе об исключении. Она очень старательно вывела свои витиеватые инициалы...
Бумагу было легко разорвать...
Но скандал, связанный с Натали, за эти два дня вышел за пределы стен гимназии. Анна Михайловна получила уже три письма от родителей воспитанниц с гневными обещаниями забрать девочек из гимназии, чтобы они не учились вместе с аморально распущенной особой.
Для Анны Михайловны было загадкой, как родители узнали об этом происшествии.
Но факт оставался фактом – Натали была одна и ей некуда идти.
Анна Михайловна отложила в сторону приказ об исключении. Потом надела очки и вышла из кабинета.

_________________
"С автором надо работать с нежностью сиделки в сумасшедшем доме" (с)
А.А.Беловицкая

19.
- Если на лиф нашить кружевные рюши, а рукава сделать с буфами, то платье будет просто великолепным, правда, мама? – Соня стояла в гостиной московского дома Панаевых перед большим зеркалом и придирчиво оглядывала свое отражение. У ее ног суетилась портниха, торопливо подкалывая булавками подол.
- Сонечка, дорогая, как ты скажешь, так и будет. Ты же невеста, - Настасья Кирилловна отложила книгу и встала с кресла, - а вы что скажете, Володенька? Что-то вы сегодня все молчите и молчите…
- Что? О… Соня, платье замечательное, тебе очень к лицу…
Соня самодовольно улыбнулась своему отражению. Настасья Кирилловна обошла Соню кругом и одобрительно кивнула.
- Вы, милочка, не укорачивайте так подол, лучше пришейте воланы…
Володя сидел в кресле и безучастно наблюдал за происходящим. Его ничуть не волновало, достаточно ли рюшей на платье, хорошо ли смотрятся фестончики и не морщит ли на спине ткань. Его вообще не волновали эти свадебные приготовления. Когда Соня в сотый раз на дню принималась обсуждать с матерью фасон платья, список приглашенных на венчание и свадебное гуляние, у него начинала болеть голова.
Предложение пришлось сделать. Володя не мог наплевать на условности, а Соня все чаще заводила недвусмысленные разговоры. Она рассказывала Володе, как к нему благосклонны ее родители, хотя он и сам это видел. Но потом она с грустной улыбкой добавляла, что отчим, вероятно, убьет Володю, когда узнает, насколько близкие отношения связывают Соню и Володю.
И Володя досадливо краснел, сетуя на свое легкомыслие, и мысленно проклинал себя, Соню и тот день, когда он приехал в усадьбу и познакомился с Соней. Когда тянуть дальше уже стало невозможно, и Константин Петрович начал делать шутливые намеки, Володя сломался. И сделал предложение.
Начали готовиться к свадьбе – Соня хотела, чтобы их обвенчали до декабря.
С отцом Володя встречался очень редко. Его удивляло, что Павел Николаевич часто уезжает из Москвы, но вопросов он не задавал. Он знал, что отец занятой человек, и дела требуют его присутствия в разных местах.
Павел Николаевич, конечно, знал о готовящейся свадьбе. Он нанес визит Константину Петровичу и преувеличенно сердечно поздравил Соню с радостным событием. Сына же он похлопал по плечу и пожелал счастья. Но Володя видел, что слова отца были вынужденными, улыбка натянутой, а глаза так и остались холодными.
Но, впрочем, у Володи не было времени, чтобы как следует подумать над поведением отца. Он был юнкером Александровского военного училища, в которое поступил после гимназии, и не всегда имел возможность выйти из его стен. В училище была железная дисциплина, и ее нарушителей ждало суровое наказание.
Тем не менее, Володя на удивление часто обедал в доме Панаевых. Константин Петрович приглашал его, а когда Володе не удавалось прийти, искренне огорчался. Володя ему очень нравился, и он хотел видеть его чаще в своем доме.
В тот день, когда Володя первый раз услышал имя Натали в доме Панаевых, подходил к концу обед. Константину Петровичу принесли почту. Он невнимательно просмотрел конверты и велел положить их на журнальный столик в гостиной.
- Что-то от Натали никаких вестей… Я с начала учебного года три письма написал и ни на одно еще ответ не получил… - рассеянно сказал он, повернувшись к Настасье Кирилловне.
- Ответит еще, наверное, учебой занята, - небрежно отмахнулась она.
- Натали всегда отвечала… Может, что-то случилось?
- Ах, да брось! Она же в гимназии, в четырех стенах, что с ней может случиться? О другом сейчас надо волноваться…
Услышав имя Натали, Володя выпрямился на стуле и уже не пропускал ни слова из разговора Константина Петровича с женой. Соня не сводила с Володи взгляда.
- Все же, я думаю, надо мне съездить в Петербург и навестить Натали, - задумчиво произнес Константин Петрович, - да и про свадьбу надо ей сообщить, сестра ведь замуж выходит!
- Вы, конечно, знаете мою дочь Натали, - обратился он к замершему Володе, - вы с ней познакомились тогда же, когда и с Сонечкой - летом, в нашей усадьбе. А сейчас Натали в Петербурге…
Володя растерянно заморгал и с усилием улыбнулся.
- Д-да, я помню Наталью Константиновну… - выдавил он и почувствовал на себе сосредоточенный Сонин взгляд…
На следующий день Константин Петрович уехал в Петербург к Натали.

Примерка закончилась. Соня ушла переодеваться, а Володя остался в гостиной с Настасьей Кирилловной. Мать Сони ему совсем не нравилась. Вернее, ему не нравились ее высокомерие, надменность и томность, которую от нее унаследовала и Соня. Но от Настасьи Кирилловны сложно было отвести взгляд.
Хотя ей было уже за сорок, она сохранила свою необычную красоту, пленившую десять лет назад Константина Петровича и до сих пор обращавшую на себя взгляды.
Настасья Кирилловна слегка откидывала голову назад, и казалось, что она надменно вздергивает подбородок. Но это было оттого, что ее голову оттягивали густые темные волосы, уложенные на затылке в тяжелую замысловатую прическу.
Взгляд у нее был яркий, пронзительный, васильковые глаза удивительно сочетались со смугловатой кожей, но тяжелые веки делали взгляд Настасьи Кирилловны надменным. Ей словно было тяжело поднимать веки, и она смотрела, полуприкрыв глаза, смотрела свысока и надменно. Но за один благосклонный взгляд этих необычных синих глаз Константин Петрович был готов выполнить любой каприз Настасьи Кирилловны.
Она помогла ему быстро забыть первую жену, затмила ее своей яркой красотой и способностью умело справляться с обязанностями жены и хозяйки. Кроме того, она спокойно отнеслась к тому, что у Панаева была дочь и, в свою очередь, была безмерно благодарна ему за то, что он принял ее Сонечку.
Соню она любила до умопомрачения. Только рядом с Соней в ней проявлялись качества, которые другие люди не видели и не могли увидеть. Ее надменность и высокомерие куда-то исчезали, и Настасья Кирилловна говорила нежным грудным голосом, словно воркующий голубь, а васильковые глаза еще больше синели и улыбались.
К Натали же Настасья Кирилловна всегда была равнодушна. Она не старалась заменить ей мать, равно как и не старалась понять и полюбить молчаливую и мечтательную дочь Панаева. Натали была полной противоположностью ее Сонечки, и это отталкивало Настасью Кирилловну от падчерицы. Она не хотела любить никого, кроме своей дочери. А ради сониного счастья она готова была всем поступиться.
Когда Соня вернулась в конце лета из усадьбы, Настасья Кирилловна заметила, как изменилась дочь. По приезде она поступила на курсы, хотя, впрочем, могла и не продолжать образование. Теперь в доме все чаще звучало имя Володи Марковского, и Настасья Кирилловна с тайной досадой замечала, как у Сони блестят глаза, когда она говорит о Володе.
Что ж, когда-то же придется отпустить от себя дочь…
Настасья Кирилловна долго и ревниво приглядывалась к Володе. И от ее чуткого глаза не ускользнуло, что Володя держался с Соней довольно отстраненно, а уж в его взгляде любви не было и подавно. Володя не нравился Настасье Кирилловне. Но, похоже, Соня его любила, была счастлива, что он рядом с ней, а для Настасьи Кирилловны главным было счастье Сони. И она решила относиться к Володе благосклонно.
- Что-то Сонечки долго нет, - проворковала Настасья Кирилловна и посмотрела на Володю из-под полуопущенных век.
- Верно, не может выбрать, какое платье надеть, - снисходительно улыбнулся Володя.
- А вы все шутите, Володенька, - тихо засмеялась Настасья Кирилловна, - а когда вам в училище надо вернуться?
- От вас и пойду в училище. Мне один день дали, к вечеру надо быть.
- Вы так браво выглядите в этом юнкерском мундире, - Настасья Кирилловна растянула губы в улыбке и покачала головой, - Сонечка в восторге от вашего мундира…
- Ну что ты, мама, меня в краску вгоняешь! – Соня вошла в гостиную и села рядом с матерью напротив Володи.
- Я же шучу, Сонечка, шучу, - снова рассмеялась Настасья Кирилловна, но Володя выдавил лишь слабую улыбку.
- Что ж, оставлю вас. Поговорите наедине, а я в свою комнату пойду…
Когда Настасья Кирилловна вышла из гостиной и ее шаги затихли, Володя нерешительно поднял глаза на Соню. Он решил сказать ей то, о чем думал уже целую неделю.
- Соня, я хотел тебе сказать кое-что, пока не вернулся в училище…
- Что же, Володенька?
- Я… Меня не будет несколько дней, мне нужно уехать…
- Куда?
- В Петербург… с товарищем, - торопливо сказал Володя, - у него тетка умирает, письмо прислала, приехать просила… А у него в Москве никого из родных нет, а в Петербурге только та тетка осталась… Он и просил меня поехать с ним, поддержать…
По мере того, как Володя говорил, Соня все сильнее сжимала руки, сцепленные в замок. Ее пальцы побелели. Она молчала и ждала, что еще скажет Володя.
- Да и мой отец сейчас в Петербурге. Вдруг встречу его там.
- Тем хуже для тебя… - тихо пробормотала Соня под нос.
- Что? Ты что-то сказала, Соня?
- Я говорю – поезжай, вдруг еще кого встретишь со своим отцом…
- А кого я могу с ним встретить? – непонимающе улыбнулся Володя.
- Господи, Володя! – Соня широко распахнула глаза, - какой же ты наивный! Как ты думаешь, зачем твой отец с начала года ездит в Петербург едва ли не каждую неделю?
- У него там дела, он встречается с чиновниками…
Соня посмотрела на него с деланным удивлением и вдруг звонко расхохоталась.
Володя вздрогнул.
- Чему ты смеешься?
- Володя, Володя… Да разве ты не знаешь, что твой отец ездит в Петербург к моей сестре?
- Твоей сестре? Какой сестре?
- Володенька, у меня одна сестра – Натали. На-та-ли, - проговорила она по слогам, внимательно наблюдая за Володиным лицом.
Он все еще не понимал…
- Что ты хочешь этим сказать, Соня? – Володя растерянно смотрел на нее, а в голову уже лезли догадки.
- Как же ты не поймешь! Твой отец ездит в Петербург не для того, чтобы встречаться с чиновниками и решать государственные дела, а чтобы встречаться с моей сестрой. С моей сводной младшей сестрой, гимназисткой.
Володя вжался в кресло. Он понял все, что сказала Соня.
- Это еще в усадьбе началось, - продолжила Соня, - не знаю, когда именно, но ты уже был со мной. Ты был со мной, а она – с твоим отцом. Маленькая, наивная дурочка. А казалась такой неприступной, невинной…
- Замолчи, Соня… - тихо проговорил Володя. Но Соня его не слышала.
- Я же обещала, что еще посмеюсь над тобой. И я права была. То, что не досталось тебе, Володенька, досталось твоему… - Соня не договорила. Володя подскочил с кресла и подлетел к ней с перекошенным лицом.
- Замолчи, дрянь!
Соня резко отшатнулась в сторону, чтобы Володя не смог ее ударить.
- Не переживай так, Володя, на тебе лица нет, - насмешливо сказала Соня, - Поезжай в Петербург, найди ее. Может, и тебе достанется…
Володя сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Перед глазами словно металась белая плотная пелена. Он почти не видел Соню. Несколько секунд он стоял, нависнув над ней со сжатыми кулаками и побелевшим лицом. Потом молча развернулся и ушел.
Ночью Володя сел на скорый поезд до Петербурга. Он не спал всю ночь и слушал мерный перестук колес.
Сердце разрывала такая боль, что он едва мог дышать.

_________________
"С автором надо работать с нежностью сиделки в сумасшедшем доме" (с)
А.А.Беловицкая

_________________

И бережно держа,
И бешено кружа
Он мог провести её
По лезвию ножа...
(Алиночка( фин-фик "Сказка"))

Алён, супер прода! А кода будет дальше?

_________________
Моя любовь - моя жизнь.

так, я пока не по теме.
вы, девушка, сами попросили меня что-нибудь написать)))
сейчас сяду за чтение пропущенного - исправлю это сообщение

ну вот
ты мне испортила все романтическо-трагическое впечатление от прочитанные глав. я уже готовила такой комментарий.
на самом деле мой вынужденно-оматематизированный мозг уже плохо воспринимает все прекрасное. но что это прекрасно у него сомнений нет. мне очень нравится, что все написанное потрясающе реалистично. поведение героев, их чувства. мне нравится, что герои не льют слезы, не роняют платочки и не стреляются на дуэлях. мне нравится, что случаются браки по рассчету, связи не по любви. ну люблю я такие вещи читать, что поделаешь))
в общем, я жду продолжения (хотя ты мне вряд ли поверишь, учитывая, сколько я шла сюда, чтобы прочитать эту часть )

Соня конечно стерва, этого у нее не отнять. Ну, да и Володя хорошо, в каком-то отношении. Чесно говоря, ничего подобного от нее я не ожидала. жду продолжения, потому что эмоции до сих пор через край...

_________________